– Боюсь, конечно. Но если не делать того, чего боишься,
вообще ни одно преступление не раскроешь. Будем с тобой стараться быть аккуратными
и осторожными, не провоцировать ее на агрессию, не говорить лишнего. Мы же ищем
ее пока только как свидетеля, не более того. И потом, не забывай про кражу из
вашей фотолаборатории. Вряд ли это она. Скорее всего у нее есть сообщник. И
скорее всего оружие хранится именно у него, так что Светлана Петровна нам с
тобой не особенно опасна, если правильно себя вести.
На верхнем этаже хлопнула дверь квартиры, послышались шаги и
легкий царапающий звук: кто-то спускался с собакой. Через несколько секунд на
площадке пятого этажа показался средних лет мужчина с крупным черным терьером
на поводке.
Внезапно собака остановилась, уселась прямо возле двери
Аллеко и завыла.
– Пойдем, Фред, не валяй дурака, – хозяин протянул
руку и взял пса за ошейник. – Ты уже утром здесь выл, хватит.
Настя подскочила как ошпаренная и бросилась вверх по
лестнице.
– Вы сказали, собака сегодня утром выла, проходя мимо
этой двери?
– Ну да. Еле оторвал. Сначала выла, потом шерсть дыбом…
Вот, пожалуйста, история повторяется. Пошли, Фред, пошли, поздно уже.
На Фреда было страшно смотреть. Шерсть встала дыбом, пасть
оскалена, дрожит мелкой дрожью.
– Как на покойника, ей-богу, – сказал хозяин,
безуспешно пытаясь оторвать массивного терьера от пола и заставить его идти
вниз по лестнице.
– Боюсь, что на покойника, – пробормотала Настя.
Она достала из сумки служебное удостоверение и показала
мужчине.
– Мы можем зайти в вашу квартиру и позвонить? Надо
вызвать милицию. Похоже, что со Светланой Петровной беда.
* * *
Услышав лязганье ключа в замке, Лариса вздрогнула. Мучитель
вернулся. Хорошо, что он по утрам уходит на работу и терзает ее только вечером,
ночью и утром. Она научилась даже дремать, пока его нет. Тело от пребывания в
одном положении затекло и онемело, она чувствовала лишь те места, которые
болели от побоев. Сколько времени она здесь? Два дня? Три? Кажется, три…
Он вошел в комнату, бледный, как обычно, с горящими злыми
глазами.
– Ну, надумала? Имей в виду, мое терпение кончается.
Пока что я тебя только бил, а скоро начну истязать и пытать.
Он подошел к ней, нагнулся и вытащил из-под нее судно,
которое подкладывал, уходя на целый день. «Как быстро меняется
восприятие, – подумала Лариса. – В первый раз с этой «уткой» я
умирала от стыда. Прошло два дня, и я уже не обращаю на это внимания, лежу
голая, мочусь под себя, как будто так и надо».
Мучитель вернулся к ней и стал отклеивать с лица пластырь,
которым он предусмотрительно прикреплял кляп на время своего отсутствия. Он не
хотел, чтобы Лариса кричала и звала на помощь. В его присутствии она этого
делать не будет, потому что он сразу же начнет ее бить. Но, разумеется, когда
бил, рот он ей затыкал.
– Так как? Будем звонить?
– Я не знаю кому, честное слово. Ну почему вы мне не
верите?
– Так, понятно.
Он задумчиво осмотрел ее с головы до ног, будто видел
впервые.
– Значит, не знаешь. Ну, я думаю, сейчас быстро
узнаешь.
Он достал зажигалку и поднес пламя к ее обнаженной груди, к
самому соску. Глаза Ларисы расширились от страха. Она сообразила, что прямо
сейчас он ей боль не причинит, побоится, что она завизжит непроизвольно, и даже
страх побоев ее не удержит. Значит, пока только пугает.
– Чем мне поклясться? – заговорила она, стараясь
быть как можно убедительнее. – Ну не могу же я придумать то, чего не знаю.
– Можешь, – усмехнулся он. – Ты все можешь.
Сейчас я тебе докажу.
Он снова засунул ей в рот кляп и поднес пламя к груди. Боль
была жуткой, Ларисе хотелось потерять сознание, чтобы не чувствовать ее. Все
побои, которыми он награждал ее раньше, показались ей в этот момент невинной
лаской. Она-то, дурочка, думала, что больнее уже не будет, что она сможет
вытерпеть. Оказалось, что это было только начало. ТАКОГО она вытерпеть не
сможет.
Он убрал зажигалку и вопросительно посмотрел на нее. Лариса
кивнула.
– Ну вот и умница, – весело сказал он. – А
говорила, что не можешь. Прямо сейчас и позвоним.
Он снова вытащил кляп и принес ей воды. Она пила из стакана,
который он держал в руке, пила жадно, захлебываясь и давясь, и чувствовала себя
собакой, которую кормит с руки жестокий хозяин.
– Я не знаю, что говорить, – наконец выдавила она.
– А я тебе все скажу. Ты объяснишь, что речь идет о
пятидесяти тысячах долларов, поэтому ни о какой милиции не может быть и речи.
Артюхин должен прийти сюда. Только в этом случае деньги можно будет сохранить.
Ты поняла? Только в том случае, если он придет в милицию вместе со мной. Если
же он придет туда один, выяснится, что он был в бегах, и все деньги тут же
пропадут. Тогда и ему, и тебе придется расплачиваться с теми, кто ему эти
деньги одолжил.
– А что изменится, если он придет с тобой? Почему
деньги не пропадут?
– Потому что только я знаю, как сделать, чтобы они не
пропали. Говори номер, я сам наберу.
Лариса продиктовала ему номер телефона человека, на чьей
машине Сергей уехал из Москвы.
* * *
Светлана Петровна Аллеко была мертва около двух суток.
Выстрелом в рот ей разнесло череп, пистолет «ТТ» калибра 7,62 мм валялся рядом.
На столе сотрудники милиции обнаружили записку: «Я больше не могу. Простите
меня». Настя увидела те же печатные буквы, что и на письмах, полученных
невестами.
– Типичное самоубийство, – хмуро буркнул эксперт
Олег Зубов, осматривая вместе с дежурным следователем место происшествия.
С момента приезда опергруппы прошло не меньше трех часов.
Была глубокая ночь, вот-вот начнет светать, самое тяжелое время для тех, кто не
спит. Тьма сгущается перед рассветом… Час быка.
Она молча сидела в уголке и наблюдала. Аллеко лежала, одетая
в черное шелковое платье, на диване. Судя по позе, в момент выстрела она
сидела, откинувшись на спинку. Светлая обивка дивана залита кровью, наверное,
крови много и на платье, но на черной ткани ее не видно. Вот осматривают труп,
и она видит на пятидесятилетней женщине дорогое изысканное белье, похоже,
совершенно новое. Даже не прикасаясь руками к ее волосам, можно понять, что они
чисто вымыты незадолго до смерти и тщательно уложены в прическу. На руках –
маникюр, лак не стерт и не ободран, похоже, его накладывали тоже незадолго до
смерти. Решив уйти из жизни, эта женщина сделала все, чтобы и в смерти
оставаться женщиной.
Настя оглядела комнату. Идеальный порядок и чистота, которая
могла бы быть сверкающей, если бы за время, что прошло после самоубийства, на
мебель не лег легкий слой пыли. Следователь раскрыл лежащую на столе кожаную
папку-бювар, и Настя увидела знакомые белые конверты. Точно в таких же
приходили письма.
