– Поздно, – прошепелявила она с набитым
ртом. – Я его уже ем. Давай-давай, раскладывай свою «Могилу», хорони
Наполеона. Моей смерти тебе все равно не дождаться. Тоже мне, профессор-убийца.
Чистяков расхохотался, одним движением смешал разложенные на
столе карты и быстро собрал их в колоду.
– Иди руки вымой, мелкая ворюга, и будем ужинать. Я,
между прочим, сегодня целую главу в учебник написал. А ты чем можешь отчитаться
за проведенный на работе день?
– Мало чем, – вздохнула Настя. – В основном
мыслями. Но могу тебя успокоить, мне ничего не угрожает. Попадание в меня
оказалось чисто случайным.
Она вымыла руки, переоделась в халат и уселась за накрытый
стол. На ужин Алексей приготовил телятину и цветную капусту в сухарях, которую
Настя очень любила. Она смела все со своей тарелки с такой скоростью, как будто
перед этим голодала целую неделю.
– Еще положить? – спросил Чистяков, с улыбкой
глядя на ее пустую тарелку.
– Ой, нет, – простонала она. – Я знаю, каков
твой замысел. Я помру не от голода, а от обжорства. Никому не удается впихивать
в меня такое количество еды, только тебе. Через год я стану большой и толстой и
не буду проходить в дверь.
Она налила себе кофе, но не успела сделать и двух глотков,
как зазвонил телефон.
– Спешу тебя обрадовать, – послышался в трубке
голос Николая Селуянова, работавшего с Настей в одном отделе. – Только что
поступило сообщение из редакции «Криминального вестника». У них взломали
фотолабораторию.
– Что пропало?
– Пока неясно. Аппаратура на первый взгляд вся на
месте. А что касается негативов и отпечатков, то там сам черт ногу сломит.
Учета никакого, как ты понимаешь, нет, все лежит в открытых ящиках и в
незапирающихся шкафах. Придется вызвать всех фотографов, чтобы каждый проверил
свое хозяйство.
– Вызови в первую очередь Шевцова, – быстро
сказала Настя. – Если его пленки на месте, спокойно отдавай эту кражу
отделу Григоряна. Она не наша. Если же пропали негативы Шевцова, забираем дело
себе.
– Умная ты больно, – проворчал Селуянов. – Я
уж звонил твоему Шевцову, он болеет, ходит с трудом. Как я могу заставить его
приехать? На руках его нести, что ли? Он, конечно, сразу заволновался, собрался
приезжать, но я-то слышу, как он дышит и разговаривает. Сядет за руль, а в
дороге ему плохо станет, еще врежется во что-нибудь. Хотел сам за ним подъехать,
потом подумал – нехорошо как-то. Человек болеет, а мы к нему пристаем. Ладно,
до завтра дело потерпит, может, утром ему полегче станет.
– Коля, ну что ты как маленький, честное слово! Ну
привези туда кого-нибудь, кто видел снимки Шевцова и сможет определить, на
месте негативы или их там нет. Это же так просто.
– Ага, – хмыкнул Селуянов. – Сам сообразил. В
списке тех, кто видел весь комплект снимков из загса, три человека. Один из них
– болезный фотограф Шевцов, второй – Коротков, но его где-то носит, ни дома, ни
на работе его нет. Догадываешься, кто третий?
– Коля, Чистяков меня не поймет. Меня и так сегодня
целый день дома не было, а после свадьбы только два дня прошло. Нельзя
испытывать его терпение. Найди Короткова, ладно?
– Да где ж я тебе его найду! И потом, если он только
через час домой явится, будет уже двенадцать ночи. Думаешь, его поймут, если он
соберется снова убегать? Не смеши меня. У тебя хоть Чистяков нормальный
человек, а какая жена у Юрки – забыла? Она ж его до костей сгрызет. Короче,
решай, Настасья: или ты приедешь, или ждем до завтрашнего дня.
– Подожди, не клади трубку, я с Лешкой поговорю.
Она закрыла микрофон ладонью и виновато посмотрела на мужа,
который как ни в чем не бывало пил чай с кексом, ничем не выдавая своего
отношения к тому, что слышал, хотя понял все прекрасно.
– Лешик, нам с тобой надо бы съездить в одно место.
– Вместе? – поинтересовался он, отправляя в рот
очередной кусочек апельсинового кекса.
– Да, вместе. Кто-то взломал фотолабораторию
«Криминального вестника», где работает Шевцов. Сам Антон болен, у него что-то с
сердцем. Нужно срочно проверить, не пропали ли негативы тех снимков, которые он
сделал в загсе. Кроме нас с тобой, этого сделать некому, понимаешь? Только мы с
тобой видели весь комплект фотографий, их вчера Коротков сюда привозил.
– Ну что же делать, – спокойно заметил
Чистяков. – Надо – значит, поедем. И не выставляй меня, пожалуйста,
монстром-домостроевцем перед твоими коллегами.
– Спасибо тебе, солнышко, – с облегчением
улыбнулась Настя.
Через сорок минут они уже входили в здание, где находилась
редакция газеты «Криминальный вестник». А еще через полтора часа выяснилось,
что последних негативов Шевцова в фотолаборатории нет.
Глава 5
Оперативники из Кунцева и с Петровки, объединенные в группу,
разделились. Одни отрабатывали версию о том, что истинной жертвой преступления
была Галина Карташова, убитая в Измайловском загсе, другая группа занималась
личностью невесты, убитой в Кунцеве, Светланы Жук.
Обеих девушек хоронили в один день, в среду, 17 мая. Наблюдения
за траурными церемониями не принесли никакой новой информации, кроме убеждения
в том, что даже у самого безобидного человека могут быть недоброжелатели, о
которых он и не подозревает. Оперативники шли в толпе провожающих, настороженно
ловя доносящиеся до их слуха отдельные фразы.
– Если бы Галя не бросила Игоря, ничего бы не
случилось…
– Я чувствовала, что до добра этот парень ее не
доведет…
– Не надо было Светочке идти на поводу у его родителей.
Это они хотели, чтобы свадьба была в мае. А я говорила, что надо подождать до
осени…
– Я сердцем чувствую, это Эдик. Я всегда знала, что он
не смирился, не отступился, когда она с ним рассталась…
Предстояло найти всех этих Игорей, Эдиков, а также выяснить,
почему «этот парень» не доведет до добра… Работа сложная, долгая, кропотливая,
а вот нужная ли – большой вопрос.
* * *
Мать Валерия Турбина встретила Короткова неприветливо. Она
открыла ему дверь, сухо пригласила в комнату и уселась напротив него, сверля Юрия
маленькими злыми глазками.
– Да, я рада, что свадьба не состоялась, – заявила
она, не отводя взгляда.
– Но почему, Вероника Матвеевна? Вам не нравится Элена?
– Я ничего не имею против Эли, она славная девушка.
Просто я считаю, что моему сыну еще рано жениться. Он не может быть хорошим
мужем и не сможет должным образом содержать семью.
– Но Валерию двадцать семь лет. Разве это мало для
того, чтобы создать свою семью? – непритворно удивился Коротков, который
сам женился сразу после окончания школы милиции, когда ему был двадцать один
год.
Реакция Вероники Матвеевны на это невинное замечание
озадачила его. Пожилая женщина замкнулась и отвела глаза. Юрий начал
лихорадочно соображать, чем он мог задеть собеседницу, что сказал не так.
Положение нужно было спасать любой ценой. Он вдруг подумал о том, что для
матери двадцатисемилетнего мужчины Вероника Матвеевна, пожалуй, старовата. Ей
семьдесят лет. Рожала в сорок три года? Такое нечасто бывает, если только…
