– Он не подонок, – возразила она. – Он очень
хороший.
– Да он же тебя растлил, какой же он хороший. Тебе
пятнадцать лет было, это ж статья уголовная, ты что, не соображаешь?
– Но я его любила, – кинулась Лариса защищать
своего возлюбленного. – Я же сама хотела, он меня не растлевал. Не смейте
так говорить о нем.
– Любила ты. – Он презрительно скривился. –
Да твой Сережа тебя в грош не ставит, а ты говоришь: «Любила». Увидел телку
молоденькую, свеженькую, которая умирает от желания, аж мокрая вся сидит, так
почему не попользоваться? Плевать он хотел на твою любовь и на твои
переживания. Вон приспичило ему – пошел и изнасиловал первую попавшуюся
девушку, хотя ты его целыми днями ждешь не дождешься. Да и сама ты ничем не
лучше его. Он девушку изнасиловал и избил, а ты его покрываешь, следователя
обманываешь. Ты же такая же женщина, как и она. Неужели тебе не жалко ее?
Себя-то поставь на ее место.
– Была я на ее месте, – тихо сказала
Лариса. – Я же рассказывала.
– Э, нет, то совсем другое. Ты по глупости своей
пострадала, сама виновата, что потащилась с незнакомыми парнями в подвал.
Музыки тебе захотелось, видишь ли! А она-то чем виновата? Тем, что твоему
дружку в штанах приперло? Ты себя с ней не равняй, сучка похотливая. Ты в
десять, нет, в сто раз хуже ее. Ты такая же дрянь, как твой хахаль. Он над
тобой измывается, а ты терпишь, значит, ты ничем не лучше его. Что заслужила,
то и получила.
– Я люблю его, – произнесла она еле слышно. –
Я ничего не могу с этим сделать. Я пробовала уйти от него, но поняла, что не
могу. Он меня как околдовал.
Она все еще надеялась откровенностью и искренностью вызвать
в нем хоть какие-то человеческие чувства. Но ее мучитель распалялся с каждой
секундой все больше, глаза засверкали недобрым огнем, губы побелели. Лариса
поняла, что просчиталась, что все оборачивается совсем не так.
– Да как его можно любить, этого козла вонючего! –
Он уже почти кричал. – Любят головой, а то, что ты делаешь, ты делаешь
совсем другим местом. Спасти его хочешь? Морочишь мне голову, что не знаешь, кому
звонить и кого просить? Врешь ты все, грязная потаскуха!
Он вскочил и снова затолкал ей в рот тряпку и залепил
пластырем. Лариса закрыла глаза. Сейчас он будет ее бить. Господи, как же
вынести это…
Первый удар пришелся в промежность, второй – в живот.
– Передком меня купить хотела? Думала – растаю? Не
вышло у тебя ничего, сучка, и не выйдет, – приговаривал он, методично
нанося несильные, но очень болезненные удары.
Из ее горла вырывались глухие булькающие звуки, из глаз
снова покатились слезы. Она лежала на полу связанная, голая, совершенно
беспомощная и мечтала только об одном: умереть.
* * *
Настя и Антон проверили уже больше половины фамилий, которые
были в списке подавших заявления и которых не оказалось в списке
зарегистрировавших браки. В основном это были молодые женщины в возрасте до
двадцати трех–двадцати пяти лет. Тех, кто постарше, разыскивали, ездили к ним
домой или на работу, спрашивали, почему не состоялась свадьба. Причины были
разные: тут тебе и автоавария, из-за которой жених попал в больницу надолго, и
измены, предательства, глупые ссоры, вмешательство родителей, корысть. Но ни
одна из женщин, во-первых, не была даже отдаленно похожа на ту, чья фотография
была сделана в загсе Антоном Шевцовым, а во-вторых, не производила впечатления
психически нездоровой.
Они возвращались домой к Насте и снова принимались за
списки.
– Яцеленко и Дубинина.
– Дубинина, 1974 года рождения.
– Нарозников и Острикова.
– Тоже молодая, 1972 года.
– Ливанцев и Аллеко.
– Аллеко?
Антон поднял голову от расстеленных на полу списков.
– Настя, ты все-таки занесла вирус в машину.
– С чего ты взял? Что-нибудь не так?
– Я точно помню, что видел эту пару фамилий в числе
вступивших в брак. Редкая фамилия, я несколько раз на ней спотыкался.
– Может, она за другого вышла замуж. Проверь,
пожалуйста.
Антон стал медленно двигаться на коленях вдоль длинных полос
бумаги, всматриваясь в мелкие буквы.
– Я точно помню, что видел Ливанцева и Аллеко. Куда же
они делись? Ведь были же… А, вот они. Точно, Ливанцев и Аллеко.
Зарегистрировали брак в апреле 1993 года.
– Ах ты черт, неужели действительно вирус?
Настя не на шутку расстроилась. Если окажется, что база
данных и программа испорчены и компьютер выдает совсем не те фамилии, значит,
придется все переделывать сначала. Хуже того, переделывать вручную. Сличать
списки вслух и на глазок. Работы на год…
Внезапно ее осенило. Ведь в соответствии с программой
компьютер должен был выдать ей те пары фамилий, которые не повторялись дважды,
то есть которых не было в обеих базах данных. Они-то исходили из того, что
такие фамилии могут появиться только в том случае, если жених и невеста
подавали заявление, а брак не регистрировали. Но ведь могло быть и наоборот:
они зарегистрировали брак, не подавая заявления. Конечно, не положено, но за
взятку чего не сделаешь. И не такое бывает. Надо непременно это проверить.
Может быть, никакого вируса в компьютере и нет и можно спокойно работать
дальше.
– Антон, ищи быстренько среди подавших заявления эту
парочку. Если их там нет, то все в порядке, машина не заражена.
Шевцов снова пополз по полу вдоль разложенных списков.
– Есть, – сказал он, удивленно поднимая
голову. – Ливанцев и Аллеко подали заявление в октябре 1992 года.
– Значит, все-таки вирус, – тяжело вздохнула
Настя. – Столько работы псу под хвост. Обидно! Ладно, пошли на кухню,
сделаем перерыв и начнем все сначала и вручную. Не удалось мне приспособить
компьютерную технологию к раскрытию преступлений.
Она заварила свежий чай для Антона, себе налила растворимый
кофе. Настроение испортилось, даже хотелось расплакаться от обиды.
– Кстати, а почему у них был такой большой срок? –
задумчиво произнес Шевцов, откусывая огромный кусок от сделанного Настей
бутерброда.
– Ты о чем? – не поняла она.
– Они же подали заявление в октябре, а регистрировались
в апреле. Полгода. Таких сроков не бывает, максимум три месяца.
– Ты, наверное, перепутал, – устало махнула рукой
Настя. – Глаза устали, внимание рассеивается, посмотрел не на ту строчку.
– Да нет же, – стал горячиться Антон. – Я
совсем не устал. Я не мог перепутать.
– Мог, мог. Еще чаю налить?
– Да не мог же! Ты что, не веришь мне?
– Слушай, чего ты так разволновался? – удивилась
Настя его горячности. – Ну подумаешь, месяц перепутал. Главное – фамилии.
