Гоши обернулся. Его шея покрылась мясистыми складками, глаза выкатились. Огромный багровый член в презервативе качался из стороны в сторону. Лицо выражало неимоверное озлобление. Затем раздались вопли.
Они пронзили все комнаты шатра, короткие отрезки мощного воя, каждый звучал сильнее предыдущего. Джейми сгорбился в шкафу. Он дрожал от страха. А в это время перед его глазами витал призрак Гоши, со все еще спущенными штанами, выпрямившийся и вопящий. Растение безмолвно лежало на столе. Кто-то постучал в дверь. Гоши прекратил вопли и, казалось, думал, что предпринять. Он поднял что-то с пола и сделал шаг в направлении Джейми. В руках он держал пилу.
— Помогите! — воскликнул Джейми.
— Гоши! — крикнул Дупи.
Гонко и Дупи распахнули дверь, и перед ними предстала такая сцена: Гоши с пилой в руках, возбужденный, и съежившийся у его ног Джейми. Гоши повернулся к ним лицом, и Джейми, воспользовавшись моментом, метнулся, как кролик, и выпрыгнул за дверь в гостиную, и побежал дальше по игровым площадкам. Он бежал, пока его несли ноги, затем остановился и наклонился, чтобы освободиться от рвоты.
Через некоторое время он сориентировался в пространстве и обнаружил, что находится близ деревянного забора, у входа в то странное место за игровыми площадками. Не зная, куда идти, он толкал доску забора, пока она не поддалась. Тогда он вступил в пространство за забором.
В клоунском шатре Гонко лег на пол в комнате Гоши. Он боялся, что ему придется умереть от смеха.
* * *
В соответствии с поддельным приказом ящик с пиротехникой был доставлен в комнату смеха и укрыт пустым мешком из-под картофеля. Там, как полагал Свен, ему никто не помешает. После посещения Свена в начале дня груз включал пять динамитных шашек. Свен рассчитывал уничтожить весь клоунский шатер одним взрывом, но в этот раз ему не удалось воспользоваться своим шансом из-за Шелис и служащего карнавала, известного как Слимми, курящий карлик.
Слимми имел обыкновение выбираться из дома каждый вечер в шесть часов и выкуривать сигару у комнаты смеха, вдали от врагов-коротышек. В дурную привычку Слимми входило бросать горящую спичку на отработанный автомобильный скат, лежавший в метре от ящика, на котором он сидел. Слимми вел учет. До сих пор он бросал спичку в скат 12 566 раз с пятидесятипроцентным попаданием. В этот раз ежедневный распорядок дня карлика, который не менялся шестьдесят лет, обошелся ему дорого. Слимми прикурил, бросил спичку и наблюдал, как она летит по воздуху, отклоняется от обода ската и падает где-то вне поля зрения. Он раздраженно проворчал и мысленно сделал отметку промах в соответствующей колонке.
Спичка опустилась как раз на бикфордов шнур, тянувшийся хвостом от ящика с взрывчатыми веществами. Слимми слышал шипение горящего шнура, но располагал еще временем, чтобы выкурить три четверти сигары до взрыва. Он погиб, предавшись любимому занятию.
Взрыв разнес одну из стен комнаты смеха и отозвался грохотом на всем карнавальном пространстве. К грохоту прислушались все, кроме Шелис. В небо поднялись обломки и упали, как роковые снаряды, на крыши и тропы, пробив в шатрах дыры и разбив стекла окон. Два карлика, собиравшиеся биться на кулаках из-за игры в кости, закончили схватку тем, что были раздавлены секцией упавшей крыши.
Гонко сидел в клоунском шатре и бормотал: «Проклятье». Затем он выбежал в гостиную как раз вовремя, чтобы заметить, как кирпич падает в дверном проеме. У него возникло безотчетное желание проверить, где находится Уинстон.
Он обходил все комнаты клоунов, стуча в двери или приставляя ухо к панелям для прослушивания. Уинстон и Джи-Джи отсутствовали.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Свобода
Поли,
Топси, Терви,
зависайте вниз головой,
падайте вниз.
Карусель
Глава 23
УДАРНЫЕ ВОЛНЫ
Неестественное небо над карнавалом было безлунным и беззвездным, что создавало благоприятную обстановку для того, чтобы повстанцы свободы смогли собраться на свою чрезвычайную встречу. У них было мрачное настроение, поскольку все понимали, что их кратковременное и чересчур запоздалое сопротивление подходит к концу. Они чувствовали себя удрученными, поскольку снова должны были заботиться о чрезвычайной секретности, не зная, откуда за ними наблюдают. Никто из них не ожидал появления Джейми сегодня вечером, и когда он застал их сидящими в угрюмом молчании, их враждебные взгляды заставили его усомниться в том, что здесь ему будет безопаснее, чем в комнате с Гоши. Шаг, еще один шаг вперед…
Поднялся Рэндольф.
— Что тебе здесь нужно? — спросил он. — Пришел позлорадствовать теперь, когда мы все мертвы?
— Что ты имеешь в виду? — удивился Джейми, отодвигаясь как можно дальше от пропасти.
— Здесь нет чьей-либо вины, — сказал Фишбой, положив руку на плечо Рэндольфа, чтобы сдержать его гнев. — Присаживайся, Джейми.
Рэндольф отступил, отплевываясь и бормоча под нос ругательства.
— Чьей-либо вины нет, но Рэндольф совершенно прав, — продолжил Фишбой. — С нами почти покончено. Братья Пайло имеют глаза и уши повсюду. Мы ничего не можем поделать.
— Мы можем похитить шар снова, разве не так? — возразил Джейми. — Однажды мы это уже сделали.
— Есть добровольцы? — тихо поинтересовался Фишбой. — Покажи ему, Уинстон.
Не говоря ни слова, Уинстон задрал рубашку, и Джейми едва не вскрикнул. От его груди исходил пучок красного света, словно поток крови. Казалось, середину грудной клетки вырезали и поместили в рану раскаленные угли. Кожа вокруг раны дымилась и чернела. Ощущался запах жареного мяса.
— Болит, — произнес Уинстон тихим голосом. — Знаешь, боль очень неприятная. Манипулятор материалом сказал, чтобы я вернулся к нему через неделю для приведения тела в нормальное состояние. Он использовал порошок, когда я попросил утолить боль. Полностью боль не ушла, хотя ослабла. Сейчас она ощущается как жжение. Меня угнетает запах. Это чересчур.
Горло Джейми сжалось, он вполне мог бы быть на месте старого клоуна.
— Простите, — сказал он, положив Уинстону руку на плечо.
— Ты не виноват, — ответил Уинстон. — Думаю… прорицательница обладает даром ясновидения, вот и все. Впрочем, хорошо, что она не знает обо всех нас.
— Что же нам делать? — спросил один из карликов. — Завтра день шоу. Мы еще можем помешать этому.
— Нет, — возразил Уинстон отстраненно. — Думаю, нам следует забыть обо всем этом. Если вы примете решение остаться в шоу, старайтесь изо всех сил, играйте как надо. Есть вещи похуже пребывания здесь. Не стоит бороться с ними. Мир терпит их тысячи лет…
Необычное лицо Фишбоя словно окаменело.
— Никто не осудит тебя, Уинстон, если ты отступишь. Но не я. Бездеятельность хуже, чем борьба с ними.
