– Грядет многопартийность, политическая система будет
меняться быстро, и тогда остро потребуются аналитики, комментаторы, советники,
которые владеют материалом, – наперебой увещевали они. – Вы будете
нарасхват. Это же слава и деньги.
Да, ему хотелось славы и еще больше хотелось денег. С тех
пор как мать вышла на пенсию, а он вырос, они стали переезжать с квартиры на
квартиру, меняя большую площадь на меньшую с доплатой, потому что денег на
жизнь не хватало. Стипендия, даже повышенная, какую он получал, была до
смешного маленькой, но мать и слышать не хотела о том, чтобы сын бросил учебу и
начал работать. Нищета стояла Валерию поперек горла, он хорошо помнил свое
сытое и красивое детство среди старинных книг с золотым тиснением на переплетах
и дорогих картин с автографами художников. Он понимал, что все это было
продано, чтобы вырастить его, кормить хорошими натуральными продуктами с рынка,
а не отвратительной химией из ближайшего магазина, возить его каждый год на
море, в Прибалтику, снимая на все три месяца целый дом, а не крошечную конурку
с двумя койками. Стоило это безумных денег, но мать шла на такие траты, чтобы
три месяца летних каникул превращались не в три месяца лишений, унижений и
стесненного положения, когда не знаешь, можно ли сюда ступить и здесь сесть, а
в три месяца полноценной и полнокровной жизни, с книгами, которые брались с
собой чемоданами, с мольбертом и занятиями живописью, с телевизором и
проигрывателем, на котором мама крутила свои и его любимые пластинки.
Став взрослым, он не забыл тех жертв, которые были принесены
во имя его здоровья и благополучия. То, что он должен найти свою золотую жилу,
сомнению не подвергалось. Но путей было два.
Заниматься ненавистной социологией и осточертевшей
политологией, от которых его воротит, и в скором времени добиться положения и
известности, должностей и денег, вполне приличных денег, достаточных для того,
чтобы дать матери хотя бы несколько лет достойной и пристойной старости.
Или заниматься тем, что ему интересно, что он любит
по-настоящему и хорошо знает, но в чем еще такая бездна непознанного – древними
греками. Изучить как следует, а не по верхам, древнегреческий и читать их в
оригинале, наслаждаясь слогом, стилем, глубиной и неожиданностью мыслей,
остротой суждений и язвительностью оценок. Кому сегодня нужны древние греки?
Кого они интересуют? Поистине, есть науки, которые являются уделом только
богатых. Ибо нищий, занявшийся древними греками, так и сдохнет в нищете под
забором, потому что древними греками не заработаешь себе даже на костюм, в
котором можно выйти на трибуну университета и прочитать лекцию об этих самых
древних греках. Нищий должен заниматься химией и биологией, чтобы ставить свое
дело в пищевой или текстильной промышленности, нищий должен становиться юристом
или экономистом. А древних греков оставить элите – миллионерам. И Валерию
Турбину пришлось решать, а не заняться ли ему своими любимыми греками, а денег
добиваться не профессиональной деятельностью, а сексуальной активностью.
Он выбрал греков. И стал пристально искать среди окружающих
его девушек и женщин ту, которая могла бы стать его золотой жилой. В идеале он
представлял себе, что найдет молодую, в возрасте до тридцати пяти лет, деловую
женщину, у которой все есть и которой муж нужен только для постели, а не для
душевных разговоров, не для выполнения мужской домашней работы и не для
пробивания ее безумных проектов. Он сразу поставит ей условие: он не лезет в ее
дела, он не требует от нее внимания, ему не нужно, чтобы она за ним ухаживала,
готовила ему по утрам завтраки и подавала их в постель. Ему не нужно, чтобы она
ему доверяла свои секреты и делилась проблемами. Ему не нужно, чтобы она
таскала его с собой на приемы и светские рауты, она может ходить на эти
мероприятия с любовниками и поклонниками. Ему нужен минимальный достойный
комфорт для себя и деньги для матери. За это он будет исполнять свой
супружеский долг безотказно в любое время, в любом месте, в любой форме и с
любой интенсивностью.
Но жизнь, как водится, оказалась от идеала далековата. Те
женщины, которые уже чего-то добились, завели собственное дело и крепко стояли
на своих стройных финансовых ногах, совершенно, как выяснилось, не нуждались в
автоматических трахальщиках. Им нужна была душевная близость, теплота,
нежность, дети. Им хотелось о ком-то заботиться или чтобы заботились о них. В
любом случае Валерий, которого в этой жизни интересовали только философские
учения древних греков, их никак не устраивал. Те же, кому нужен был голый секс,
оказывались либо молоденькими и с финансовой точки зрения спорными, либо такими
акулами, что с ними и в постель ложиться страшно было. Так что с выгодной
женитьбой пока что не очень получалось, а мать тем временем снова поменяла
квартиру, и они снова переехали…
И вдруг появилась Катя Голованова, студентка, так похожая на
него, влюбленная в философию, знающая и тонко чувствующая материю. С ней было
интересно разговаривать, с ней хорошо было гулять подолгу после занятий, до
позднего вечера, потом провожать ее до подъезда и каждый раз убеждаться в силе
своей привлекательности. Катя совершенно теряла голову, и, если бы на дворе
было лето, они бы наверняка ухитрялись заняться любовью прямо здесь, на
лестнице, между этажами. Но стоял декабрь, и одежды на них было многовато.
Еще немного, и Турбин бросил бы к чертовой матери своих
любимых греков, сменил бы тему диссертации и защитился по политологии. Он уже
почти готов был сделать Кате предложение и думал только о том, что сначала надо
бы найти хату, где переспать с ней хоть разочек, а то как-то несовременно
делать предложение девушке, с которой ни разу не был близок. Еще немного, и…
Но все сорвалось. Катя привела в институт свою подружку,
богатую бездельницу Элю, дочку крупного фирмача. И Валерий отступил, дал
слабину. Эля оказалась такой доступной добычей, у нее совсем не было мозгов,
зато был южный темперамент и высокая потребность в сексе, а также богатый папа,
который мог пристроить Валерия на какую-нибудь необременительную денежную
работу. Мало ли в крупных фирмах непыльных должностей, где и уметь-то ничего не
нужно.
Окрутить глупенькую хорошенькую Элю не стоило ни малейшего
труда. Он видел, как страдает Катя, клял себя последними словами, но, выбирая
между нею и греками, отдавал предпочтение грекам. Они все-таки были ему
интереснее и нужнее.
Валерий был достаточно предусмотрителен, чтобы заставить Элю
скрыть от родителей подачу заявления в загс. Он прекрасно понимал, что Бартоши
не умирают от желания видеть его в своей семье, поэтому старался как можно
меньше мелькать перед ними, чтобы у них сложилось впечатление, что он – просто
очередной поклонник, никакой опасности не представляющий. Он хотел, чтобы Эля
поставила мать и отца в известность уже после регистрации брака, когда сделать
ничего нельзя будет и придется смириться. Но Элька, конечно, не выдержала и
проболталась. Две недели перед свадьбой превратились в настоящий ад. Едкая и
циничная Тамила проедала им печень рассуждениями о том, что нельзя жениться с
бухты-барахты только потому, что захотелось в постель. Она была достаточно
проницательна, чтобы правильно понять расстановку сил в паре, которую составили
ее нежная избалованная девочка, привыкшая все получать по первому требованию, и
нищий аспирант, привыкший все получать при помощи предмета, находящегося в
лобковой зоне.