– Ну и слава богу, – оторвался от бумаг
полковник. – Чего ж ты не радуешься?
– Они задержали Артюхина рядом с домом Шевцова.
– Что?!
Виктор Алексеевич вскочил с места, а Настя, наоборот, словно
приросла к креслу.
– Идиоты! – заорал полковник. – Там же все из
окон просматривается! Если Шевцов это видел, он понял, что на улице работники
милиции, а не случайные прохожие. Какой болван это сделал?
– Миша Корчагин. Артюхина уже везут сюда.
– Корчагину башку оторву, – грозно пообещал
начальник, наливаясь краской, и в этот миг стал внешне полностью
соответствовать своему старому прозвищу Колобок, которым его наградили еще в
школьные годы за приземистую плотную фигуру и круглую голову.
– Виктор Алексеевич, – тихо сказала Настя. –
Успокойтесь. Надо все менять. Я поняла.
– Что ты поняла?
– У Шевцова в квартире Лариса Самыкина.
* * *
Антон Шевцов медленно отошел от окна и лег на диван. Только
что на его глазах схватили и затолкали в машину Сергея Артюхина. Он очень не
хотел в это верить, поэтому, когда увидел на улице странную сцену, тут же
спросил у Ларисы:
– Как выглядит твой придурок?
На Ларису было тяжело смотреть, распухшее от побоев тело
было неподвижным, Антон теперь уже бил ее и по лицу, поэтому губы запеклись, а
глаза заплыли. Говорила она с трудом.
– Сережа… Он такой невысокий, ниже вас… Шатен, длинные
волосы, до плеч, усы…
Описание полностью соответствовало тому типу, которого
только что увезли. Шевцов почувствовал, как его захлестнула ярость, которая
стала почти неконтролируемой. Артюхин был уже в нескольких метрах от дома, еще
пять минут – и он вошел бы в квартиру. И тогда Антон задержал бы его сам.
Задержал и привел в милицию. Нет, не просто в милицию, он посадил бы его в
машину и повез на Петровку, потребовал бы вызвать Каменскую и сам лично вручил
бы ей беглеца. Пусть все знают, и она в том числе, что он, Антон Шевцов, может
то, чего не смогли они, все вместе взятые. Артюхина объявили в розыск, его
искали сотни людей, а поймал Шевцов. Пусть знают! Пусть! Пусть поймут, как были
не правы, когда отвергли его, не взяли к себе на работу, сказали, что болен. Он
им докажет!
И вдруг все обернулось совсем не так… Сейчас Артюхина
отвезут в милицию, и будет считаться, что это они такие ловкие и умные, они его
выследили и поймали. А уж если Каменская подсуетится, то вообще все лавры ей
достанутся. Она баба умная, хваткая, ей какую-нибудь хитрую заморочку придумать
– раз плюнуть, и выйдет, что поимка Артюхина – целиком и полностью ее заслуга.
Он встал с дивана и подошел к лежащей на полу Ларисе. Ярость
выплескивалась через край, туманила мозг, мешала думать и планировать свои
действия. Он захлебывался ею.
– Это ты во всем виновата, – медленно сказал он,
стараясь не кричать, чтобы не дать оглушающей ярости вырваться наружу. –
Это все из-за тебя. Если бы ты позвонила сразу, твой придурок давно уже был бы
здесь. И все бы закончилось. А ты, сучка похотливая, дотянула до того, что его
уже и милиция выследила. Теперь все деньги пропали, и будешь ты вместе со своим
дегенератом всю жизнь на этот долг пахать. Впрочем, нет, пахать будет он один.
Потому что тебя я сейчас буду убивать. Ты виновата в том, что у меня ничего не
получилось. И за это ты сейчас умрешь…
* * *
– Как она оказалась у Шевцова? Что между ними
общего? – спрашивал Колобок-Гордеев, бегая взад-вперед по своему кабинету.
Он уже забыл о том, как только недавно распекал Настю, выговаривая ей за ошибки
и непрофессиональное поведение. Сейчас она снова была его Стасенькой, его
деточкой, надеждой, опорой и помощницей.
– Она ждала меня возле дома, а меня в тот вечер привез
на машине Шевцов. Он слышал наш разговор и понял, в чем суть. Он поднялся ко
мне, а минут через пятнадцать уехал. Наверное, Лариса еще не ушла к тому
времени, и он встретил ее внизу. Виктор Алексеевич, вам не кажется, что нужно
найти мать Шевцова? Если у него «крыша поехала», то только с помощью матери мы
сможем с ним справиться.
– Ты что же, полагаешь, что для двадцатипятилетнего
мужчины мать, которая живет отдельно от него и занимается исключительно своими
делами, может быть авторитетом? Деточка, ты становишься идеалисткой, –
сердито бросил Гордеев.
Но Настя не обиделась. Она работала у Гордеева много лет,
любила его и уважала, а потому прощала ему все, даже то, чего не могла простить
никому другому, например мелочное злое хамство и оскорбительные выпады. Но, к
чести Виктора Алексеевича, следует признать, что в отношении своей Стасеньки он
за последние восемь лет позволил себе вышеуказанные формы поведения всего два
или три раза. И во всех случаях его недовольство было безусловно оправданным, а
гнев – заслуженным, как сегодня.
– Нет, но я полагаю, что Алла Ивановна может рассказать
нам, на почве чего у Антона возникли отклонения, как он рос, чем интересовался,
как себя вел. Без этой информации мы ничего не сможем сделать. Поймите, Виктор
Алексеевич, он сумасшедший. Он – больной человек, и в его воспаленном мозгу
рождаются логические связи, которые мы не можем ни объяснить, ни предугадать. У
него в квартире девушка, которую он каким-то образом заставил связаться с
Артюхиным. Подумайте сами, если она, его любовница, согласилась составить ему
алиби по делу об изнасиловании, то какова же должна быть степень ее преданности
Артюхину. Я уверена, что она не стала его искать по первому же требованию
Антона. Если она в принципе знает, как это сделать, то почему прибежала ко мне,
почему не связалась с ним сама?
– Ну и почему? Ты можешь ответить?
– Я могу только догадаться. Артюхин, конечно, подонок,
но не полный идиот, сбегая из-под залога, он прекрасно отдавал себе отчет, что
под угрозу поставлены большие деньги, которые ему придется отдавать. Просьба
Ларисы вернуться никакого действия не возымела бы. Он вернулся не из-за денег.
Он вернулся потому, что Ларисе грозит реальная опасность, и его поставили об
этом в известность. Это первое.
– А что второе?
– А второе – то, что Лариса не связалась с ним сразу.
Она действительно очень предана ему, поэтому тянула сколько могла. А уж если
она все-таки вызвала его, значит, ей совсем плохо. Подозреваю, что Шевцов ее
истязает и пытает. А это – еще одно подтверждение того, что болезнь у него
обострилась. Нет, мы не можем рисковать, Виктор Алексеевич, мы должны получить
хотя бы приблизительное представление о том, что происходит у него в голове,
прежде чем начнем операцию по его задержанию и освобождению Самыкиной.
– Коротков, найди Моспанову, – приказал Гордеев.
Юра Коротков молча выскочил из кабинета.
* * *
У него заболело сердце. Сказалось напряжение последних дней,
ведь он спал совсем мало, зато постоянно был сосредоточен и внимателен, проводя
многие часы рядом с Каменской, которая у него на глазах раскрывала совершенные
им преступления. Он восхищался ее умом и четкостью мышления, ее памятью и
безупречной логикой, и чем больше восхищался ею, тем больше гордился собой.
Ведь он знал, что по-настоящему убийства никогда не раскроют. Он радовался,
глядя, как Каменская шаг за шагом приближается к квартире Аллеко. Дальше она не
сдвинется. Все указывало на то, что письма невестам писала Светлана, и убийства
в загсах совершила тоже она, а после этого застрелилась. Письма написаны ею,
как и предсмертная записка. Один Бог знает, сколько ухищрений, сколько
изощренной лжи понадобилось ему, чтобы заставить Светлану написать эти письма и
записку. Но он сумел сделать это, он искусно играл на ее помешательстве, ловко
внушая все, что ему нужно. На листках с письмами нет ни одного его отпечатка,
только Светланины пальцы прикасались к ним. Правда, он не сумел придумать
историю, которая заставила бы ее надписывать и конверты с адресами, поэтому
письма в неподписанных белых конвертах он развозил и опускал в почтовые ящики
сам.
