– Да?
– Скажите Димке, что все очень плохо. Его усиленно ищут,
ориентировки разосланы во все ОВД, у всех есть его фотография. Я не знаю, где
он прячется, да и не надо мне этого знать. Пусть сидит в своем убежище и носа
не высовывает. Когда напряжение спадет, я предупрежу, а пока пусть даже и не
думает появляться на улицах. И еще скажите ему, что я не верю в разговоры о его
виновности. Меня включили в группу по расследованию убийства парня из Уральска,
так что я буду держать руку на пульсе. Я его спасу. Вы ему передайте, ладно?
– Хорошо, я передам.
Повесив трубку, Кира вышла из телефонной будки, села в
троллейбус, идущий по Садовому кольцу, и поехала к станции метро. До дома было
не так уж близко, но Дима специально просил ее звонить из центра, лучше всего –
откуда-нибудь с Садового кольца. Случись невероятное и попади Кира с первого же
раза на прослушивающийся телефон, милиция за три минуты не доберется до нее:
Садовое всегда забито машинами, там на каждом перекрестке пробки.
Войдя в квартиру, она не услышала ничего, кроме абсолютной
тишины. Ни звука, ни шороха. Ее гость ушел?
– Дима? – неуверенно позвала она.
В ответ – ничего. Молчание. Кира быстро скинула сапожки и,
не снимая плаща, прошла на кухню. Платонов спокойно стоял в углу и наблюдал за
дверью.
– Почему ты не отзываешься? Я уж испугалась, что ты ушел.
– Я должен был быть уверен, что ты пришла одна, – тихо
ответил он.
– Ты что, не доверяешь мне? – возмутилась Кира.
– Прости, но ведь и ты вчера потребовала, чтобы я предъявил
тебе свои документы. А вдруг ты встретила на улице подругу или соседку, и они
пришли вместе с тобой одолжить спички или соль? А завтра весь дом будет знать,
что у Киры живет незнакомый мужчина.
– Ты считаешь меня полной дурой? – обиженно спросила
она. – Думаешь, у меня в голове полторы извилины, и я потащу домой первую
попавшуюся приятельницу, чтобы похвастаться новым мужиком?
– Что ты, нет, конечно, – миролюбиво сказал Платонов,
усаживаясь за стол и доставая сигареты. – Просто я слишком хорошо знаю,
из-за каких пустяковых случайностей может сорваться тщательно обдуманный
замысел. Соседка, например, может оказаться жутко навязчивой и притащиться к
тебе в квартиру, несмотря на твое сопротивление. Да мало ли… Ну, рассказывай.
Кира коротко доложила ему о двух телефонных звонках.
– Вечером тебе придется поехать в центр еще раз. Отвезешь на
вокзал документы, положишь в сто двадцать седьмую ячейку…
– В двадцать седьмую, – поправила его Кира.
– Я сказал, в сто двадцать седьмую. Завтра утром позвонишь
Русанову, извинишься и скажешь, что ошиблась.
– Но почему, Дима? Ты же говорил, что Русанов – твой друг.
Ты ему не доверяешь?
– Дорогая моя, когда на тебе повиснет обвинение во взятке и
двух убийствах, ты сама себе доверять перестанешь. Будешь сидеть и думать: я же
точно помню, что денег не брала и людей не убивала, но ведь в милиции тоже не
дураки сидят, и, если они меня так серьезно подозревают, значит, у них есть
веские доказательства. Так, может, я и правда все это сделала, только не помню?
Короче, вечером надо положить документы в камеру хранения, потом позвонить
Казанцеву. Он будет называть тебе имена и телефоны, записывать ничего нельзя, надо
все запомнить. Сумеешь?
– Постараюсь, – усмехнулась Кира.
– Да уж постарайся, пожалуйста. После разговора с Казанцевым
сразу же перезвони сюда, два сигнала, потом три, потом четыре, потом я сниму
трубку, буду точно знать, что это ты. Перескажешь мне, что сумел узнать
Казанцев, и тогда я, может быть, попрошу тебя позвонить еще раз.
– А завтра я тебе буду нужна?
– Возможно. У тебя какие-то планы?
– Я же говорила тебе, мои родители живут постоянно на даче,
и я каждые выходные должна привозить им продукты. Но это, во-первых, не на
целый день, я могу не оставаться там, а просто отвезти сумки и сразу же
вернуться, а во-вторых, если я тебе действительно нужна целый день, то я могу
уехать сегодня поздно вечером, с последней электричкой, а завтра рано утром вернуться.
Ведь ночью я тебе не нужна, верно?
– Кира, ты делай, как тебе удобно, – смутился Платонов.
Конечно, он предпочел бы, чтобы она уехала вечером и
вернулась утром. По крайней мере, он смог бы спокойно выспаться, не
прислушиваясь к шорохам, доносящимся из комнаты, и не вздрагивая каждый раз,
когда ему покажется, что Кира собирается встать с постели и пойти к нему на
кухню. Платонов мысленно еще раз удивился тому, что эта красивая и явно
неглупая женщина не пробуждает у него влечения. Неужели он настолько выбит из
колеи, что может думать о молодой привлекательной женщине только как о
помощнице, опоре в беде, хозяйке временного пристанища?
– Ладно, посмотрим, как вечером ситуация будет
складываться, – решила она. – Может, вообще все закончится
благополучно, и ты сможешь уйти домой.
– Об этом и не мечтай, – усмехнулся Платонов. – В
таких делах быстрого результата не бывает, эта морока надолго.
– Как – надолго?
Платонову вдруг показалось, что Кира напряглась. В ее темных
глазах он снова увидел разгорающееся пламя и снова не смог понять, что же это
за пожар полыхает в ней. Вчера она, как деликатная и гостеприимная хозяйка, не
спросила его, сколько времени он предполагает жить в ее квартире. Человек попал
в беду и нуждается в помощи, и, уж коль ты добровольно предлагаешь ему эту
помощь, как-то неприлично спрашивать, надолго ли. Сегодня, остыв и поразмыслив,
она, конечно, хочет более определенно понимать перспективу. Возможно, ее
свобода – временная, а через какое-то время должен приехать ее постоянный
мужчина, и присутствие в квартире Дмитрия Платонова окажется совсем некстати.
– Не меньше недели, – твердо ответил он. – И давай
договоримся с тобой сразу, Кира. Я счастлив, что встретил вчера тебя и что ты
выразила готовность мне помочь, но я отношусь к этому как к неожиданному и
незаслуженному подарку судьбы, который судьба же имеет право отнять у меня в
любой момент. Я хочу сказать, что, как только мое присутствие в твоем доме
станет тебя хоть чуть-чуть обременять, причинит тебе хотя бы малейшее
неудобство, я немедленно уйду и оставлю тебя в покое. При этом я не буду
думать, что ты, злая и жестокая, выгнала меня, несчастного и попавшего в беду,
на улицу. Я буду благодарить тебя за все, что ты для меня сделала, и считать
себя твоим должником до конца моей жизни.
Огонь в ее шоколадных глазах потух, они снова стали
спокойными и матовыми. Она молча стала разогревать обед, то и дело улыбаясь
Дмитрию. Он почувствовал себя удивительно спокойно и уверенно рядом с этой
улыбающейся уравновешенной женщиной.
Внезапно она прервала молчание:
– А почему ты уверен, что сто двадцать седьмая ячейка будет
свободна?
