Книга Ведьма Черного озера, страница 54. Автор книги Андрей Воронин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ведьма Черного озера»

Cтраница 54

— Хорошая мысль, — повторила княгиня, — правильная. Где это видано, чтобы девица старинного рода шла под венец с проходимцем, с висельником? Такого никто не потерпит. Это надо и впрямь ума лишиться, чтоб на такое отважиться. После этого любой скажет, что она безумна и что без надлежащей опеки ей жить никак невозможно. Вот пускай они и венчаются, а уж после я найду способ открыть, кто таков ее муженек. А когда все откроется, ты, князюшка, и глазом моргнуть не успеешь, как сделаешься опекуном невменяемой княжны Вязмитиновой. То-то будет ладно! А там, глядишь, Господь над сироткой сжалится, приберет ее как-нибудь к себе, а мы ему, вседержителю, поможем, чем сможем...

Князь Аполлон Игнатьевич испуганно перекрестился, но Аграфена Антоновна этого не заметила: мечтательно закатив глаза, она смаковала детали только что родившегося плана. План этот нравился ей с каждой минутой все больше; особенно хорош он был тем, что позволял без особых хлопот превратить полное поражение в решительную викторию и одним махом подгрести под себя и миллионное вязмитиновское состояние, и то, ради чего пан Кшиштоф Огинский маялся на берегу Черного озера.

Блистательные перспективы, развернувшиеся перед княгиней, настолько захватили ее воображение, что она не обратила внимания на уход князя Аполлона Игнатьевича. Она более не нуждалась в собеседнике; к тому же близился час, когда князь в полном одиночестве совершал свою ежедневную прогулку по окрестностям усадьбы.

И верно, через минуту за приоткрытым по случаю жары окном послышался его негромкий голос, велевший конюху закладывать коляску, а спустя еще какое-то время княгиня услыхала шум отъехавшего от крыльца экипажа. Ей показалось, что лошадь как-то непривычно резво взяла с места в карьер, но Аграфена Антоновна не придала этому значения, целиком погрузившись в приятные предвкушения грядущего триумфа.

Глава 10

Князь Аполлон Игнатьевич обыкновенно правил своей коляской сам; это было одно из немногих доступных ему удовольствий, помимо редких посещений клуба, где он не играл, а только наблюдал со стороны за тем, как играют другие, да вечернего пасьянса, который князь раскладывал в своей тесной спаленке при свете одинокой свечи.

Вот и сейчас, разобрав вожжи, он выехал за ворота курносовской усадьбы, не сопровождаемый никем, кроме одинокого слепня, который увязался за его лошадью. Слепень вскоре отстал, и Аполлон Игнатьевич получил возможность в полной мере насладиться тишиной, одиночеством и быстрым движением — словом, своею ежедневной прогулкой, которую он начинал ждать, едва открыв поутру глаза.

В последнее время существование Аполлона Игнатьевича сделалось невыносимым. Изо дня в день, из часа в час князя одолевала безысходная тоска, в коей ему не виделось ни единого просвета. Сварливый нрав супруги и агрессивную глупость дочерей еще можно было терпеть, живя в богатстве и роскоши; тогда, в ушедшие безвозвратно счастливые времена, их можно было и вовсе не замечать, удалившись в конец огромного дома, а то и уехав в клуб. Ныне, когда княгиня и дочери не упускали случая обрушить на Аполлона Игнатьевича ворох язвительных и в основном справедливых обвинений, он был лишен возможности укрыться от их злобы, так что прогулки по окрестным полям и перелескам сделались для него единственной отдушиной.

Впрочем, от тягостных раздумий нельзя было спрятаться даже здесь. Это могло показаться странным, но князь Аполлон по-своему любил дочерей и даже жену. Теперь, когда прежняя его жизнь рухнула как карточный домик, князь запоздало осознал свою ответственность за судьбу домочадцев. Увы, исправить положение было уже не в его силах; князю оставалось лишь молчаливо страдать, терпеливо снося насмешки и унижения, коим подвергали его домашние. Да, это он, он один был во всем виноват, он превратил свою жену в нищенку, а дочерей — в бесприданниц, обреченных на унизительную участь старых дев, всеми забытых и никому не интересных. Прощения ему не было, да он его и не искал, хорошо понимая, что от Аграфены Антоновны и княжон прощения не дождешься.

Мысли о самоубийстве, столь часто посещавшие князя в начале его мытарств, более к нему не возвращались. Еще зимою Аполлон Игнатьевич непременно пустил бы себе пулю в висок, если бы у него достало на это духу. Но общеизвестная мягкость его характера, как водится, имела обратную сторону: князь был робок и даже трусоват, и ему так и не удалось заставить себя спустить курок.

Теперь же он полностью смирился со своим позором, полагая его справедливой карой за прежний расточительный образ жизни. Все чаще князь размышлял о грехе и искуплении, благоразумно оставляя плоды этих размышлений при себе. Княжна Вязмитинова, пожалуй, нашла бы эти размышления здравыми и даже благородными, но с княжною Аполлон Игнатьевич по понятным причинам не общался. В последний раз они виделись во время того визита, который завершился столь непонятной ссорой между Марией Андреевной и Аграфеной Антоновной.

Впрочем, после сегодняшнего разговора с супругой эта ссора перестала казаться Аполлону Игнатьевичу непонятной. Если бы он дал себе труд задуматься, все сделалось бы для него ясным давным-давно; но в том-то и беда, что последние месяцы Аполлон Игнатьевич прожил словно бы в тумане.

Однако теперь с его глаз будто спала пелена; услышанный им рассказ бледного шпиона расставил смутные догадки по местам, а последовавшие вслед за тем рассуждения Аграфены Антоновны окончательно убедили князя в том, что его супруга не в себе. Она, несомненно, готовила ужасное злодейство. Более того, сегодня Аполлон Игнатьевич с полной ясностью понял то, о чем догадывался уже давно: это было не первое злодейство, совершенное его женою. Смерть графа Бухвостова, несомненно, была на ее совести. Убийство совершил этот ее лакей, Савелий, появившийся неизвестно откуда и периодически исчезавший — опять же неизвестно куда. Да, убил он, но задумала преступление Аграфена Антоновна, ибо только ей оно могло принести выгоду.

«Пустое, — думал Аполлон Игнатьевич, торопя ленивую крестьянскую лошаденку, — это все пустое. Неважно, кто задумал, неважно, кто убил. Я один во всем виноват. Кабы я не спустил все наше состояние, Аграфене Антоновне и в голову бы не пришло ничего подобного. Это я превратил ее в чудовище, своими собственными руками сделал из светской дамы, княгини, любимой своей жены убийцу. Господи, прости ее! Если надобно кого-то покарать, покарай меня — вот он я, прямо пред тобою. Она же безумна, пощади ее!»

Впрочем, Аполлон Игнатьевич был достаточно опытен, чтобы не уповать только на одни молитвы. Небесное правосудие бывает медлительным; зная это, князь решил наконец вмешаться в земные дела, дабы предотвратить готовящееся злодеяние и не дать Аграфене Антоновне взять на душу еще один грех. Поставить жену в известность о своем намерении он, конечно же, не отважился. Поэтому Аполлон Игнатьевич решил отправиться к княжне и предупредить ее обо всем. Хорошо сознавая, что поступок этот навлечет на его голову неисчислимые бедствия, князь тем не менее не собирался отказываться от своего намерения. Он думал пасть перед Марией Андреевной на колени, рассказать ей все без утайки и со слезами умолять о прощении. Он знал, что княжна великодушна и добросердечна; она, несомненно, согласилась бы замять эту историю в обмен на обещание Аграфены Антоновны более не вредить ей.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация