– Значит, вы всерьез допускаете, что за убийствами Агаева и
Тарасова могут стоять вовсе не денежные интересы?
– Допускаю. И если честно, мне бы хотелось, чтобы это было
именно так. Чтобы деньги здесь оказались ни при чем.
– Почему же?
– А мне будет интереснее работать. Люди ведь намного
интереснее экономических глупостей.
– Ну, стало быть, я был прав, взяв себе экономическую часть
работы, а вам оставив житейскую психологию.
Они давно уже подошли к метро и стояли на открытой платформе
на пронизывающем ветру.
– Вы сейчас куда едете? – спросил Заточный.
– Домой. Я жутко замерзла, и, кроме того, мне необходимо
влить в себя литр крепкого кофе, иначе я не человек, а дохлая кошка.
– Господи, ну почему вы мне не сказали, – огорченно
произнес Иван Алексеевич. – Я бы не таскал вас по парку, а пригласил бы к
себе домой.
Голос у него был виноватый, но глаза снова засветились
теплым светом, говоря собеседнику: «Да, я не прав, но вы же не будете на меня
сердиться, правда? Потому что вы не можете на меня сердиться. Потому что я все
равно вам нравлюсь, и вы мне все прощаете».
– И заставили бы есть овсянку? – улыбнулась Настя.
И снова, глядя в его желтые тигриные глаза, Настя подумала,
что это просто удивительно, до какой степени он ей нравится. Ей никогда раньше
не нравились мужчины такого типа. Что это с ней происходит?
3
В воскресенье с утра Кира собралась на рынок и за
продуктами. Большинство магазинов по воскресеньям не работали, но гастрономы в
центре города все-таки были открыты. Глядя, как она одевается, Платонов еще раз
повторил ей свое сегодняшнее задание: Кира должна была дозвониться до Каменской
и передать ей подробную информацию о том, что Дмитрий делал в понедельник,
вторник и среду перед тем, как исчез. Такова была просьба Каменской, и Платонов
счел ее вполне разумной и правильной.
Дозвониться до Каменской с первого раза ей не удалось, к
телефону никто не подходил.
4
Бывшего чемпиона Европы по стрельбе, а ныне командира отряда
спецназа старшего лейтенанта Бориса Шалягина Чернышев сумел отловить только в
воскресенье. Шалягин был в гараже, предпринимая отчаянные попытки вернуть к
жизни неизлечимо больной «Москвич», и разговаривал с Андреем, лежа на спине под
брюхом своей машины.
– Девятимиллиметровый «стечкин»? – переспросил
он. – А чего, нормально.
– Чего нормально-то? – не понял Чернышев. – Говори
толком.
– Любой хороший стрелок должен любить «стечкин», –
пояснил Борис, шаря рядом с собой в поисках откатившегося в сторону
болта. – Вот если бы твой клиент предпочитал что-нибудь другое, я бы еще
подумал. А так – нормально.
– Как ты думаешь, он может быть сотрудником нашей системы?
– Запросто. Чем снайперу еще заняться, как не в спецназ
идти? У спортсменов выбор-то небольшой, если они хотят сохраниться: или в
спорте остаются, или к нам, в милицию, или, может, в ФСК, в «Альфу»
какую-нибудь. Кому еще он нужен со своим специфическим мастерством? –
Боря, подумай как следует, может ли такое быть, что у стрелка крыша поехала и
он начал отстреливать всех подряд. Я хочу понять, должен ли я продолжать
отрабатывать учеты психоневрологических диспансеров или можно поставить на этом
крест.
Шалягин вылез из-под машины и принялся тщательно вытирать
грязные руки тряпкой.
– У стрелка – может быть. У снайпера – никогда.
– В чем разница?
– Знаешь, как говорят у нас? Каждый снайпер – стрелок, но не
каждый стрелок – снайпер. Стрелок – это мастерство, рука, глаз. Снайпер – это
характер, тип личности, особая психика.
– Но почему? – удивился Андрей. – Я хочу понять, в
чем разница. Может, это и есть то главное, чего мне не хватает, чтобы хоть
что-то сдвинуть в расследовании.
Шалягин отшвырнул тряпку в угол, открыл двери машины, уселся
на водительское место и достал из-под сиденья початую бутылку виски.
– Хочешь? – предложил он Чернышеву. – Только из
горла, я тебя не ждал, стакан не захватил.
– Нет, спасибо, – отрицательно мотнул головой Андрей.
– Брезгуешь? Или трезвость блюдешь? – хмыкнул Борис,
отпивая из бутылки солидный глоток.
– Блюду. Мне сегодня еще перед руководством появляться
придется, с выхлопом нельзя.
– А, ну тогда конечно, – понимающе кивнул спецназовец. –
Ты вообще-то о стрелковом деле хоть что-нибудь знаешь?
– Да практически ничего, – признался Андрей. – На
уровне занятий по физподготовке. Нормативы выполняю, но наши нормативы по
сравнению с большим спортом – нулевой класс начальной школы.
– Тогда я тебе в двух словах нарисую картинку, чтобы ты
главное понял. Стрелок – это человек, который должен за контрольное время
сделать определенное количество выстрелов, и пули попадут примерно туда, куда
нужно. Ему надо суметь сосредоточиться на десять секунд, за это время десять
раз выстрелить и постараться, чтобы все пули легли более или менее кучно. Чем
меньше разброс, тем лучше. Через десять секунд он отстрелялся и может
расслабиться, оправиться и покурить. А снайпер – это совсем другая песня.
Снайпер – это охотник, который выбирает место, готовится и ждет. Часами.
Сутками. И никаких «расслабиться, оправиться и покурить», потому что жертва
может появиться в любую секунду, как раз в ту, когда ты отвлекся. Но самое
главное – у снайпера есть только один выстрел. Ты понял? Только один. Не
десять, как у стрелка, а один-единственный, от которого все и зависит. Вот, к
примеру, преступник взял заложника и удерживает его в отдельном доме. Знакомая
ситуация?
– Очень даже, – кивнул Андрей, внимательно слушавший
Шалягина.
– И вот приходит снайпер, подкрадывается к дому, занимает
позицию, готовится и начинает ждать, когда преступник потеряет осторожность и
его голова хотя бы на долю секунды покажется в дверном или оконном проеме. В
эту долю секунды можно успеть сделать только один выстрел, а не десять. Время
идет, снайпер лежит, не шевелится, чтобы прицел не сбить. Ни поесть, ни
покурить, ни почесаться, ни в туалет сбегать.
– А как же? – ошарашенно спросил Чернышев, которому
такие простые вещи как-то и в голову не приходили.
– А никак. В штаны. Лежит и преет в собственном поту и моче.
Короче говоря, снайпер – человек, умеющий переносить физический дискомфорт.
Умеющий лежать или сидеть неподвижно, умеющий ждать, не нервничая и не
раздражаясь, ни на что не отвлекаясь. Он по темпераменту должен быть
флегматиком или в крайнем случае сангвиником. Лучше всего, если он эмоционально
холодный, не подвержен острым вспышкам эмоций.
– Почему? Какая связь?
– Прямая. Рука дрогнет. Рука, Андрюха, может дрогнуть не
только от жалости к жертве, но и от ненависти к ней, вообще от любого сильного
переживания. Снайперу нельзя быть таким, понимаешь? Он не должен знать жалости,
но и не должен ненавидеть того, кого собирается убить. Он должен быть или уметь
быть равнодушным, только тогда он настоящий снайпер. Так что вряд ли ты его
найдешь среди психов. Он скорее всего нормальный, только сволочь
первостатейная.
