– Господи, Таня, откуда вы все это знаете? – изумился
я. – Вы же разговаривали минут десять от силы.
– Ну, это смотря как разговаривать, – усмехнулась
она. – Некоторым на сбор таких сведений и двух часов не хватит. Не
забывайте, я же следователь, у меня все беседы по графику проходят. Один
человек вызван на десять часов, а следующий – на одиннадцать. И будь любезна,
Татьяна Григорьевна, уложиться в отведенное время. Не сумела получить нужную
информацию – грош тебе цена. Человек, который тебя ждет в коридоре, понимает,
что ты растяпа.
– Да бросьте, Танечка. Спокон веку считалось полезным
помариновать допрашиваемого под дверью, чтобы страху понюхал. А если их всех
вовремя принимать, то они, чего доброго, подумают, что у вас и забот-то других
нет, кроме как их ждать и с ними разговаривать.
– Не знаю, не знаю. – Она покачала головой. – У
меня другая позиция по этому вопросу.
– И какая же?
– Если человек умеет правильно распоряжаться временем, это
означает, что он – четкий, строгий, обязательный, собранный, его ни заболтать,
ни отвлечь, ни лапшу ему навешать невозможно. Я, во всяком случае, создала себе
именно такую репутацию и очень ее берегу.
– И помогает в работе? – Я не сумел сдержать скепсис,
прорвавшийся в интонации, и Татьяна поморщилась.
– Представьте себе. Я не имею права забывать о своей
внешности, поэтому, если я не буду создавать себе соответствующую репутацию,
меня вообще всерьез воспринимать не будут. Вам, Владислав, повезло, вы
высоченный и широкоплечий, а я толстая…
– Танечка, – укоризненно перебил я ее, хотя самому было
ужасно неловко, как всегда бывает, когда другие не просто читают твои мысли, но
и произносят их вслух.
– Что – Танечка? Вы же не станете утверждать, что я –
миниатюрная и стройная. Во мне как минимум двадцать лишних килограммов веса. Так
вот, если женщина с моей внешностью будет демонстрировать нечеткость и
несобранность, иначе как глупой курицей ее не назовут. В моем случае обязывает
не только положение.
Я, к своему ужасу, почувствовал, что у меня горят щеки, и с
радостью подумал, что, слава богу, на улице совсем темно. Мы уже ушли от
освещенной центральной части и сейчас подходили к своей тихой Первомайской
улице, застроенной одно– и двухэтажными домиками в окружении пышных садов.
Навстречу нам не попадалось ни одного человека, и не мудрено – первый час ночи.
Только за спиной я слышал шаги запоздалых прохожих, двигавшихся в том же
направлении, что и мы.
Развивать тему о внешних данных моей спутницы мне не
хотелось, поэтому я снова перевел разговор на убийства.
– Сергей не сказал, удалось ему выяснить что-нибудь о том,
как Ольга провела вчерашний день? – спросил я.
– Очень немногое. Поговорить с Довжук он не успел: когда он
пришел в гостиницу, пресс-конференция уже началась, и ему сказали, что Людмила
отдыхает и просила не беспокоить. Зато он нашел сотрудника оргкомитета, который
ждал опаздывавшую Ольгу в холле. Этот человек рассказал, что, когда к началу
пресс-конференции по «Армейской жене» Доренко не появилась, его послали
встречать ее. Ольга прибежала запыхавшаяся минут через пятнадцать после начала.
«Ты с ума сошла! – заорал на нее оргкомитетчик. – Где тебя носит?!
Давай быстро в зал». У Доренко в руках была пластиковая сумка, знаете, похабная
такая, с фиолетовым рисунком и желтыми ручками, их в каждом магазине продают
для продуктов. Она кинулась было в зал, потом глянула на этот шедевр
оформительства и побежала к лифту. «Куда!» – снова закричал оргкомитетчик. Она
ему ответила, что сейчас быстренько отнесет пакет в номер и вернется. «Ну куда
мне в таком костюме и с этой сумкой. Две минуты, Геночка!» В общем, она была
права: одетая в элегантный дорогой костюм, она с этой сумкой выглядела бы
вызывающе нелепо. А назавтра в «Вестнике кинофестиваля» появилась бы фотография
кинозвезды Ольги Доренко, входящей в конференц-зал с этой чудовищной сумкой. И
надпись соответствующая, что-нибудь о том, что она явилась на ответственную
пресс-конференцию прямо с рынка, с сумкой, набитой помидорами и зеленью.
Представляете, какой удар по имиджу? Короче, она прыгнула в лифт и
действительно очень быстро вернулась уже без сумки.
– А в сумке в самом деле были помидоры и зелень?
– Нет, там было что-то небольшое, вроде книги. Геночка,
разумеется, в сумку не заглядывал, на глазок прикинул. Он помнит, что у Ольги
через плечо висела крохотная дамская сумочка на ремешке-цепочке, в нее, кроме
кошелька и пудреницы, ничего больше не помещается, поэтому он и не удивился,
что предметы чуть покрупнее она носит в пластиковой сумке.
– Очень странно. Куда же она ходила? Откуда принесла эту
книгу? Да еще и опоздала, что на нее совсем не похоже.
– Может быть, она ходила на пляж, посидеть у моря, подышать
воздухом, почитать. Книгу с собой брала, зачиталась, не заметила, как время
пробежало, – предположила Татьяна, но не очень уверенным тоном. Видно, и
ей такое объяснение показалось смешным.
– Танечка, вы перепутали Ольгу с моей дочерью, –
засмеялся я.
Шаги за спиной послышались совсем близко, и я вдруг вспомнил
о том, что мы идем очень медленно. Но у нас на то были свои причины, а почему
же эти запоздалые прохожие нас не обгоняют? Заслушались нашим разговором,
поняли, что мы обсуждаем сенсационные убийства? Этого еще не хватало!
Я крепче сжал локоть Татьяны и увлек ее к забору, над
которым возвышались густые ветки какого-то плодового дерева, свешиваясь прямо
на улицу.
– Обнимите меня, – прошептал я ей на ухо. –
Давайте сделаем вид, что мы целуемся. Пусть они пройдут мимо.
Она послушно встала рядом и закинула свои полные руки мне на
шею. Шаги затихли метрах в трех от нас, я различил в темноте три фигуры,
кажется, это были подростки или очень невысокие молодые мужчины. Судя по всему,
они и не собирались проходить мимо. Мне стало не по себе.
Я обнял Таню и стал осторожно ее целовать, с удивлением
отмечая, что это оказалось очень приятным делом. Кожа у нее была бархатистой, а
губы – сладкими, словно она только что съела конфету. Темные фигуры стояли
неподвижно. Черт возьми, чего они тут дожидаются? Послушали умные разговоры, а
теперь надеются, что мы им покажем половой акт в натуре?
– Мужики, проходите мимо, не смущайте даму, – сказал я,
отрываясь от упругих Таниных губ.
В ответ раздалось фырканье, потом парни заржали и
демонстративно медленно удалились. Мы постояли обнявшись еще некоторое время,
пока их шаги не стихли в конце улицы.
– Вы не сердитесь? – спросил я, снова беря Татьяну под
руку и ведя ее к дому номер восемь.
– Это было приятно, – откликнулась она. В темноте я не
видел выражения ее лица, но по голосу мне показалось, что она улыбается.
Войдя во двор, я сразу посмотрел на окна второго этажа. Так
и есть, Лиля еще не спит, воспользовавшись моим опрометчивым разрешением
читать, пока я не вернусь. Но я же не рассчитывал, что буду отсутствовать так
долго.
