Эля опустила голову и тяжело села на стул, не обращая
внимания на то, что мнет роскошное свадебное платье. По ее щекам тихонько
заструились слезы, она шмыгнула носом и отерла лицо ладонью.
– Ну, начинается, – сухо сказала Тамила, аккуратно
складывая в коробочки разбросанные по столу дорогие украшения. – Ты такая
нервная, моя дорогая, что тебе уже и слова сказать нельзя. Держи себя в руках,
иначе людям трудно будет с тобой общаться. Шуток ты не понимаешь, чуть что – обижаешься,
начинаешь плакать. И что у тебя за характер такой отвратительный!
При последних словах матери Эля сорвалась с места и убежала
в свою комнату. Мать никогда не скрывала своего неудовольствия тем, какого
жениха выбрала себе ее девочка. Она, дочь гордого и независимого грузинского
ученого и известной писательницы из рода дворян Берсеневых, в свое время вышла
замуж за венгра Иштвана Бартоша, сына аккредитованного в Москве дипломата.
Зарубежные деловые связи по линии семьи мужа в сочетании с фамильными
драгоценностями рода Берсеневых позволили Тамиле Бартош вести достаточно
приятный и необременительный образ жизни, блистая на приемах и деловых обедах,
сопровождая мужа в поездках сначала якобы к живущим за границей родственникам,
а потом – по вполне легальным делам бизнеса. Яркая, раскованная, с породистым
горбоносым лицом и густыми иссиня-черными кудрями, высокой грудью и пышными
бедрами, Тамила постоянно была в центре внимания и в свои сорок пять не имела
недостатка в поклонниках. О том, что значительная часть последних была
привлечена отнюдь не ее достоинствами, а исключительно связями и богатством
Иштвана, она и не думала. Выросшая в семье элитарной интеллигенции, свободно
владеющая немецким и венгерским языками, с детства привыкшая к достатку, любви и
всеобщему вниманию, она и по сей день воспринимала свою привлекательность как
нечто само собой разумеющееся, что существовало всегда и исчезнет только вместе
с ней.
Разумеется, будущий зять представлялся ей вполне
определенным образом. И уж никак не в облике добросовестного
очкарика-аспиранта, живущего вдвоем с матерью. Ни кола ни двора, ни блестящего
будущего. Конечно, Пишта (Тамила, подчеркивая происхождение мужа, даже домашнее
уменьшительное имя употребляла по правилам венгерского языка), так вот, Пишта
мог бы сделать мальчику хорошую карьеру, взять его в дело, а потом, быть может,
и в компаньоны. Но стоит ли? Аспирант отнюдь не выглядел золотым самородком, на
обработку которого имело смысл тратить время и деньги. Обыкновенный дурачок, ни
деловой хватки в нем нет, ни склонности к финансовой деятельности, ни ловкости
и энергичности. Приглядевшись к нему повнимательнее, Тамила решила, что все
дело в его невероятной сексуальности, против которой, конечно, не может устоять
ее глупенькая молоденькая дочка. Парень был настолько сексуален, что это
ощущала даже видавшая виды Тамила. Когда включены столь мощные природные
механизмы, любое препятствие только усиливает взаимную тягу, мудро рассудила
мать, поэтому пытаться отговорить дочь и отменить свадьбу бессмысленно, этим
можно только навредить. Ничего, пусть поженятся, цинично думала Тамила,
натрахаются до обморока и отвращения, а потом можно будет потихонечку их
развести. Надо только с самого начала выбить из дочкиной головы эту дурь о том,
что муж дается небесами раз и навсегда, в нищете и богатстве, в горе и в
радости, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит… Ну, и все в таком
духе. Пусть Элена уже сейчас, накануне свадьбы, понимает, что событие завтра ей
предстоит вполне рядовое, а не исключительное, и таких событий в ее жизни будет
еще, бог даст, немало.
Эля вышла из своей комнаты с красными глазами и опухшим
лицом. Сейчас на ней было уже не белое роскошное платье, а изумрудно-зеленые
переливающиеся лосины и длинный, почти до колен, блузон с серыми и зелеными
цветами. Черные густые волосы подняты высоко на затылок и скреплены заколкой,
открывая трогательно тонкую, хрупкую шейку, крупные красиво очерченные губы
накрашены темной помадой.
– Я пойду к Кате, – с вызовом сообщила она матери,
ожидая очередного всплеска ссоры. Уже восемь вечера, надо бы лечь пораньше,
чтобы завтра хорошо выглядеть, ведь вставать придется очень рано: к семи часам
уже приедет Наташа делать прическу, к восьми прибудет Галя с принадлежностями
для макияжа, потом явится маникюрша, а в половине десятого уже надо будет
садиться в машину и ехать на регистрацию. Загс открывается в десять, и Тамила
настояла на том, чтобы им назначили время сразу после открытия. Ее дочь должна
быть первой, а не стоять в очереди вместе со всеми.
– Иди, – равнодушно пожала плечами мать. –
Опять ляжешь поздно и завтра будешь выглядеть как маринованная селедка. Мне-то
что, ты замуж выходишь, твоя свадьба, а не моя.
Эля молниеносно вылетела из квартиры, хлопнув дверью, чтобы
снова не расплакаться. Иногда она люто ненавидела свою мать. И в последние
месяцы это «иногда» возникало столь часто, что его с полным правом можно было
начать переименовывать в «почти всегда».
Ее задушевная подружка Катя жила в соседнем подъезде.
Когда-то девочки учились в одном классе, потом вместе поступали в институт,
Катя – с блеском, Эля – с «парой» на втором же экзамене. Теперь Катя училась
уже на третьем курсе, а Эля по-прежнему валяла дурака, регулярно ездила за
границу то вместе с родителями, то с туристическими группами и делала вид, что
изучает историю киноискусства. Тамила, в своей жизни ни одного дня не
проработавшая, считала образ жизни дочери вполне нормальным, надо только найти
ей подходящего мужа, который сможет поддерживать такое существование на должном
уровне.
Катя страшно удивилась, увидев подругу:
– Эля? Что-нибудь случилось?
– Ничего. Зашла потрепаться.
– Накануне свадьбы? – недоверчиво переспросила
Катя. – Тебе больше заняться нечем?
– Если я тебе мешаю, я уйду, – вспыхнула
Эля. – Я что, не вовремя?
– Да ну что ты, проходи, – успокоила ее
Катя. – Просто я очень удивилась. Обычно невесты накануне свадьбы заняты
всякими делами, хлопотами, машины, гости, продукты и все такое. А потом до
поздней ночи сидят с женихом в темном уголке и мечтают, как завтра в это же
время будут делать все то же самое, только уже на законном основании.
– Я не знаю, как обычно ведут себя невесты, – зло
сказала Эля. – Ты – моя единственная подруга, а ты замуж пока не выходила.
– Ну, у нас на курсе за три года почти половина
девчонок замуж повыскакивала, – засмеялась подруга, – поэтому я на
невест насмотрелась. Чай будешь пить?
– Я бы съела что-нибудь, – смущенно призналась
невеста.
Катя внимательно посмотрела на девушку.
– Элена, кончай темнить. Ты же только что из дома, у
тебя макияж свежий и на ногах домашние шлепанцы вместо туфель.
– И что?
– Так почему ты голодная? Тебя мать что, не кормит? Или
ты опять с ней погавкалась и трусливо сбежала, забыв переобуться?
У Эли задрожали губы, и через секунду она уже снова рыдала
на плече у подруги.
