– Должен заметить, довольно жестокий спектакль. Ради
чего такие усилия?
– Вот и я о том же думаю… Надо повнимательнее
присмотреться к семьям этих девушек. И искать среди их окружения человека,
который имеет связи с загсами. Ведь узнал же он откуда-то, что все мы сегодня
выходим замуж. Или…
– Или что?
– Или это маньяк, зацикленный на убийстве невест. Тогда
вообще все мои рассуждения можно отправить псу под хвост.
– Лучше бы это оказался маньяк.
– Почему?
– Потому что если он интересуется только невестами,
значит, тебе больше ничто не угрожает.
– Но, Лешенька, милый, если он интересуется невестами,
значит, в любой день трагедия может повториться. Нет ничего хуже сумасшедшего
убийцы, потому что он непредсказуем. Ты это понимаешь? Пусть уж лучше он
охотится за мной.
– Ася, я понимаю другое: я не хочу стать вдовцом. Не
хочу, слышишь? Не хочу!
– Не кричи, пожалуйста. Ты прекрасно знал, на ком
женишься. Ты прекрасно знал, что мы не в бирюльки играем.
– Я не кричу, я…
Он резко повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Настя расстроенно махнула рукой и уставилась на свое отражение в зеркале.
Ну что, подруга? Сыграла свадьбу? Не зря говорят: нельзя в
мае замуж выходить, да еще 13-го числа. Как день не задался с самого утра, как
начался с этого дурацкого письма, так и пошло все наперекосяк. И закончилось
ссорой с Лешкой. Весело, ничего не скажешь…
* * *
Эля Бартош, которой так и не удалось сегодня выйти замуж и
сменить фамилию, рыдала в своей комнате. Ее жених Валерий Турбин подавленно
молчал, сидя за накрытым столом в обществе Тамилы и Иштвана, его несостоявшихся
тещи и тестя.
– Я считаю, что ничего страшного не случилось, –
говорила Тамила, накладывая мужу в тарелку аппетитные куски мяса. – В
конце концов, если ваши чувства достаточно крепки, вы можете еще немного
подождать. Поженитесь через месяц.
Она не скрывала своего удовлетворения. Сегодня свадьба не
состоялась, а там, глядишь, Эля одумается. Не нужен ей, Тамиле, такой зять. И
Элечке такой муж не нужен. Поэтому, как только в загсе возникла суматоха, она
сразу сделала все возможное, чтобы отговорить молодых регистрироваться.
– Как можно играть свадьбу рядом с покойницей! –
возмущенно шептала она мужу. – Пишта, поговори с Валерием как мужчина. Это
знак судьбы, Пишта, они не должны вступать в брак. Ты видишь, не только я – все
против этого.
Иштван жалел дочку, но в глубине души был согласен с женой.
Он ничего не имел против Турбина, но и аргументов «за» у него не находилось. В
зяте он хотел видеть помощника в делах, которого можно сделать компаньоном и на
которого можно положиться. А этот книжный червь будет работать в госбюджетной
организации, получать жалкие копейки и тратить на жизнь заработанные им,
Иштваном Бартошем, капиталы.
Было и еще одно обстоятельство, не учитывать которое супруги
Бартош не могли. Все уже было готово к переезду на постоянное жительство в
Калифорнию. Там налажено дело, найдены партнеры и достигнута договоренность о
том, что с 1 января следующего, 1996 года предприятие начнет функционировать.
Но без Эли они никуда не поедут, они ни за что не оставят здесь свою девочку. А
Эля, в свою очередь, не поедет без мужа. Тамила и Иштван знали, что у Валерия
старая больная мать, стало быть, либо придется и ее тащить с собой, либо он
никуда не поедет… Если не удалось отговорить дочь от замужества с этим нищим
аспирантом раньше, то почти наверняка удастся сейчас. Надо только по-умному
подойти к решению вопроса.
– Я думаю, тебе сейчас лучше пойти домой, –
сказала Тамила, обращаясь к Турбину. – Эля расстроена, дай ей успокоиться.
– Мне кажется, я должен быть рядом с ней, –
возразил Валерий, но не очень уверенно. Он побаивался властной и жесткой
Тамилы.
– Я лучше знаю свою девочку. Когда она плачет, никто не
должен быть рядом, ей от этого только хуже. Иди, Валерий, иди, завтра
увидитесь. Утро вечера мудренее. Иди.
– Тамила Шалвовна, но кто-то же написал Эле это
странное письмо.
– Да с чего ты взял, что оно было адресовано Эле? Оно с
таким же успехом могло быть предназначено Иштвану или мне. Ты же понимаешь,
Иштван занимается бизнесом, у него есть конкуренты и даже недоброжелатели,
чтобы не сказать – враги. Конверт не был подписан. Я больше чем уверена, что к
Эле это не имеет никакого отношения. Иди домой, Валерий, мы все устали, всем
надо отдохнуть.
Она так явно выпроваживала жениха дочери, что Иштвану стало
неловко. Турбин молча пошел к двери, но во взгляде, который он напоследок кинул
в сторону Тамилы, была такая неприкрытая ненависть, что обоим супругам стало не
по себе.
Проводив гостя, они молча принялись убирать со стола
оставшиеся нетронутыми блюда.
– Ты действительно не знаешь, кто написал это
письмо? – вдруг спросил Иштван по-венгерски. Он не хотел, чтобы дочь
случайно услышала их разговор.
– Конечно, Пишта, понятия не имею, – ответила
Тамила, тоже переходя на родной язык мужа.
Однако ей не удалось скрыть от Иштвана торжествующую
удовлетворенную улыбку.
– Тебе не кажется все это странным? Письмо оказалось
очень кстати, ты не находишь?
– Все к лучшему, Пишта, поверь мне. Все к лучшему. Мы
увезем Элечку в Калифорнию и там найдем ей прекрасного мужа. Она способная и
красивая девочка, там она сможет сделать себе карьеру. Ну что ей этот философ?
Что мы с него будем иметь? Да еще с престарелой больной матерью…
– Тамила, ты жестока. Эля любит его. Ты, конечно, во
всем права, но…
– Ах, Пишта, оставь, ради бога!
Тамила поставила в мойку стопку грязных тарелок, подошла к
мужу и тесно прижалась к нему, обняв за шею.
– Ну что эта дурочка может понимать в любви, а? Он –
самец, высококачественный самец, этого нельзя отрицать, но Эля этого не
понимает. В ней играет кровь, ей хочется лечь с ним в койку и не вставать по
крайней мере месяц. А что потом, когда она накушается секса до оскомины?
Сейчас, когда им удается побыть в пустой квартире только один-два раза в
неделю, ей кажется, что слаще этого пирога ничего нет на свете. Но мы-то с
тобой знаем, что это не так. Правда, милый? Мы с тобой тоже через это прошли.
Подумай о том, какие неприятности нас с тобой ждут, если мы не сможем 1 января
запустить производство. Акции уже продаются, и если все лопнет…
– Да, да, конечно, – согласился Бартош. – Мы
не можем рисковать, слишком многое поставлено на карту. Но, Тамми, дорогая,
меня что-то тревожит.
– Что же?
– У меня неприятное чувство, что это письмо оказалось
уж очень кстати. И несчастье, которое произошло в загсе, тоже.
Тамила отстранилась и настороженно посмотрела на мужа.
