В списке номинантов на приз за лучшую женскую роль стояла и
фамилия Сауле Ибрайбековой, которая к своим двадцати пяти годам имела
кинематографический стаж лет в двадцать. Я помню, как двадцать лет назад, когда
я еще учился в школе милиции в Караганде (в Московскую школу в те времена
принимали только после армии, а в Карагандинскую можно было поступать сразу со
школьной скамьи), на экранах гремел фильм «Маленькие взрослые», где пятилетняя
Сауле, смуглая куколка с раскосыми глазами и изумительной красоты личиком,
блистательно сыграла главную роль пятилетней же девочки, глазами которой в
фильме показан чудовищный и нелепый мир взрослых, наполненный мелочным и
ненужным враньем, плохо скрываемым лицемерием и рвущейся наружу злобой. С тех
пор Сауле снимали все кому не лень, и в хороших картинах, и в слабых, а порой и
просто в кошмарных. В девочке был от природы заложен талант актрисы, а
бесконечные съемки шлифовали его, позволяя наращивать профессионализм. Для меня
было очевидным, что из всех шести номинантов Сауле – самая талантливая, и на
конкурсе актеров вообще она несомненно была бы на первом месте. Но здесь был
конкурс ролей, причем ролей не всяких, а сыгранных в течение последнего года. К
сожалению, роль, которую прекрасная москвичка казахского происхождения сыграла
в своем последнем фильме, была далеко не самой удачной.
И завершала список претенденток на премию некая Марина
Целяева, о которой почти ничего не было известно. Это была начинающая актриса,
сыграла она совсем мало, в ее биографии были две проходные роли и одна
плохонькая, но главная, за которую ее и представили к премии. Как она попала в
список номинантов – одному богу известно, даже невооруженным глазом было видно,
что она не смогла бы тягаться ни с крепкой профессионалкой Сауле Ибрайбековой,
ни с несомненно талантливой и яркой актрисой Ольгой Доренко, ни даже с
очаровательной стервочкой-потаскушкой Катюшей Иванниковой. И они, и Регина
Голетиани, и погибшая Люся Довжук, при всех их недостатках, были опытными
актрисами, в разной степени, но владели ремеслом и даже обладали мастерством и,
опять же в разной степени, талантом. У Марины же Целяевой не было ничего: ни
опыта, ни мастерства, ни таланта. Зато, наверное, у нее была толстая волосатая
лапа, не столько мощная, сколько денежная, которая захотела купить своей
девочке первую премию. А может, и не девочке, а главным образом себе: сделать
девочку победительницей, а потом тешить себя тем, что имеет в любовницах
кинозвезду. Не хуже, чем у них там, на Западе.
Итак, Марина Целяева. И эти разговоры о том, что Игорю
Литваку кто-то предлагал большую взятку за то, чтобы не присуждать первую
премию Ольге Доренко. И устранение двух главных претенденток на первое место. А
исчезновение шкатулки с драгоценностями Казальской – не более чем примитивный камуфляж,
чтобы отвлечь внимание от Люси Довжук. В списке актрис Марина была на последнем
месте. В списке же подозреваемых она оказалась на первом.
Я посмотрел на часы и почувствовал угрызения совести. Уже
половина девятого, а я расхаживаю по аллее с умным видом усталого комиссара
Мегрэ, учу жизни молоденького сыщика и совершенно не думаю о том, что вон на
той скамеечке меня терпеливо дожидается голодный ребенок, которого я выдернул
ни свет ни заря из теплой постели.
– Сережа, где тут поблизости можно позавтракать?
– Пойдемте, я покажу.
Мы отправились куда-то в сторону базара, где Лисицын показал
нам прелестное маленькое кафе, чистенькое и уютное, со столами, на которых
красовались скатерти в бело-синюю клетку и вазочки с цветами. В воздухе витал
запах свежей выпечки, ванили и только что смолотого кофе.
– Я вам очень советую, возьмите струдель, – сказал
Лисицын, усаживаясь за столик вместе с нами. – Это что-то невероятное.
Здесь работает знаменитый Эдик, и весь город ходит сюда именно за струделями.
– Кто такой Эдик?
– Эдик – это местная достопримечательность. Он много лет
работал поваром на круизном теплоходе, готовит так, что можно сойти с ума. Но
специализируется на кондитерке. Попробуйте, не пожалеете.
Сергей не обманул. Кофе в этом кафе был хороший, крепкий и
сладкий, а от горячего, только что снятого с противня струделя возникло
чувство, словно ангелочек в бархатных штанишках проехался по пищеводу. Это
действительно был кулинарный шедевр. Лиля пила чай с молоком, причем я заметил,
что официантка готовила его по особым правилам: сначала налила в красивую
большую чашку с розочками топленое молоко, которое на наших глазах вытащила из
печки, где оно томилось в керамическом горшочке, и только потом стала вливать в
молоко крепко заваренный чай, не разбавляя водой. Судя по выражению лица моей
дочери, чай тоже был на уровне не ниже фантастического струделя. Вкусный
завтрак заставил меня размякнуть, и я ухитрился совершить глупость, о которой
потом много раз жалел.
– Сережа, у тебя есть шанс сделать доброе дело для одного
хорошего человека. У тебя есть какие-нибудь материалы по пожару в Летнем
театре?
Он удивленно посмотрел на меня и поставил чашку с кофе на
блюдце.
– А зачем вам?
– Ты ответь – есть или нет?
– Ну, есть, конечно. Полно.
– Ты можешь их показать человеку, который пишет детективный
роман об этом?
Сергей нахмурился.
– Но дело еще не закрыто, идет следствие. За разглашение
тайны, знаете, что со мной сделают? И потом, как человек может писать роман о
преступлении, которое неизвестно еще будет ли раскрыто?
– Ты не понял. Этот человек пишет не документальную повесть,
а художественную. Ваш пожар – это только толчок для творческой мысли. Там все
выдумка от начала и до конца, реален только сам факт пожара во время конкурса
красоты. Все остальное – из головы.
– Тогда зачем этому писателю мои материалы?
Сережа оказался недоверчивым занудой, и это было хорошо.
Пусть у него нет полета фантазии, который необходим в сыщицком деле, но зато
его на кривой козе не объедешь.
– Материалы нужны для того, чтобы творческая мысль получила
новый толчок. Серега, ну не упирайся, давай баш на баш: я же тебе помогаю, ну и
ты помоги хорошему человеку. Я гарантирую тебе, что в заинтересованные
преступные руки материал не попадет, человек надежный.
– Кто он?
– Я же сказал – писатель.
– Владислав Николаевич, я должен знать – кто он.
– Ну хорошо. Это Татьяна Томилина.
– Кто?!
Я подумал, что мне сегодня все-таки повезло: если бы Лисицын
в этот момент держал чашку с горячим кофе в руке, ароматная темно-коричневая
жидкость непременно оказалась бы на моих кремовых джинсах и белоснежной майке.
Но к счастью, чашка спокойно стояла на столе, и от Сережиного резкого движения
всем корпусом выплеснувшийся кофе дальше блюдечка не убежал.
– Чего ты так возбудился? Ты что, знаешь ее?
– Конечно. Все женщины нашего города зачитываются ее
детективами. И моя мама, и сестра тоже. А вы с ней знакомы?
