Звезда от ордена Славы упала на брусчатку раньше Пыжа. Он успел заметить, как она катится. А потом упал. С телефоном в одной руке, с ножом в другой. Но уже без медали. Без славы.
Когда по приказу Сталина в 43-м учреждали эту знаменитую награду, чтобы отмечать доблесть солдатского и сержантского состава, цвет лент повторил расцветку Георгиевского креста. Иосиф Виссарионович возражать не стал. Ибо носили тот крест с не меньшей гордостью и почетом. Сталин тогда добавил в разговоре с геральдмейстерами и военачальниками: «Без славы нет победы!»
Дед Викочки получил награду за подвиг рядового. Солдат, презирая опасность, принял командование после того, как пал в бою командир. И пошел в атаку на превосходящего врага, увлекая в рукопашный бой своих товарищей. А потом он поднял боевое знамя из рук убитого бойца. И не выронил его, будучи раненным. Чужую славу присваивать не надо. Тот, кто возьмет на себя такой грех, гарантированно умрет бесславно! И не вспомнит о нем никто. Не забудут лишь настоящих героев.
Чую нутром, как вынырнул из небытия мой дотошный критик, читающий меня бегло, лишь для того, чтоб присвоить ярлык излишнего морализаторства. Или обвинить в эклектике, отступлении от жанра экшена. И вновь останется глух к неконструктивной критике бескомпромиссный автор, потому что пишет он именно для того, чтобы хотя бы в конце главы под номером 23 выразить свое собственное мнение. Я имею на это право, потому что это мой роман! Хочу сказать громко, коротко и ясно, что смерти в этой «Бойне» не случайны, а гибель подонков справедлива. Если б их не поразила сама жизнь, я бы проткнул их своим пером. Мои чернила живее их крови…
А дед, на похоронах которого горькими слезами плакала Викочка, удивился с небес одной вещи. На бархатной бордовой подушечке, лежащей у гроба на церемонии прощания в траурном зале, висел орден Славы третьей степени. Такой же, какой сорвали с его груди юные негодяи. Его прицепила Викочка. Она купила знак высшего солдатского отличия на барахолке у какого-то немытого картавого нумизмата, искренне раскаявшись и взирая с надеждой, с мольбой на устланное черными тучами зимнее небо, желая лишь одного – прощения дедушки. Дед простил. И улыбнулся. Истинные герои добры и незлопамятны.
Глава 24. Вот так встреча!
Оторвусь еще разок на пару-тройку абзацев от избранного жанра и позволю себе немного публицистики. Чтоб четко расставить все по полочкам и еще более осознанно нырнуть в захватывающий экшен…
Что есть стихия масс? Что есть народный бунт? Это когда власть, оппозиция, силы извне не могут влиять на ситуацию, а пытаются в нее вписаться! Только безумец может считать, что манипулирует вихрем и управляет бедствием. Купаться в горячей лаве вулкана и не расплавиться самому – невозможно.
В последнее время в мире творилось что-то неладное! Или закономерное? Рушились в одночасье диктатуры, доселе незыблемые. Бежали из стран одиозные вожди. Карикатурные и лубочные, комичные и трагичные, алчные и кровожадные, примерившие на себя лавры пророков и туники оракулов. После событий в Тунисе, Египте и Ливии волна протестов прокатилась по всей планете, но никто не ждал такого в России. В странах Магриба для того была почва. Арабы пассионарны, особенно кочевые ливийские бедуины, проникнутые духом бескрайней пустыни и до сих пор разделенные на племена. И социальный взрыв произошел…
Но кто мог сравнить крохотный Бахрейн с огромной Россией? Да и вряд ли аналогии уместны. Или люди везде одинаковые? Вне зависимости от цвета кожи и религии? Уже и в благополучном Бахрейне шииты, которых количественно на порядок больше, пытались смести суннитов, в руках которых была сосредоточена вся полнота власти. И режим не мог с ними договориться, как это сделала династия Саудитов со своими подданными. В России нефти не меньше, чем в Ливии, но если здесь даже захотят кого-то подкупить, то коррупция на местах, в силу своей природной инертности и жадности, быстро нивелирует инициативу верхов помириться с низами. Чиновников не касается, что в воздухе витает дух восстания, этнической и религиозной войны. Они живут даже не на Рублевке, мысленно они уже давно в Марбелье, Майами и Сен-Тропе. Потому что боятся они даже больше, чем боится народ. А страх одних мотивирует на бегство, а других, кому бежать некуда, заставляет либо нападать, либо защищаться. И превратится имперская Россия в пустынную Ливию. Не дай бог! Ничто не вечно под луной, даже династия Саудитов с ее двумястами принцами и смертной казнью за устное порицание короля. Верю, что хватит у наших правителей мудрости и не обернется Манежка Поклонкой…
Иса оказался на Поклонке не случайно. Он пришел отомстить за то, что случилось в его доме. С его женой. За то, что эти трафаретные персонажи, похожие друг на друга, как мультяшные Лелик и Болик, могли так запросто и бесцеремонно нарушить покой его семьи и посягнуть на жизнь еще не родившегося ребенка. Он пришел драться за свою веру, отстоять свое право защищаться. Ведь ни бизнес, ни связи, ни полиция вместе с милицией не гарантировали безопасность. Обезопасить себя, свою семью и свое будущее ты можешь только сам.
До последнего момента он повторял чужую рифму: «Я ее люблю. Оба мы счастья достойны. Я не верю, что в России начинается бойня!» Но как можно не верить очевидному? Вышло так, что он превратился в мещанина, увязшего в своей собственности, довольного жизнью и сторонящегося чужих проблем. Словно они его не касались. Благоустроенный быт, размеренный уклад, финансовая стабильность – все доселе незыблемое разбилось о спонтанную угрозу, формировавшуюся у него на глазах все эти годы.
Глаза его были закрыты, а уста молчали. Он не замечал ничего, не видел, как льются реки крови. Чем больше крови на экране, тем меньше она волнует зрителя. Он превратился в поглотителя попкорна. Настала пора возвращаться в реальность, чтобы исправить ее огрехи. Чтобы никто не смел вторгнуться в его жилище без приглашения. В его дом, который он построил в России. Он такой же гражданин страны, как любой из тех, кто шел громить мемориальную мечеть.
И вот он был здесь и бежал в разгоряченной толпе на другую толпу. Стенка на стенку. Как в незапамятные времена. Когда никто не застрахован ни от чего. Когда все решала сила, а не закон.
– Есть «калашников»! В машине… Брать? – спросил Ису один из его друзей.
– Нет! Это уже статья! – ответил Иса.
– Там, где закона нет, нет и статей! – не послушался друг и открыл багажник.
В отдельных местах уже раздавались автоматные очереди. Менты не вмешивались, их, во-первых, было намного меньше бесчинствующих, а во-вторых, они не стреляли. Только подбирали раненых и скручивали зевак. Оцепление с щитами больше походило на периметр римского амфитеатра, выстроенного для зрелищного поединка гладиаторов. Разрозненные действия спецназа были эффективными только на окраинах бойни. У стелы шло побоище, в котором не было ни одного стража порядка. Здесь дрались тысячи людей и одна «крыса».
…Макс набрасывался на самцов и разрывал их в клочья. Паника улетучилась, тело собралось в кулак. Биокиллер предельно собран, его удар крепок. Ни один враг не ускользнет от цепкого взгляда, от острого когтя нет спасения! Каждое движение отточено, каждый бросок разит! Рядом сверкнуло лезвие топора. Блок, удар, оружие уже у него в руках, и он заносит его над напавшим слева. На брусчатку летит отсеченная рука. Месиво продолжается, и нет ему конца.
