Книга Бойня, страница 34. Автор книги Владимир Ераносян

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бойня»

Cтраница 34

Слух о убийстве Невольного, популярность которого в Интернете и соцсетях после митингов на Болотной набережной и на площади Сахарова невероятно выросла, вывел на улицы сотни тысяч людей. Снайперы мятежников ждали на крышах высоток по обе стороны от Триумфальной арки на площади Победы. Открывать огонь на поражение разрешалось только по отдельным, отставшим «объектам», дабы не навредить поступательному развитию событий, гарантированной накалом страстей бойне. Задача была поставлена четкая – подливать масла в огонь, но не светиться лишний раз.

Знаменитый холм, где в 1812 году Наполеон ожидал символические ключи от Кремля и ставший ныне излюбленным местом летних гуляний москвичей, тот самый, что превратился из места поклона иноземным послам и завоевателям в площадь благодарности народам, поразившим нацизм, назначили местом «стрелки». Наци собирались у храма Георгия Победоносца, стекаясь со стороны метро «Славянский бульвар» и «Парк Победы». Толпы шли к стеле стройными рядами, сжимая в руках имперские черно-желто-белые флаги. Язычники из адептов древнеславянских культов, сжигавшие на кострах Писание, маршировали рядом с хоругвеносцами, объединенные ненавистью к общему врагу – Лицу кавказской национальности. Флагов футбольных клубов не было вовсе. Здесь разворачивалась иная битва. Демагогия, профанация, искажение мотива – всего этого больше не требовалось. Жаждущие крови получили проходной билет в свою реально желаемую стихию, на поле брани, а не на футбольный стадион. Они тут же порвали вожделенные некогда билеты, чтобы не засорять ими карманы, в которых было оружие.

Толпа прибывала. Зажглись факелы. Менты выглядели беспомощно, невзирая на полную амуницию. Людское море поглотило бы эти жалкие волнорезы, что выставила власть в надежде на русское «авось», обернувшееся русским бунтом.

– Ермолову слава! – скандировала воодушевленная предстоящей битвой масса, видя табличку с названием улицы, названной в честь прославленного генерала, грозы имама Шамиля. – Русские, вперед! На мечеть!

Три года назад двое язычников уже пытались ее взорвать, сразу после того, как подложили бомбу в православный приход, считая православие вредным для русских учением. Мусульманская община мемориальной мечети на Поклонной горе хорошо это помнила и знала, что мечеть надо защищать. От погромщиков в том числе. Зеленые знамена наводнили Минскую улицу. Защитники исламской веры стекались к мечети со стороны Мосфильмовской. Масса увеличивалась так же быстро. Увещевания имамов уже не действовали. Провокаторы раздавали оружие и… венки.

– Мы пойдем к стеле поклониться дедам! Возложить венки! Мы идем с миром! Но мы не дадим в обиду нашу веру! Аллаху Акбар!

– Фургон на месте Локэйшн… – доложили Дугину по телефону. – Ждем команды «Батл»…

Максим лежал связанный. Он ничего не видел. На его голову водрузили черный мешок. Дышалось с трудом. Думалось так же. Мысли снова блуждали, пребывая в параллельных мирах и непроходимых лабиринтах, где легко ориентировалась крыса, но попадал в тупик человек.

«Пик эффективности препарата наступает через две-три минуты после приема». Дугин запомнил слова профессора. Он запустит «машинку Функеля», как только «Рэт» окажется в самой сердцевине бойни, в эпицентре исторического сражения. Его люди должны четко следовать разработанному плану и провести «крысу» сквозь людские дебри на площадь возмездия, пространство его личной вендетты. Там биокиллер, выбритый под скинхеда, с фашистской тату на затылке, уничтожит всех, кто подвернется ему под руку. Чтоб не валили потом все на «каких-то снайперов»! Тем более что Дугин практически не сомневался, что его людей на крыше спецслужбы обнаружат быстро. И, конечно же, обезвредят. А вот «крысу» в толпе искать – все равно что иголку в стоге сена.

Это его собственная живая бомба, изготовленная далеко не кустарным способом на основе селитры и аммиака… Его преданный бездушный воин соткан человеческим гением из плоти и крови. «Рэт» так же страшен для врагов. Несокрушимый мифический Голем, слепленный из глины руками не праведного пражского раввина, а усилием воли полковника Дугина, был теперь эксклюзивным. Невольного-конкурента больше не было на пути полковника. Голем-человек был управляем Энерджайзером. А Голем-крыса подвластен только ему. А значит, его изобретение так же бесследно исчезнет, когда в нем отпадет надобность. Оно превратится в прах, выполнив задание на благо хозяина.

Дугин наблюдал за происходящим в бинокль с застекленной оранжереи пентхауза с видом на Поклонку. Он витал в облаках и в прямом, и в переносном смысле, ибо тучи над Москвой сгустились, и грозные облака, казалось, сползли прямо к пикам небоскребов. Он видел, что его стратегия работает, а план осуществляется. Полковник наслаждался данным фактом и при этом отгонял от себя противную мысль о том, что настал момент, когда все идет своим чередом и влиять на события больше не может никто, кроме масс.

Вздор! Кнопка у него! И только у него… Хозяином столь совершенного оружия, как, впрочем, и атомной бомбы, народ быть не может. Только конкретный человек способен взять на себя реальную ответственность. Решать судьбу племен, стран, всей Земли… Решения принимаются единоначальником. Иначе они не принимаются вовсе. Власть народа, эдакая ливийская джамахирия, на самом деле – лишь название безграничной диктатуры. Пролетарии тоже были обмануты новой номенклатурной элитой. Иллюзия социальных лифтов делает из людей зомби. Навязанный образ страшного врага заставляет искать харизматичного лидера. Толпа коронует достойного.

Дугин упивался мыслью о личном рабе, властью над безропотным существом и мечтал о такой же власти над всей этой толпой, независимо от ее национальной принадлежности. Они все будут поклоняться ему одному. Как единому спасителю, мессии, вождю, сверхчеловеку, не побоявшемуся возложить на свои плечи столь тяжкое бремя – подавить смуту и спасти многострадальную Россию…

Глава 22. Самое обидное оскорбление

– Что, будешь отсиживаться в общаге, как трус? Так они и сюда придут… – звал на улицу сосед. – Или ты живешь по принципу: «Лучше пять минут побыть трусом, чем всю жизнь калекой»?..

Все кавказцы, проживающие в общежитии, вернее, почти все, уже ждали на улице, чтобы выдвинуться на защиту мечети. И только Мовлади медлил. Он ходил из угла в угол, не силясь переступить запрет дяди. Он метался из стороны в сторону, в его увлажнившихся глазах застыло смешанное чувство, а в горле застрял комок горечи и обиды. Ситуация вводила в ступор. Его никогда и никто не обвинял в малодушии, но сейчас он чувствовал, что настал в его жизни такой момент. Но как предать доверие близкого, родного человека, уважение к которому безгранично и сердечная родственная помощь которого помогла ему выжить без папы и ни в чем не нуждаться. Ни в чем, даже в отцовской опеке. Дядя Иса заменил ему отца и заботился о нем, как о родном сыне…

– Я никуда не поеду! – отрезал Мовлади.

– У русских есть очень хороший писатель, Салтыков-Щедрин. У него есть одна сказка. Про премудрого пескаря. Слышал или книжки не читаешь? – с язвительностью спросил сосед.

– Что ты этим хочешь сказать? – почуял подвох Мовлади.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация