– Да, ему было отказано, – сказал он, перелистывая
подшитые в папку документы. – У него ишемическая болезнь сердца и плохо
залеченная черепно-мозговая травма.
– Разве это достаточное основание для того, чтобы отказать
в приеме на службу в МВД? – удивился Коротков. – Ведь, насколько я
знаю, в армию его призвали с теми же самыми болячками.
– Ну что вы сравниваете, – язвительно усмехнулся
врач. – В армию возьмут кого угодно, даже олигофренов призывают. Им же
надо вал обеспечить, а у нас другой подход, мы сотрудников не на два года, а на
двадцать лет отбираем. Военные медкомиссии особо в состояние здоровья не
вникают, если у парня жалоб нет, значит, здоров, а врачи ему специально болезни
искать не будут. В конце концов, в армии им можно найти применение в стройбате,
там большого интеллекта не требуется, лишь бы руки-ноги были целы. В милиции
все по-другому, сами знаете, чего я вам тут рассказывать буду.
– А что все-таки с Шевцовым? Почему с последствиями
черепно-мозговой травмы нельзя работать в милиции?
– Дело не в самой травме, а в том, что после нее у
Шевцова появилась шизофреноподобная симптоматика. На момент обследования он был
вполне адекватен, но прогноз был крайне неблагоприятный.
– Ему об этом говорили?
– Нет, разумеется, нет. Мы никогда не говорим таких
вещей. Если бы он пришел к врачу-психиатру и предъявил жалобы, врач постарался
бы ему помочь и объяснил бы Шевцову, в чем его проблемы. А людям, которые
проходят медкомиссию, мы говорим о причине отказа только в том случае, если
болезнь поддается лечению и после выздоровления человек допускается на
повторную комиссию. Например, мы отказываем в приеме на службу женщинам с
эрозией матки, но это элементарно вылечивается в течение месяца, мы говорим им
об этом и допускаем на комиссию после излечения. А если речь идет о
психопатологии – нет, увольте. А почему вы интересуетесь Шевцовым? Он что-то
натворил?
– Натворил. Ваш прогноз, похоже, подтвердился.
– Жаль… – вздохнул врач.
– Почему? Это ведь означает, что вы как специалист
оказались правы.
– А вы посмотрите, какие у него показатели
интеллектуального развития.
Врач перевернул папку, раскрыв ее на нужном листе.
– Мозги-то у него блестящие, обидно, что такой
человеческий материал пропал. Я ведь помню вашего Шевцова, он тогда всей
комиссии очень понравился, контактный, дружелюбный, улыбчивый. Такой славный
парень! Плохо, что его повело…
* * *
Вопрос о том, есть ли у Шевцова дома оружие, оставался
открытым, поэтому его задержание планировалось особенно тщательно, учитывая
нездоровую психику и непредсказуемость поступков. Оперативников, приехавших к
дому, где жил фотограф, было пятеро. Они осторожно осматривали местность,
отмечая про себя возможные пути, которыми Шевцов может скрыться, а также
определяя способы, которыми можно проникнуть в его квартиру. Внезапно один из
них, лейтенант Корчагин, увидел буквально в десяти метрах от себя знакомое
лицо. Это был Сергей Артюхин, которого он лично задерживал две недели назад и
которого несколько дней назад объявили в розыск после того, как он скрылся
после внесения залога.
Корчагин долго не раздумывал. Во-первых, он считал для себя
делом чести поймать этого Артюхина, который так не понравился ему в момент
первого задержания. Две недели назад его брали в каком-то поганом притоне, чуть
не с девицы сняли, обкуренного травкой и бешено сопротивляющегося. А во-вторых,
лейтенант был честолюбив и хотел получить третью звездочку досрочно. Забыв о
том, что в данный момент проводит скрытую рекогносцировку под видом
праздношатающегося студента, Корчагин выхватил пистолет и в мгновение ока
оказался возле Артюхина.
– Руки назад, – прошипел он, упирая ствол ему в
спину и доставая наручники.
От неожиданности Артюхин послушно выполнил приказание. В
следующий момент лицо его исказилось яростью.
– Заманила, сучка дешевая, – процедил он сквозь
зубы фразу, смысл которой до Корчагина не дошел, но вникать он особо не
старался.
* * *
По лицу начальника было видно, что Виктор Алексеевич
недоволен. Он не расхаживал по кабинету, как бывало, когда ему нужно было
обдумать факты и принять решение, а сидел неподвижно в кресле за рабочим
столом, нацепив на нос очки и уткнувшись в какие-то бумаги. Насте была видна
только часть лица и огромная сияющая лысина.
– Ты не должна была привлекать к работе постороннего
человека, не посоветовавшись со мной, – сердито выговаривал он ей
некоторое время назад, когда она только пришла в его кабинет. – Ты хоть
понимаешь, как рисковала, проводя целые дни в компании убийцы? Где твоя голова?
Где твоя знаменитая осторожность?
– Виктор Алексеевич, но я же не знала, –
оправдывалась Настя. – Я его не подозревала ни одной минуты. А с того
момента, как до меня дошло, я его не видела.
– Дошло до нее, – бурчал полковник. – Да
никогда я не поверю, что ты за две недели преступника не разглядела. Ты хоть
мне-то баки не заливай. Ты столько с ним общалась и ничего не почувствовала? Ни
одного звоночка не прозвенело?
– Нет, честное слово, нет.
– Тогда плохо. Значит, чутья у тебя нет. Видно, я тебя
перехвалил в свое время, переоценил. Рано тебя с аналитической работы снимать.
Настя молчала, закусив губу и пытаясь остановить закипающие
на глазах слезы.
– Теперь другое, – продолжал Виктор
Алексеевич. – Поскольку ты в отпуске, я тебя дергать с этим не стал, но
раз уж пришла – скажу. За каким чертом ты полезла к Артюхину с разговорами,
когда встретила его на улице с Самыкиной? У тебя что, речевое недержание?
Промолчать не смогла?
Ответить было нечего. Она и сама знала, что поступила глупо
и непрофессионально. Просто в тот момент она расслабилась, она уже была «в
отпуске», а завтра предстояло выходить замуж… Конечно, начальник был прав, тут
и сказать нечего. И все упреки и нелицеприятные слова по поводу своей
оплошности она себе уже сказала сама и не один раз.
– Тебя извиняет только то, что ничего страшного из-за
твоей ошибки не произошло. Артюхин тогда никуда не сбежал и ничего не натворил.
Но произойти могло. Могло! – Он упер в Настю толстый крепкий палец. –
И в следующий раз обязательно произойдет. Это только дуракам везет. А ты у меня
не дурочка.
Полковник выговорился и умолк. С тех пор он так и сидел, не
проронив ни слова, отвлекаясь только на телефонные звонки. Группа уехала
задерживать Шевцова, и Настя понимала, что, пока все не кончится, ни она, ни
Виктор Алексеевич Гордеев отсюда не уйдут.
Дверь распахнулась, на пороге стоял растерянный Коротков. Ни
его, ни Селуянова на задержание Шевцова не отпустили, поскольку Антон их обоих
знал в лицо и мог заметить из окна еще во время предварительной разведки.
– Виктор Алексеевич, они задержали Артюхина, –
проговорил он.
