А если Агаев узнал про деньги, но ничего Платонову не
сказал? А почему, собственно? Не доверял ему? Хотел сам проверить? Тогда очень
важно понять, откуда вообще появилась эта пресловутая бумажка: привез ли Агаев
ее с собой из Уральска или получил от кого-то уже здесь, в Москве?
Настя еще раз проверила все передвижения Агаева по минутам.
Выходило, что времени на заезды куда-нибудь по пути из аэропорта на Житную, в
министерство, у него не было. Если только его не встречал кто-то в аэропорту.
Кто-то, кто и отдал ему эту полоску бумаги с реквизитами банковского счета,
отрезанную от детского альбома.
Она попыталась представить себе самый естественный путь, по
которому столь серьезная банковская информация может соединиться с невинной
ребячьей принадлежностью. Картинка сложилась быстро и легко. Человеку звонят домой
и говорят: записывайте. Он хватает первое, что подворачивается под руку,
например, альбом сынишки или дочки, записывает с краю листа цифры и буквы, а
после окончания разговора аккуратно отрезает полоску ножницами. Да,
по-видимому, так все и было. Если бы человек этот звонил сам, то приготовил бы
для записи более подходящий листок, например, блокнот или записную книжку. А
если бы разговор состоялся по служебному телефону, а не по домашнему, то откуда
бы взялся детский альбомчик?
4
В субботу Кира поднялась рано и стала собираться за город, к
родителям. Платонову пришлось тоже встать, так как расставленная на кухне
раскладушка мешала Кире подойти к плите, чтобы вскипятить воду для кофе.
Дмитрий наблюдал, как она разглаживает на столе и складывает в маленькие
квадратики черные нейлоновые сумки, свободно умещающиеся в карманах ее
просторной куртки.
– Мне повезло, что прямо возле вокзала есть огромный
гастроном, который работает без выходных с восьми утра до девяти вечера. По
крайней мере, мне не нужно тащить продукты через всю Москву, я их покупаю прямо
перед электричкой.
Она быстро выпила кофе и ушла в ванную одеваться. Пуговицы
халатика стукнули о металлопластик стиральной машины, затем послышался
характерный звук застегиваемой металлической «молнии» – Кира надевала джинсы.
Несколько раз пшикнул спрей-дезодорант, в этот момент Платонов попытался
представить себе стройную подтянутую фигуру женщины, стоящей перед зеркалом в
одних джинсах и надевающей бюстгальтер. Перед его мысленным взором появились
заведенные за спину руки, соединяющие разъемы пластмассовых застежек,
отражающаяся в зеркале упругая красивая грудь, туго стянутые джинсами «стретч»
мускулистые бедра. Женщина была несомненно красива. Но еще более несомненным
было то, что она не вызывала у Платонова никаких «посторонних» мыслей.
«Неудивительно, – подумал Дмитрий. – В таком дерьме, в каком я
оказался сейчас, мне еще бывать не приходилось. Хорошо еще, что я сохраняю
способность что-то соображать. На секс у организма сил уже нет».
Он машинально продолжал прислушиваться к доносящимся из
ванной звукам. Сочный звук открывающегося замка на магнитной присоске – Кира
что-то достает из зеркального шкафчика, висящего на стене. Сухое шуршание,
происхождение которого так и осталось для Платонова невыясненным. Щелчок
металлической заколки, которой Кира убирает в узел на затылке свои тяжелые
густые волосы.
Наконец она вышла в прихожую и стала одеваться. Глядя на ее
задумчивое и немного грустное лицо, Платонов внезапно ощутил прилив нежности к
этой тихой женщине, взвалившей на себя огромную и опасную ношу помощи попавшему
в беду сыщику. Под влиянием порыва он шагнул к ней, обнял за плечи, прижался
щекой к ее волосам.
– Возвращайся скорее, хорошо? – шепотом попросил
он. – Я буду тосковать без тебя.
– Хорошо, я постараюсь, – так же шепотом ответила она.
Дмитрий почувствовал, как напряглась ее спина, словно она
хотела отпрянуть от него, но огромным усилием воли сдерживалась.
– И будь осторожна, Кира.
– Хорошо, я постараюсь, – повторила она.
– Кира, я дурак, я все делаю неправильно, – произнес
Платонов неожиданно для себя. – Когда ты вернешься сегодня вечером, все
будет по-другому. Я тебе обещаю. Все будет по-другому.
Он и сам не понимал, о чем говорил сейчас, он не знал, что
именно делает неправильно и что именно будет по-другому, просто он инстинктивно
чувствовал, что должен это сказать, а уж о том, как выполнить обещанное, он
подумает. У него впереди целый день.
– Мне надо идти, иначе я не успею на поезд, – сказала
Кира, делая шаг назад.
Платонов резко притянул ее к себе и медленно и нежно
поцеловал в губы.
– Иди, – тихо сказал он с улыбкой, – но помни: я
тебя жду. Я тебя очень жду. Возвращайся быстрее. И береги себя, пожалуйста.
Оставшись один, Дмитрий бесцельно послонялся по квартире, посмотрел
телевизор, потом взял себя в руки и начал обдирать обои в кухне. С энтузиазмом
взявшись за работу, он быстро вынул посуду и прочую кухонную утварь из навесных
и напольных шкафов, отодвинул холодильник, отнес в комнату все, что можно было.
Стены оказались на удивление хорошими, шпаклевочных работ не требовали, и он
решил, что, пожалуй, успеет к возвращению Киры наклеить новые обои.
Методично намазывая полосы обоев клеем, прикладывая их к
стене и разглаживая тряпкой, Платонов думал о том, сколько же еще времени ему
придется провести в этой квартире, пока обстановка не разрядится. Он по опыту
знал, что комбинация с кусочками информации – самая верная, самая безопасная,
но именно поэтому и самая медленная, и надо набраться терпения и ждать. Можно
позвонить и сказать все, от начала до конца, только одному человеку и не
ожидать мучительно, пока несколько человек догадаются собраться вместе и
сложить из мозаики картинку. Но всегда есть риск ошибиться, доверить бесценную
информацию тому, кто тебя предаст, из корысти ли, по злобе, по глупости, но все
равно предаст. Информация попадет к преступникам, а не к сыщикам, и преступники
найдут тебя и заставят замолчать задолго до того, как оперативники только
заподозрят неладное. Если же дробить информацию и давать ее разным людям, то
всегда есть шанс, и немалый, что даже если кто-то из них окажется предателем,
то остальные, собравшись вместе и поняв, что какого-то кусочка мозаики не
хватает, все же до истины докопаются. Только на это нужно время, потому что ни
один более или менее опытный сыщик, которому позвонила неизвестная женщина и
передала информацию от находящегося в розыске преступника, не побежит
немедленно по коридорам с истошным криком: мне позвонили! мне сказали! Он и
шепотом об этом скорее всего никому не скажет. Он будет молча жевать эту
информацию в попытках ответить в первую очередь на вопрос: а почему позвонили
именно мне? Ведь этот преступник меня не знает, мы с ним незнакомы, так почему
он решил довериться именно мне? Почему? Не потому ли, что о других он знает
что-то такое, что заставляет его сомневаться? Тогда и мне нужно некоторое время
помолчать, присмотреться к окружающим, прежде чем рассказывать, что беглый
убийца и взяточник вступил со мной в контакт.
