— Подымайся в свой предбанник. Я — в свой, — указала Баборыба. — Там и переоденемся. Встретимся в воде.
Водружение плавок на бедра Куропёлкина заняло секунд семь. А подход Баборыбы к мосткам состоялся через пять минут. «Ну, бабы! — не смог не проскрипеть Куропёлкин. — И ведь спешила, и меня чуть ли не волокла! Небось торчала сейчас перед зеркалом, губы красила и орошала себя духами, и это перед нырянием в воду!»
К мосткам она явилась в известном Куропёлкину по первому знакомству с Баборыбой сиреневом купальнике (потом купальники меняла на более яркие и откровенные) и тёмно-синей резиновой шапочке (и шапочки бывали у неё прежде разных цветов). Знать, в возвращении к благополучно опробованному купальнику имелся для Лоси-Милы важный смысл.
Шапочку на этот раз она слишком низко натянула на лоб. И надела тонированные водозащитные очки. Её дело, решил Куропёлкин.
Однако совершенство линий её тела он не мог сейчас не отметить. Будто бы впервые рассмотрел Баборыбу. Ему даже показалось, что ноги её удлинились. Может, она под влиянием компотов из лапландских орхидей или нектаров бога Одина стала расти? Какая радость для профессора Удочкина иметь возможность и дальше исследовать развитие её организма!
«Какой Удочкин! — оборвал свои соображения Куропёлкин. — Она же не Баборыба, а синхронистка Мезенцева!»
Но вдруг…
Так. И дальше будем считать, что она — Баборыба.
Баборыба со своих мостков указала пальцем вниз. Опять, что ли, онемела? И сбросила с себя купальник. Куропёлкин чуть ли не взвыл от восторга и досады. Как же он за месяц не разглядел со вниманием прелести Баборыбы! Правда, показалось ему, он увидел нечто знакомое и вовсе не присущее Миле-Лоси.
Но соображать было некогда, и под водой случилось нечто волшебное, через две с половиной минуты получившее продолжение в комнатах за предбанниками. Утомившись, Баборыба, снова глухонемая, так и лежала рядом с Куропёлкиным, не сняв шапочку и очки, до того устала, как посчитал Куропёлкин, от напряжений страсти.
272
И вдруг она спросила:
— Ну, так что, брал ли взятки Алексей Александрович Каренин или не брал?
273
— Чего? — чуть ли не вскочил Куропёлкин. И тут же заявил, будто висел на дыбе, а к нему подносили раскалённый кусок железа: — Не брал! Не берёт! И не брать не будет!
— Да успокойся ты, любезный мой Шахерезад, я не из тех, кто умеет пытать, — сказала Лже-Баборыба и сняла шапочку и водозащитные очки.
И замолчала, возможно, вспомнила о Люке.
— Нина Аркадьевна… — прошептал Куропёлкин. — Нинон…
— Никто и никогда не называл меня «Нинон», — произнесла госпожа Звонкова, то ли просто и для себя подтвердила реальность, то ли выразила неодобрение фамильярности подсобного рабочего.
— Извините, Нина Аркадьевна, — сказал Куропёлкин, — но ваше появление здесь и нынешнее купание породили во мне странные чувства…
— Сейчас породили, — спросила Звонкова, — или уже в Аквариуме?
— Неважно, — сказал Куропёлкин. — Вы считаете, что со мной можно позабавиться, как с игрушкой?
— Евгений Макарович, — обиженно произнесла Звонкова, сумев прикрыться при этом какой-то тряпкой, — вы позволяете себе слова бестактные…
— Действо с подменой так называемой Баборыбы, насколько она стала мне понятной, не могло обойтись без удовлетворения какой-либо её выгоды или выдачи ей приличной суммы денег за якобы проделку. Тогда получается, что меня на время ради чьего-то развлечения продали и купили. Это оскорбительно…
Звонкова встала, отбросила камуфляжную было тряпку, нисколько не стесняясь своей наготы, сказала:
— Вы, Евгений Макарович, преувеличиваете свою ценность. Никто вас сегодня не покупал и никто не хотел вас оскорбить. Вы меня не поняли, и от этого мне больно.
— Для того чтобы я вас понял, признайте недействующим мой с вами контракт и отпустите меня с богом, — сказал Куропёлкин.
— Я не буду этого делать, — сказала Звонкова, — ради вашего же благополучия. Или даже ради сохранения вашего бытия на Земле. А поблажки вы получите.
Призыв к бизнес-занятиям прозвучал в сотовом телефоне, естественно находившемся вблизи госпожи Звонковой, пусть и на полу, и заставил даму выслушать чьи-то слова и ответить: «Сейчас выезжаю!»
Куропёлкину же на прощание были обращены слова иные:
— Вы, Евгений Макарович, обижены на меня и составили мнение обо мне, как о коммерческой вампирше, в житейских ситуациях — с расчётами точных наук, способной приобрести всё, что пожелаю. Мне это горько и обидно. Вряд ли вы пожелаете впредь иметь со мной какие-либо общения, но прошу вас без предвзятостей оценить то, что и почему с нами сегодня произошло. Я ведь тоже человек…
274
С Баборыбой-Мезенцевой Куропёлкин разговаривать и выслушивать её объяснения отказывался.
Да и с Селивановым встречаться не желал.
А тот норовил с Куропёлкиным переговорить.
— Не лезьте ко мне в душу! — пресекал его попытки Куропёлкин.
Селиванов, похоже, понял, что Куропёлкина пока не следует теребить. Пусть успокоится и очнётся. Но чувствовалось, что Селиванов не намерен отступать и ему необходимо сообщить Куропёлкину о чём-то существенном.
Куропёлкин же держал в голове слова Звонковой, попросившей его оценить всё, что с ними (и почему) произошло. Возмущение обманом и несомненной продажей свидания с ним долго остывало в Куропёлкине. Потом потихоньку стало остывать и прекратило шипеть. И тогда к нему начали являться мысли как бы побочные, но и требующие более глубинного осмысления случившегося. Действительно ли умотанная деловой суетой дама устроила себе одноразовое развлечение? Или же её подвигло к авантюрному поступку искреннее желание проявить своё отношение к особенному для неё человеку, то есть к нему, Куропёлкину? Вполне возможно, предположил Куропёлкин, в женщине смешались чувство вины и память о случайно полученном ею удовольствии (по поводу удовольствия — мнение Селиванова), а она незаслуженно нарвалась на оскорбление подсобного Шахерезада. Но сейчас же вспомнилось: «Вы, Евгений Макарович, преувеличиваете свою ценность».
Да, преувеличивал. И по дурости иногда позволял расцветать в себе грёзам, несбываемым и пустым, но при том на время — сладостным, хотя и понимал, что сладость эта — из сахарина. И сейчас он допускал возможность того, что между ними — им и простой женщиной Ниной Аркадьевной Звонковой, вовсе не бизнес-бабой, а именно простой женщиной, «я ведь тоже человек», возникли состояния взаимной влюблённости и потребности быть вместе. Теперь, понятно, вместе они не будут. Не смогут. На десять минут, ну, на полчаса — они равные, но на время, отпущенное им Провидением, она — миллиардерша, а он — почти бомж (хотя имел уже московскую прописку, но комнатушку снимал). Такое расположение судеб было им уже уготовано. При этом Нина Аркадьевна, видимо, способна лишь к кратковременным выплескам чувств, а он, Куропёлкин, был награждён (или наказан) привязанностью к необходимой ему женщине на всю жизнь. С женщиной, какая показалась ему вдруг единственной, случились дважды совпадения (хотя об одном из них лучше не вспоминать, но и забыть о нём было нельзя). Однако зти два совпадения были совпадениями их тел, мало же объяснимое совпадение их судеб, натур и их сущностей (кто она и кто он!) было недопустимо.
