Виталий притягивал Маняшу к себе, и они лежали тесно, будто сливались в одно спелое продольное зерно в теплой почве. Запрокинув головы к увядающей небесной сини, вбирали в себя мощный нутряной запах земли. Ветер мягко сплетал светлые и темные кольца волос. Казалось, они двое жили и будут жить так вечно — старый дом с его спартанской обстановкой, серебристый предвечерний свет затянувшегося бабьего лета, тепло безмолвной близости. Не верилось в существование на земле другого мира, где постоянно что-то громко взрывалось, падало и поднималось в цене, где проводились выборы и производились военные ракеты. Тот мир чудился жалкой бутафорией на фоне этого, божественного и незыблемого, текущего в вечность. Все в этом маленьком сердце мироздания было прекрасно, подлинно и патриархально, все для них одних — простое и великое, как свет, хлеб и вода. Они нисколько не тяготились однообразием своих святых и грешных дней.
Но настал день, когда казавшаяся бесконечной половина месяца подошла к завершению. Настенный календарь предупредил Маняшу о завтрашнем приезде тети Киры. В календарь можно забить гвоздь, а в текучее время, увы, не забьешь, не остановишь его безжалостный бег. После ужина Виталий закрыл окна ставнями и заколотил новыми досками, словно поставил свежие кресты.
Последняя ночь преподнесла сюрприз, о котором как раз-таки беспокоилась тетя Кира, совсем не предполагая, какой судьбоносный виток она закрутила своей памяткой, оставленной рассеянной Маняше. Тетка будто что-то предчувствовала, поставив для пущей убедительности три восклицательных знака в приказе проверить дачу…
Очевидно, воры не сомневались, что в доме никого нет. Попробовали пройти цивилизованно, открыв секретный засов калитки, не сумели и перемахнули через штакетник палисада. Виталий услышал шаги и говор в сенцах, бесшумно подхватил у печи кочергу и замер у выключателя, собранный, как зверь перед прыжком. Маняша молниеносно накинула платье и встала за спинкой кровати, дрожа от страха, в то же время готовая сжать кулаки или распустить, точно гарпия, пальцы. Едва дверь растворилась и воры зашли, разлитый по дому электрический свет сразу их обезоружил. Они ринулись обратно, но выход уже перекрыли пружинистое тело Виталия и грозно поднятая кочерга. Наученные горьким опытом, похитители разом присели и закрыли головы руками.
«Бедные!» — горячо пожалела мазуриков Маняша. Сострадая кому-нибудь, она тотчас же забывала все причины и следствия, кроме самой этой острой жалости.
Кочерга резко опустилась…
Виталий не собирался пробивать чьи бы то ни было злонамеренные башки. Отставив свое орудие к стене, он развернулся и вздрогнул: между ним и воришками стояла яростная Маняша:
— Не тронь!
Он так изумился, что сделал нечаянный шаг навстречу, и Маняша сильно ударила его ладонью в грудь. Шлепок получился звонкий, как хлопок ладонь об ладонь. Добросовестная красная отметина отпечаталась на груди. Подслеповато щурясь, тати подняли головы и в ужасе уставились из-под скрещенных пальцев на странных жильцов вроде бы необитаемой дачи. «Ба, знакомые все…» — подумал и расслабился Виталий.
Жулики действительно оказались знакомыми. Причем не только ему, но отчасти до полусмерти перепуганной Маняше. Она съежилась, сообразив, что натворила, и Виталий зашелся в хохоте. Он хохотал, сгибался пополам, захлебываясь смехом, шумно вдыхал и, как сумасшедший, смеялся снова. Маняша стояла столбом. Щеки пылали, руку она растерянно вытянула в сторону. Преступную руку, посмевшую ударить любимого человека.
Виталий вытер выбитые смехом слезы. Слабый от него, не без труда приподнял замершую женщину под локотки, прижал к себе. Ласково прошептал в ухо:
— Эй, очнись! Все хорошо, заступница за мошенников! — и уже громко, с отзвуком веселой досады, крикнул: — Баста, карапузики, кончилися танцы! Мося, Кот, да отомрите же вы!
— Оба-на! Геолог! — хрипло и радостно заорал Мося, старик в кожаной куртке, распрямляя с треском баклажанные колени, все так же мелькающие в дырах штанов.
— Геолог? — не поверил везению Кот, второй бродяга с терновым лицом. Узнал Маняшу и стыдливо прикрыл рот: — Ой, мамочки, это вы, что ли?
Реакции Моей можно было позавидовать. Осклабив одутловатое лицо во всю щербатую челюсть, он широко развел руки:
— А мы тут ищем их, ищем… Наконец-то нашли! Ну, здравствуйте!
— Здорово, коли не шутишь, — усмехнулся Виталий, увертываясь от Мосиных объятий.
Старый бродяга ловко собрал разведенные руки в жест умиления и восторга:
— Пол месяца вас искали!
— Ну, присаживайтесь, — пригласил Виталий. — Рассказывайте, которая это по счету дача на вашем благородном поисковом пути…
— Зачем так сразу, Геолог? — жалобно проговорил Кот и, предваряя возможные возмущения, замахал руками. — Знаю, знаю, ты у нас самый честный, но войди в наше положение!
— Пойми, как нам хреново! — подхватил Мося. — Болт, падла, с хазы погнал, идти некуда. Думали здесь перекантоваться пока. Мы б ничего не взяли…
Прыткие лисьи глазки пробежались по дому, цепко схватывая детали. Вор не сумел скрыть разочарования:
— Да тут ничем и не поживишься, все барахло!
Несмотря на то, что визит незваных гостей не укладывался ни в какие рамки, Маняша согрела чайник, выставила на стол остатки съестных припасов. Старики не заставили долго себя упрашивать, скромно уселись и принялись за еду, стараясь не портить настроения даме громким чавканьем.
Маняша на них и не смотрела. Она уже не вспоминала о нежданном вторжении воришек, слишком занятая завтрашней разлукой с Виталием. А его чувства смешались. Он поглядывал на нее с открытым восхищением, постигая эту новую, неведомую женщину, в пугливости и беззащитности которой опять ошибся. Виталий признавался себе, что, вполне вероятно, мог быть третьим в грабительской экспедиции, не встреться ему Маняша… Эта мысль внезапно его потрясла. Тихая, кроткая Маняша храбро встала между ним и бродягами и не просто попыталась за них заступиться. Она, сама того не помышляя, встала между прошлой и нынешней жизнью Виталия.
От столь благополучной развязки неудачного похода, благодарности за хорошую еду и человеческое обхождение Кот размяк, разрумянился сквозь колючки и почти приручился.
— Вы здесь живете?
— Да, — подтвердил Виталий рассеянно. — Жили.
— До сегодняшнего дня, — пояснила Маняша. Помолчала и добавила: — А зимой, если хотите, поживите вы.
Она, конечно, прекрасно сознавала, какой страшный гнев тети Киры навлекает на свою неразумно осмелевшую голову, но почему-то не волновалась по этому поводу. На фоне главного — расставания — он был мелкотравчатым, почти ничтожным.
Пока старики, каждый в отдельности, безмолвно смаковали и со всех сторон обмозговывали внезапно свалившееся предложение, озадаченный Виталий с любопытством взглянул на Маняшу. Затем нахмурился и заявил, обращаясь, в частности, к Мосе:
— Без бардака. И если что-то пропадет…
