– Ира, а это из чего сделано? – спросил я, показывая на
нечто глянцево-белоснежное с разноцветными вкраплениями.
– Это творог, взбитый со сметаной и сливками.
– А вот это, цветное?
– Это кусочки персиков, ананасов, клубника, черная
смородина.
Я еще некоторое время поотирался на кухне, соблюдая
вежливость, и вышел во двор.
– Танечка, как ваши шестьсот строк?
– Уже триста пятьдесят намолотила, – ответила она, не
прекращая набирать текст. – После обеда еще два часа поработаю – и можно
идти купаться. А как прошел ваш поход по делам? Удачно?
– Увы. Не буду вас отвлекать, потом расскажу.
Она сняла руки с клавиатуры и сладко потянулась.
– Все, перерыв. Все равно надо аккумулятор подзаряжать, его
только на три часа хватает. Лиля, будь добра, воткни его в розетку в нашей
комнате.
Лиля взяла зарядное устройство и пошла к лестнице, ведущей в
комнату Иры и Татьяны. Как только она отошла на безопасное расстояние, Таня
тихо спросила:
– Что у вас? Что-то плохое?
– Сережа нашел человека, к которому ходила Доренко в день
перед убийством. А этот человек вчера умер. Очень похоже, что он дал ей
какую-то видеокассету, которую она и принесла в пакете с желтыми ручками. Но
пакет пропал, и кассета вместе с ним.
– Кто этот человек?
– Отставной военный, работавший в разведке. Семьдесят три
года, вдовец, увлекается любительскими видеосъемками.
– И вы думаете, что кассета имеет какое-то отношение к двум
убийствам?
– Нет, не думаю. Я просто не вижу, какая тут может быть
связь. Но найти ее все равно надо. Знаете, как говорят немцы? Во всем должен
быть порядок. Если Ольга пришла в гостиницу с сумкой, то эта сумка должна
где-то быть, и ее надо найти. А то я один раз так нарвался, упустив из виду,
казалось бы, пустяк. Кстати, ситуация была очень похожая. Свидетель, который
видел убийцу входящим в подъезд дома, утверждал, что он был в темно-зеленой
куртке и ондатровой шапке, а другой свидетель, который видел его выходящим из
лифта на восьмом этаже, стоял на том, что он был в темно-зеленой куртке и без
головного убора. Этого оказалось достаточно, чтобы адвокат вцепился мертвой
хваткой в судью: пока, дескать, мы не докажем, что подсудимый шапку снял и
между этажами выбросил или в лифте оставил, я буду настаивать на том, что оба
свидетеля видели разных людей. Мой-де подзащитный входил в дом в шапке и шел к
знакомым на третий этаж, а на восьмом этаже, рядом с квартирой потерпевшего,
видели не его. Судья и так, и сяк крутился, а делать нечего. Все сомнения
толкуются в пользу обвиняемого. Послали дело на доследование с указанием:
выяснить вопрос о шапке, иными словами – найти ее, проклятущую, и доказать, что
она принадлежит подсудимому. Ясно, что ее не нашли. Следователь потом локти
кусал, да и мне обидно: с таким трудом убийцу этого вычислили, нашли, задерживали
со стрельбой, двое моих ребят чуть не погибли, а все впустую. Так что, если уж
мы с вами взялись помогать бедному мальчику Сереже, надо делать все по уму,
чтобы он нас потом худым словом не помянул.
– А фамилия того адвоката – Захаров? – спросила вдруг
Таня.
– Точно. Как вы догадались?
– Так он наш, питерский. Приехал тогда из Москвы после
процесса и всем рассказывал про эту шапку. Он вообще-то очень грамотный и
цепкий, я всегда внимательно слушаю, когда он хвастаться начинает и всякие
байки травит, массу полезных вещей можно услышать, которые потом в работе
пригодятся. Я, кстати, вскоре после этой истории с шапкой закрывала одно
большое дело, писала обвинительное заключение и под впечатлением захаровского
рассказа обнаружила такую неувязочку, что опытному адвокату только за краешек
ухватиться – и конец моим многомесячным трудам. И неувязочка-то пустяковая, в
прежние годы на нее и внимания бы никто не обратил. И представляете, получает
адвокат дело, читает обвиниловку и начинает хохотать прямо у меня в кабинете.
«Вы чего? – спрашиваю. – Грамматическую ошибку нашли?» – «Нет, –
говорит, – я же в деле с момента задержания обвиняемого и помню точно, что
вот в этом месте несостыковочка была. Когда я услышал от Захарова, как он из
такой вот малюсенькой детальки оправдательный приговор выкроил, сразу
сообразил, что и тут можно поиграть. А вы, Татьяна Григорьевна, несостыковочку
эту убрали, тоже, видно, историю про шапку слышали». Так что в известном
смысле, Дима, я ваша крестница. Училась на ваших ошибках, хоть мы и знакомы-то
не были. Забавно, правда?
Ира принесла из кухни тарелки и приборы и принялась
накрывать обед. Лиля вернулась и молча сидела на краешке длинной скамьи у
стола, листая «Вестники кинофестиваля», которые каждый день приносила Рита. Ира
и Таня горячо обсуждали вопрос о том, уместно ли пригласить к обеду
седобородого очкастого отдыхающего из соседнего дома, который, как я видел
сквозь густые заросли крыжовника, вернулся с пляжа на сиесту и развешивал во
дворе мокрые плавки и полотенца. Я тоже принял участие в обсуждении, потому что
мне, совершенно непонятно почему, захотелось, чтобы вышло так, как хочет
Ирочка. Я чувствовал какую-то вину перед ней, а Татьяна явно не была настроена
общаться с незнакомым человеком.
– Девочки, с соседями всегда надо дружить, – говорил я
тоном умудренного жизнью старца. – Мало ли что случится, все-таки мужчина,
будет кого на помощь позвать.
– Дима, вы что, полагаете, на нас нападут бандиты в
масках? – скептически спрашивала Таня.
– Нет, Владик прав, – настаивала Ирочка, расставляя на
столе миски с салатом и творожным десертом.
– Папа, а кто такой Виктор Бабаян? – подала голос Лиля,
изучавшая «Вестник кинофестиваля».
– Это такой режиссер, детка, он снимает фильмы. Ты не хочешь
помочь тете Ире?
Лиля послушно отправилась на кухню и принесла хлеб и тарелку
с зеленью. В конце концов седобородого решили пригласить. Ирочка вышла за
калитку и через несколько минут вернулась вместе с ним, смущающимся до дрожи в
ногах. Я сел рядом с Татьяной, чтобы при первой же возможности возобновить
потихоньку разговор на интересующую меня тему. Во время обеда Ирочка щебетала
со своим поклонником, Лиля снова думала о чем-то своем, а мы с Татьяной ломали
голову над тем, куда могла деваться кассета в дурацкой фиолетовой сумке.
– Вынуждена вас огорчить, Дима, – вполголоса говорила
Таня, слизывая с ложки густую белую массу творожного десерта с фруктами. –
Либо Доренко сумку с кассетой кому-то отдала до того, как ее убили, либо ее
украл убийца. И тогда все наши с вами рассуждения об устранении конкурентов
неверны. Смотрите, что получается: убийца приходит в номер к Доренко, убивает
ее и хочет найти кассету, но по каким-то причинам это у него не получается.
Вариант первый: в этот момент возвращается Довжук, и убийца просто не успевает
поискать то, что ему нужно. Не исключено даже, что когда Довжук вернулась в
номер, убийца еще был там, а поскольку Людмила, как вы мне рассказывали, сразу
начала визжать и выскочила в коридор, он вполне мог выйти незамеченным,
воспользовавшись суматохой и паникой. Вариант второй: он взял по ошибке не ту
кассету, но понял это только тогда, когда просмотрел ее. Тогда он возвращается.
И возвращается он в тот номер, где в данный момент находятся вещи убитой
Доренко, то есть в «люкс» Аллы Казальской. Убивает мирно спящую Довжук и
перерывает весь номер. А шкатулку с драгоценностями забирает для отвода глаз.
Так что все сходится на кассете. Весь вопрос только в том, нашел ли ее убийца
или сама Доренко ее куда-то задевала. Но, Дима, то, что я сейчас
сказала, – чистый плод фантазии, потому что ни вы, ни я не знаем точно,
что было в сумке. Это мы с вами так придумали, что в ней была кассета
Вернигоры. Но ведь это может оказаться и коробка печенья, которую Ольга купила
к утреннему кофе, чтобы завтракать, не выходя из номера. И тогда сумка и то,
что в ней находится, никакого отношения к убийству не имеют. Тогда снова
возвращаемся к борьбе конкурсанток. Надо все-таки выяснить, что же было в
сумке. И куда она, в конце-то концов, делась. Ведь если весь сыр-бор не из-за
нее, то где-то же она должна быть. Я вам предлагаю следственный эксперимент.
