Широкая дорога кончилась и перешла в тропу шириной метра в
полтора, окаймленную деревьями. Володя Трофимов подумал, что уже через месяц
голые ветки покроются нежной листвой, а через два зелень станет сочной и такой
густой, что вовсе не обязательно будет дожидаться, пока Наташины родители
уснут, и можно будет заниматься любовью среди бела дня, найдя местечко
поукромнее…
Если бы нашелся ангел, готовый отвечать на глупые вопросы
следователей, он бы рассказал, что Володя Трофимов умер с мыслью о любви.
6
На этот раз понедельника ждать не пришлось. Трофим,
обеспокоенный тем, что внук что-то слишком долго добирается до дачи, послал
одного из охранников навстречу мальчику, велев прихватить кое-какие инструменты
на случай, если окажется, что сломался велосипед. Уже через час охранник
вернулся, принеся страшное известие. А через четыре часа Трофим, попрощавшись с
работниками милиции, вошел в дом, заперся в кабинете и позвонил Виталию
Николаевичу Кабанову.
– Я знаю, что у тебя на днях был человек, – начал он,
стараясь говорить спокойно и ничем не выдать обрушившееся на него горе.
– Был, – подтвердил Кабанов.
– Он изложил тебе свою просьбу?
– Да.
– Ты взялся ее выполнить?
– Да.
– Хорошо. Теперь слушай меня, Паровоз. Слушай внимательно,
потому что второй раз я повторять не буду. Этот снайпер сегодня убил моего
внука. Милиция его найти не может, а ты, Паровоз, его знаешь. Сроку тебе – три
дня. Пусть выполнит задание и исчезнет с лица земли. Если через три дня эта
мразь еще будет жива, менты узнают, что снайпер твой человек, и тогда тебе
конец. Ты понял меня, Паровоз?
– Я тебя понял, Трофим.
– Вот и ладно. Три дня. Не забудь.
Трофим положил трубку на рычаг, но вдруг осознал, что не
может разжать обхватившие ее пальцы. Все тело его словно свело судорогой, он
скрипнул зубами, стараясь удержать рвущийся из горла хриплый стон, и рухнул
лицом на полированную поверхность большого письменного стола.
7
Снайпер застрелил внука самого Трофима! Такого никто не
ожидал. Этого нельзя было предвидеть. И все-таки злость и страх были столь
велики, что Виталий Николаевич, сознавая собственную неправоту и
несправедливость, обрушился с упреками на своего помощника Геннадия Шлыка.
– Я же говорил тебе, что пора прекращать! Я говорил!
Говорил! Надо было остановить это сразу, после первого же трупа, это ты все
время твердил, что нужно подождать! Вот, пожалуйста, дождались. Ты хоть
понимаешь, чем это нам грозит?
Шлык подавленно молчал. Сказать ему было нечего.
– Откуда Трофим узнал, что у меня есть связь с этим
стрелком? От тебя? Говори, сукин ты сын, ублюдок недоделанный, это ты Трофиму
стучишь? Чем он тебя взял? Деньгами?
– Побойтесь бога, Виталий Николаевич, вы же никогда в моей
преданности не сомневались. От добра добра не ищут, сами знаете.
– Мало ли чего я знаю! – бушевал Кабанов. – Я и
другое знаю: я много в своей жизни дел наворочал, но всегда сухим выходил,
потому что с мокрыми не вязался. На мне ни одной смерти нет, ни одного трупа. И
вот Трофим узнает, что у меня есть контакт со снайпером, присылает ко мне
человека – и все, я в одну секунду сделался соучастником. Так мало того, теперь
еще Трофим требует, чтобы я убрал этого снайпера. Ты понимаешь, что будет
дальше? Дальше либо мне тюрьма в подарок от ментов, либо пожизненная кабала у
Трофима, который знает, что на мне висит труп, а эта кабала еще почище
государственной тюрьмы будет. А если задание снайперу не передавать и потом его
не трогать, то через три дня Трофим меня достанет. И никуда я от него не
денусь. Моей власти не хватит на то, чтобы за три дня свернуть все дела, купить
билет, получить визу и свалить отсюда к чертовой матери. Да и бессмысленно это,
в любой цивилизованной стране Трофим меня найдет, у него свои люди по всему
свету разбросаны.
Он умолк, потирая ладонями лицо и то и дело отирая
выступающий на шее пот. Геннадий по-прежнему молчал, думая о том, что доказать
его связь с Трофимом невозможно. Сам он никогда не признается, а Трофим его не
сдаст. Конечно, Паровоз будет его подозревать, ну и черт с ним, никуда не
денется, выгнать – Трофима побоится, убить – рука не поднимется. Так и
останется все по-прежнему.
– Завтра утром устрой мне встречу с вольным стрелком, –
сказал Кабанов, немного успокоившись. – Времени у нас воскресенье,
понедельник и вторник. Значит, до утра среды. К среде все должно быть кончено.
Снайпера мы, конечно, уберем, это несложно, а вот как сделать, чтобы он успел
задание выполнить за это время, – другой вопрос.
– Не думайте вы об этом, Виталий Николаевич, для вас важнее
Трофима никого нет. Не успеет снайпер убрать парочку в квартире – да и черт с
ним. Ликвидируем его, наказ Трофима выполним, а там пусть как хотят.
– Тоже верно, – согласился Кабанов. – Парочка в
квартире – не моя печаль, не я за них гонорар получать должен. Налей-ка мне
рюмку, Геннадий.
8
Кира вернулась засветло, Платонов даже еще не успел начать
беспокоиться за нее. Увидев оклеенную новыми обоями кухню, она восторженно
всплеснула руками:
– Как хорошо! Правда, Дима? Красота какая!
Он собрался было начать выполнять данное ей утром обещание о
том, что с сегодняшнего вечера все будет по-другому, поэтому подошел сзади и
обнял ее, словно ненароком коснувшись груди под свободным толстым свитером. Из
его намерения, однако, ничего не вышло, потому что Кира рассмеялась и
выскользнула из его сомкнутых рук.
– Платонов, почему у тебя прилив нежности случается тогда,
когда мне нужно бежать? Утром я из-за этого чуть на электричку не опоздала.
– А сейчас куда ты торопишься? – спросил он недовольно
и смущенно.
– В душ. Я же тебе говорила, я после дачи всегда грязная и
потная. Попробуй потаскай две десятикилограммовые сумки быстрым шагом, я
посмотрю, сколько ты без душа протянешь.
Она закрыла за собой дверь в ванную и щелкнула задвижкой.
Снова раздалась череда знакомых звуков – «молния» на джинсах, заколка,
магнитная присоска, шуршание, вода, падающая из душа на дно ванны. Сегодня,
однако, шум воды, беспрепятственно падающей вниз, раздавался дольше обычного.
Платонов представил себе, как Кира, уже раздевшись, вдруг обессиленно присела
на край ванны. Ей стало плохо?
Он подошел к двери и прислушался. Стонов, кажется, нет.
Плачет? Тоже не слышно.
– Кира! Все в порядке? – громко крикнул он.
– В порядке, – тут же отозвалась она.
Ему показалось, что голос ее прозвучал прямо у него над
ухом. Наверное, Кира стоит у самой двери и разглядывает себя в зеркале. Может
быть, пробует новую прическу? Или озабоченно рассматривает недавно появившиеся
морщинки возле глаз? Ах, эти женщины!
