– Я вам сорвал сегодня творческий процесс, – сказал я
виноватым шепотом: мы стояли прямо под окнами хозяйской спальни.
– Ничего, зато было много впечатлений, я их использую.
Спокойной ночи, Владислав.
– Таня, вы сломаете язык, каждый раз произнося мое имя
полностью. Будьте проще.
– А как вас обычно называют?
– Кто как. Владик, Стасик, Слава, даже иногда Дима.
Выбирайте, что понравится.
– Тогда Дима. Спокойной ночи, Дима.
– До завтра.
Я поднялся по своей лестнице, а Татьяна стала обходить дом
кругом. На противоположной стороне находилась вторая точно такая же лестница,
ведущая в комнату девушек.
Конечно, Лиля лежала в постели на животе и читала
«Украденные сны».
– У тебя совесть есть? – строго спросил я, отнимая у
нее книжку. – Ты знаешь, который час?
– Ты мне разрешил сам… Ой, пап, у тебя все лицо в губной
помаде. Ты что, с тетей Таней целовался?
Вот черт! То-то я удивлялся, что ее губы имеют вкус сладкой
конфеты. Оказывается, это была помада. Какой-то новый сорт, такую мне
сцеловывать еще не приходилось. Я молча подошел к висевшему на стене маленькому
зеркальцу. Да, видок тот еще. Не для детских глаз. По-видимому, мой
ангел-хранитель, доставая из своего стеклянного барабана бумажку для
сегодняшнего дня, вытащил ту, на которой было написано «дурацкое положение».
Такие билетики тоже были, их было мало, но выпадали они, как обычно, в самые
неподходящие моменты.
* * *
Утром я встал пораньше, разбудил Лилю и потащил ее на пляж,
даже не покормив завтраком.
– Пойдем есть горячие чебуреки, – пообещал я, быстро
снимая с бельевой веревки ее купальник, свои плавки и большое пляжное
полотенце.
Лиля молча смотрела на мои поспешные сборы и не задала ни
одного вопроса. От этого мне стало неловко. Лучше бы она спросила, в чем дело,
я бы ей сплел какую-нибудь легенду. А так она следила за мной своими
темно-серыми глазищами, и мне казалось, что она все понимает. Да, я боялся встретиться
с Татьяной. То, что вчера вечером, на темной тихой улице казалось совершенно
естественным, сегодня, при солнечном свете, представало совсем по-другому. Я не
очень хорошо представлял себе, как должен после вчерашнего разговаривать с
Таней. Делать вид, что ничего не было? Или, наоборот, незаметными улыбками и
полунамеками давать ей понять, что между нами теперь есть маленькая, пусть
смешная, но тайна?
И еще одно не давало мне покоя. Вчера я, чтобы спасти
репутацию Гарика Литвака, сунулся в местную «управу», а в результате оказался в
роли лица, оказывающего помощь в раскрытии убийства. Более того, своим
появлением возле гостиницы сразу после второго убийства я вольно или невольно
заставил Сергей Лисицына думать, что всерьез включаюсь в работу. Сегодня утром
я уже не смог бы членораздельно объяснить, чего меня понесло к гостинице, да
еще вместе с Татьяной. Это был порыв, необдуманный и глупый, грозящий испортить
мне первый за многие годы свободный от служебных забот отпуск. Разве имею я
право втягиваться в какое бы то ни было расследование, когда у меня на руках
восьмилетний ребенок? Конечно, я не самый лучший отец, но не до такой же
степени! Никак я не мог решить, что же мне делать, ввязываться в игру или нет.
В то же время я прекрасно отдавал себе отчет в том, что если я решаю активно
помогать Сереже Лисицыну, то без Татьяны мне не обойтись, потому что я глупо и
бездарно «засветился» перед местным замом по розыску, который быстренько
перекроет мне кислород, ежели что не так выйдет. Но в этом случае я должен
вести себя с Таней соответствующим образом и уж ни в коем случае не делать вид,
что вчерашнего дня вообще не было.
Короче говоря, в голове моей была полнейшая сумятица,
поэтому я и решил смыться из дома до того, как девушки встанут. К вечеру я
должен принять какое-то решение, но до вечера еще есть время, а сейчас я был к
решению не готов.
Когда мы с Лилей подошли к тому заведению, где кормили
горячими чебуреками, дверь, к моему изумлению, оказалась запертой. С досадным
опозданием я сообразил, что проходил здесь каждое утро около десяти часов, а
сейчас только четверть восьмого. Так и есть, табличка на двери гласила, что
чебуречная работает с 9.00 до 22.00.
– Чебуреки отменяются, – сказал я преувеличенно бодрым
тоном, сгорая от стыда перед разбуженным ни свет ни заря голодным чадом. –
Какие есть предложения? Мороженое? Или хочешь, дойдем до базара и купим
персиков?
– Папа, еще рано, мороженое не продают, – сказала моя
умная дочь, глядя на меня с жалостью, как на инвалида умственного труда. –
И магазины все закрыты. Пойдем лучше в парк, посидим на лавочке до восьми
часов, а потом магазины откроются, и мы купим хлеба и чего-нибудь для
бутерброда. И бутылку воды.
Это показалось мне разумным. Конечно, Лиля преследовала свои
цели: «посидеть на лавочке» означало «почитать книжку», а под «чем-нибудь для
бутерброда» подразумевалась, несомненно, очередная порция сырокопченой
колбаски. Но в любом случае в такую рань ничего лучшего в плане завтрака мы бы
не придумали.
Мы доплелись до парка и уселись на зеленой тенистой аллее.
Лиля тут же уткнулась в толстую голубую книгу, а я занялся своими
эгоистическими расчетами, не спеша покуривая и разглядывая какие-то
экзотические цветочки на клумбах. За этим занятием нас и нашел невесть откуда
взявшийся Сережа Лисицын.
– Доброе утро, Владислав Николаевич, – произнес он,
усаживаясь рядом с нами на скамейку.
– Какими судьбами? – хмуро откликнулся я. Сегодняшний
день мой ангел-хранитель бодро начал с двух несчастливых билетиков. Сначала мне
не повезло с завтраком, теперь еще вот это…
– Искал и нашел.
Он обезоруживающе улыбнулся, но глаза у него были грустные и
еще более щенячьи, чем вчера днем. Я подумал, что он не спал две ночи подряд,
занимаясь убийствами в гостинице, и вдруг испытал острую жалость к этому совсем
молоденькому пареньку, которого бросили, как кутенка в воду, на такие сложные
преступления, дав ему в напарники двоих помощников, от которых толку как от
козла молока. Как вчера сказала Таня? Он работает восемь месяцев, и за это
время ни одного раскрытия, которым можно гордиться, все по мелочи. И учить его
некому, наставником назначили пьющего пенсионера, за показатели голову не
снимают, теперь ведь, наоборот, модным стало кичиться количеством нераскрытых
тяжких преступлений. Дескать, посмотрите, в какой невыносимой оперативной
обстановке мы живем, каждый день по десять трупов и пять взрывов, людей не
хватает, все толковые сыщики поувольнялись на гражданку и в коммерцию или в
частную охрану подались, раскрывать ничего не успеваем. И бьется бедный парень
Серега Лисыцын как рыба об лед, и ничего-то у него не получается, и поплакаться
в жилетку некому, и помощи ждать неоткуда. И вдобавок начальник такой
специфический… А сыщицкая хватка у него, похоже, есть, если он нашел меня в этом
парке.
– Чем порадуешь? – спросил я, искоса поглядывая на
Лилю. Она была целиком поглощена изучением Татьяниного творения, но я
подозревал, что ушки у нее настроены на нашу волну. Сергей перехватил мой
взгляд и едва заметно кивнул.
