Он горестно махнул рукой. Говорил генерал Заточный совсем
тихо, еле слышно, и от этого казалось, что он не сердится, а сокрушается и
вот-вот заплачет. Мукиенко даже на какое-то мгновение стало неловко, мол, как
же так, расстроил человека, чуть не до слез довел. Но в следующее мгновение он
спохватился, сообразив, что генерал просто использует очередное «секретное»
оружие, о котором тоже знали все и все равно попадались. И он, Мукиенко, чуть
не попался.
– Кто ведет дело об убийстве Агаева? – спросил генерал.
– Петровка забрала. Но поскольку Агаев не москвич, наверное,
создадут группу, кого-нибудь из главка привлекут. Тем более что там фигурирует
наш Платонов.
– Я вот что думаю, Артур, – по-прежнему тихо продолжал
Заточный. – Если Платонов действительно продался, это, конечно, плохо, это
мы с тобой проморгали, но знать об этом всем окружающим совершенно
необязательно. Тяжелые болячки надо пересиживать в карантине. Согласен?
Мукиенко молча кивнул, еще не понимая, куда ведет генерал.
– Если же твой Дмитрий чист, то надо костьми лечь, но помочь
ему оправдаться. Не надеяться, что это сделают добрые дяди с Петровки, а
приложить к этому максимум усилий. Поэтому нужно сделать так, чтобы в группе по
расследованию убийства Агаева работал человек, которому мы с тобой можем
абсолютно доверять. Этот человек должен, во-первых, быть настоящим
профессионалом, чтобы суметь объективно разобраться в этой поганой истории, и,
во-вторых, не желать Платонову зла, не иметь на него зуб. Есть у тебя такой
человек на примете?
– Нет, Иван Алексеевич. Вы сами сказали, я здесь недавно,
людей плохо знаю.
– Тогда я сам выберу. В соседнем главке есть подполковник
Русанов. Я знаю, что они с Платоновым очень дружны, причем знают друг друга
много лет. Если у тебя нет на примете никого лучше, я буду добиваться, чтобы с
Петровкой сотрудничал именно он. Он крепкий сыщик, умница. Если Платонова можно
спасти, он это сделает. Ну а уж если нельзя…
Заточный снова тихонько вздохнул, потер рукой лоб и
посмотрел на Мукиенко так, словно тот был его задушевным другом и сейчас он,
генерал Заточный, собирается поделиться с ним самым сокровенным.
– Если нет, то можно надеяться, что грязь, которую он
накопает, не полетит во все стороны радужными брызгами. Русанов умеет держать
язык за зубами, много раз проверено. Ему сказать – все равно что в могилу. На
него можно положиться. Ну как, Артур? Принимается?
– Конечно, Иван Алексеевич. Спасибо вам, – благодарно
произнес полковник. – Я знаю, я виноват, признаю.
– Перестань, – поморщился Заточный. – Ошибки
исправлять надо, от битья себя в грудь еще никому легче не стало. Не казнись,
Артур, Платонов твой сам сглупил, если не виноват, так нечего было сбегать. Он
тебе как-нибудь объяснил происхождение денег на счету фирмы своей жены?
– Он сказал, что ничего об этом не знает.
– Совсем ничего?
– Совсем. В первый раз слышит.
– Вот это уже плохо. Ладно, Артур, будем прорываться. В
розыск Платонова объявили?
– Так точно. Сегодня утром видел ориентировку.
– Шустрые! – недобро усмехнулся генерал. –
Конечно, в кармане убитого телетайпограмма лежит от какого-то Платонова из МВД
с вызовом в Москву, а сам Платонов неизвестно где. Немудрено, что его первого
подозревают. Дерьмо! Жена-то его что говорит?
– Говорит, что пришла вчера с работы, а на автоответчике
запись, мол, срочно уезжаю в командировку, когда вернусь – не знаю, буду
звонить.
– Явочные и конспиративные квартиры Платонова проверили?
– Пусто. Засады оставили.
– Любовница есть?
– Есть, тоже проверили. Она ничего не знает. Он и машину
свою возле министерства оставил.
– Да? Значит, не дурак, – устало констатировал
Заточный. – Ну что ж, будем надеяться на Русанова. Пусть уж лучше он его
покрывает, все равно сыщики с Петровки улик нароют выше крыши, но, уж если
Платонов не виноват, Русанов его вытащит. В этом я уверен.
Генералу Заточному понадобилось всего два с половиной часа,
чтобы в состав следственно-оперативной группы, созданной для раскрытия и
расследования убийства капитана Вячеслава Агаева, был включен старший
оперуполномоченный Главного управления по борьбе с экономическими
преступлениями подполковник Сергей Русанов.
2
Юрий Ефимович Тарасов разваливался на кусочки, и Насте никак
не удавалось собрать из этих кусочков единый цельный образ. Портрет погибшего
ускользал от нее, никак не желая принять хоть какую-то определенную форму.
Насте все время мешали две вещи: откровенная невоспитанность и бесцеремонность
Тарасова и наличие в его квартире трех восточноевропейских овчарок. И то и
другое было доказано и не являлось плодом чьего-то воображения, поэтому фактами
этими пренебрегать было нельзя. В то же время все остальные черты личности Юрия
Ефимовича должны были улечься в пространство между этими двумя вешками. А они
почему-то не укладывались.
Зачем человеку, живущему не в собственном загородном доме, а
в городской квартире, три крупные служебные собаки? Для продажи щенков? У
Тарасова все трое – мальчики, кобели. Для охраны? Достаточно одной, зачем же
три собаки?
Возможно, он замешан в каких-то очень и очень серьезных
делах, жизнь его подвергалась риску постоянно. Тогда понятно, почему у него
больше чем одна собака. Пока гуляешь с собакой, твоя квартира остается
незащищенной, и, вернувшись с прогулки, всегда есть риск нарваться либо на
гостей, либо на взрыв. С собаками можно гулять по очереди, тогда квартира
всегда будет под надежной охраной. Ну, хорошо, объяснение для двух овчарок она
нашла. Но три?! Куда ему три-то?
Возможно, он сумасшедший собачник. Возможно, он помешан на
овчарках. В конце концов, у каждого человека в голове живет свой таракан. Но
тогда непонятно, откуда такое патологическое стремление к чистоте и порядку.
Иметь в городской квартире трех огромных линяющих собак, таскающих на лапах
грязь с улицы, постоянно готовить им еду, лавировать между тремя подстилками и
шестью большими мисками (три для еды, три – для питья) – это значит жить в
постоянном беспорядке. Убежденный принципиальный чистюля никогда не заведет в
квартире трех больших собак. Юрий Ефимович Тарасов – владелец трех овчарок
никак не совмещался с Тарасовым, носящимся по протокольному отделу с тряпкой и
чистящим порошком. Человек, кидающийся ко всем подряд с дурацкими непрошеными
советами, болтающий целый день не закрывая рта, плохо соединяется с
представлением о человеке, живущем в постоянной опасности и содержащем для
своей охраны трех злобных сторожевых собак. Все время что-то не сходится. Как
ни вертела Анастасия Каменская факты, как ни крутила, но все время что-то было
не так.
Игорь Лесников занимался проработкой вопроса о том, могут ли
посторонние проходить в здание Совинцентра. Результаты его трудов тоже были
малоутешительными: по правилам человек, не работающий в Совинцентре и не
живущий в одной из трех гостиниц, мог пройти в здание только при наличии
пропуска, заказанного специально для него. Но правило это практически не
соблюдалось. Любой сотрудник Совинцентра мог, предъявив собственный пропуск,
кивнуть на своего спутника и с магическими словами «Это со мной» провести в
здание кого угодно. Более того, существовало несколько неконтролируемых или
плохо контролируемых входов, в частности, через гараж. Одним словом, ограничить
поиски убийцы только зданием Совинцентра никак не удавалось. Через бюро
пропусков убийца пройти не мог, так как бюро открывается только в половине
десятого, а убийство Тарасова совершено в промежутке от восьми тридцати до
восьми сорока пяти. Он мог пройти по собственному пропуску, если работал здесь
же, или с кем-то из сотрудников, или через неконтролируемый вход. Ох, велика
ты, Россия-матушка, и народу на земле твоей живет много. А тот, кто убил Юрия
Ефимовича, может быть, и вовсе чужестранец, их в гостиницах-то, почитай, три
тысячи человек проживает.
