– Сейчас, – Кира наморщила лоб. – 47 процентов –
это примерно половина, половина от четырех десятых грамма – две десятых. Если
из каждого килограмма отходов «Вариант» может извлекать по две десятых грамма
золота, то, чтобы получить один грамм, нужно купить 5 килограммов отходов.
Стало быть, из пяти килограммов можно извлечь золота примерно на десять
долларов, поэтому цена за килограмм не должна превышать двух долларов, иначе
будет невыгодно. А если на самом деле в отходах на каждый килограмм приходится
целый грамм золота да технология позволяет извлекать 86 процентов, то цена
одного килограмма отходов должна быть восемь долларов шестьдесят центов, не
больше. Я не обсчиталась?
– Кира, ты не только красивая, но и умная. Теперь вспомни,
что добрые дяди из администрации завода делают существенную скидку фирме
«Вариант» за то, что она платит наличными, и берут с нее не два доллара, а
всего один за килограмм отходов. В результате «Вариант» покупает отходы по цене
в восемь раз меньшей, чем тут же перепродает за рубеж. В восемь раз! Ты
понимаешь, какие это огромные прибыли? И вот о таких веселых праздниках
длинного доллара мне и поведал Славка Агаев, пока я вез его в машине на
Таганку, где живет его дядька. Документы по золоту я у него забрал, а по
приборам – ему оставил. Высадил его у дома, руку пожал… И все.
– Что – все? – не поняла Кира.
– Убили его. Похоже, прямо в подъезде, где его родственник
живет. Теперь, Кира, мы подходим к самому главному. Это все только присказка
была. Вчера днем вызывает меня мой новый начальник и говорит, что гражданин
Сыпко, неуемный наш народный мститель, снова бумагу на меня накатал, что, мол,
бездельник я и обманщик, он свое дело сделал, в известность компетентные органы
поставил, а органы спят и просыпаться не собираются, не иначе как взятку взяли
за то, чтобы спать крепче. Начальник вызывает меня к себе и начинает задавать
вопросы, требует все документы по проверке уральского завода показать. А я-то
понимаю прекрасно, что когда дело о ТАКИХ прибылях идет, то все на самом верху
завязано и верить никому нельзя, даже собственному начальнику. Кто угодно может
оказаться предателем и провокатором, а особенно если человек новый, то всегда
есть опасность, что специально назначенный. Ведь Юрий Ефимович мой как раз
таким и был. В общем, документы по золоту показывать нельзя даже под страхом
смерти. Столько сил и времени потрачено на это дело, что с дурна ума загубить –
прощения мне не будет. И потом, я же о Славке в тот момент подумал. Я был
уверен, что он уже в свой Уральск прилетел. Представляешь, ему, молодому
оперативнику с периферии, такое дело поднять! Я и так в главке, мне дальше
двигаться некуда, но и то обидно дело сгубить, а Славке-то еще расти и расти,
ему карьеру делать надо. Короче, уперся я в тот момент рогом и бормочу что-то
невнятное, только чтобы документы начальнику не показывать. И вдруг он мне
объявляет, что на счет фирмы, где работает моя жена, перечислено двести
пятьдесят тысяч долларов. И знаешь, от кого? От фирмы «Артэкс». Предсмертный,
можно сказать, подарочек. Якобы за то, чтобы я дело замарафетил и потихоньку
развалил. Я еще в себя прийти не успел от такой новости, а начальник мне
сообщает, что Слава Агаев убит. Видели, как мы вместе из министерства вышли, в
машину мою сели, а через полчаса его нашли на улице Володарского мертвым. И
документов по приборам при нем не обнаружили. И смотрит на меня мой начальник
нехорошими глазами. И понимаю я, что обвиняет он меня во взяточничестве и
убийстве, и как мне от этого отмыться – не представляю. Откуда деньги у жены на
фирме – ума не приложу. Кто Юрия Ефимовича убил? Кто Славика зарезал? И времени
на все про все у меня – десять минут. Вышел я из кабинета начальника, якобы к
себе пошел за документами по Уральску, а сам бегом к выходу – и в метро. К
вечеру меня, наверное, в розыск объявили, ну уж к сегодняшнему-то утру – наверняка.
Выехать из Москвы я не могу, да и не хочу, потому что хочу в первую очередь не
только отсидеться, но и разобраться, что же вокруг этого дела происходит. Алиби
на момент убийства Славки у меня нет. Я в это время в машине ехал один.
Доказать, что не знаю про деньги от «Артэкса», я не могу. Как только меня
обнаружат, сразу же запрут в камеру, и тогда я уже ни в чем не разберусь и
ничего не докажу, потому что тогда документы по золотым отходам попадут в
чьи-нибудь руки, и все дело рухнет, как карточный домик. А мне жалко. Когда с
делом столько возишься, начинаешь относиться к нему как к продукту своего
творчества. И потом, я же нормальный человек, в тюрьму-то я идти в любом случае
не хочу. Вот с такой бедой я и ехал в метро, когда ты меня увидела. Как тебе мой
рассказ?
– Ничего.
Кира замолкла и принялась соскребать ложечкой остатки
варенья из розетки, потом сунула ложку в рот, слизнула варенье, постучала
мельхиором по мелким ровным зубкам.
– И в чем ты видишь мою роль?
– Ты должна стать моим голосом, моими ушами и моими глазами.
Я не могу выходить из дома, потому что меня ищут. Я не могу никуда звонить из
твоей квартиры, потому что велика опасность, что у моего абонента стоит
определитель номера, после чего вычислить адрес, где я нахожусь, – дело
трех минут. Поэтому звонить будешь только ты и только из автоматов, причем из
разных частей города. Будешь говорить то, что я попрошу, и передавать мне то,
что тебе ответят. Будешь ездить туда, куда я скажу, и рассказывать мне, что ты
там видела. Для этого тебе и придется взять отпуск.
– Угу, – кивнула Кира. – А что все это время
будешь делать ты? Я буду ходить, звонить, смотреть, разговаривать, а ты что
будешь делать?
– А я… – Платонов пожал плечами, потом оглядел кухню и
улыбнулся. – Хочешь, я тебе квартиру отремонтирую? Я все умею: и потолки
белить, и обои клеить, и плитку класть могу, полы отциклевать, стены
штукатурить. Если ты достанешь все материалы, я сделаю ремонт. Хочешь?
Дмитрий не лгал. Он действительно все это умел, и умел
хорошо. За его плечами была не одна отремонтированная квартира, хозяйками
которых были одинокие женщины «чуть за сорок». Платонов умел быть благодарным и
не терпел нахлебничества.
2
Дмитрий повернулся на другой бок, и раскладушка под его
массивным телом страдальчески заскрипела. Кира постелила ему на кухне после
того, как он заявил ей:
– Я совсем потерял голову от тебя, но это не означает, что я
буду вести себя как грубая скотина. Ты просто запомни: я очень хочу в одну
постель с тобой, но сделаю это только тогда, когда ты сама захочешь, ни минутой
раньше. Я не хочу ставить тебя в сложное положение, поэтому больше возвращаться
к этому вопросу не буду. Если когда-нибудь ты захочешь, ты скажешь мне об этом.
Договорились?
Женщине ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Платонов повторял эту фразу множество раз в своей жизни, и она, как правило,
срабатывала именно так, как ему было нужно. Женщина чувствовала себя
привлекательной и желанной, что было немаловажно для поддержания ее хорошего
отношения к Диме, но в то же время делать первый шаг обычно было трудно.
Приглашение в постель оттягивалось, и это было ему на руку. Случись такая
необходимость, Платонов мог бы продемонстрировать свои сексуальные достоинства
любой женщине независимо от ее возраста и внешности, с этим у него проблем не
было, но по возможности он все-таки старался этого избегать. Главным было
создать атмосферу, убедить свою временную помощницу в том, что он ее хочет, но
терпеливо ждет, создавая при этом совершенно незаметные, но абсолютно непреодолимые
препятствия к тому, чтобы она сама заявила о своем желании. Для этого надо было
играть роль целомудренного романтика, для которого душа важнее телесных
радостей, и Платонову такая роль всегда вполне удавалась. Конечно, исполнять
«мужские» обязанности по отношению к гостеприимной хозяйке ему рано или поздно
приходилось, и он делал это хорошо и не без удовольствия, искусство состояло
лишь в том, чтобы оттянуть сей момент поближе к концу знакомства.
