– Ну… Обыкновенная, пластиковая, полгорода с такими ходит.
Разноцветная, рисунок фиолетовый, ручки желтые. Такая страхолюдная – жуть. Я
еще удивился, как это Оля ходит с таким убожеством, она всегда очень элегантно
одевалась, следила, чтобы все было в тон, чтобы цвета соответствовали. Если уж
она носила что-то в таких сумках, то это всегда были фирменные пакеты из
дорогих магазинов. Короче, я хоть и злой был, но понимал, что в ее розовом
костюме и с такой сумкой появляться перед публикой нельзя. Оля пошла к лифту, а
я ей вслед крикнул: «Давай в темпе. Рудин меня убьет».
– Она пошла к лифту или побежала? – уточнил я.
– Почти побежала. Она в туфлях на шпильках была, не больно
разбежишься. Но она правда торопилась, она не любила опаздывать.
Это я и без него знал.
– Когда она спустилась вниз, вы посмотрели на часы?
– Обязательно. Я вообще с них глаз не сводил. Вы ж поймите,
оргкомитет на то и существует, чтобы все организовывать и отвечать за то, чтобы
все шло без срывов. Любая накладка, любое опоздание считается нашей
недоработкой. Рудин платит хорошо, но за каждую накладку делает начеты. Когда
Оля спустилась вниз, было 21.18. Я схватил ее за руку и буквально потащил в зал.
– Хорошо, Геннадий. Теперь покажите нам, где стояла Ольга в
тот момент, когда вы посмотрели на часы и увидели, что уже 21.14.
Гольдман послушно подошел к стеклянной вращающейся
двери. – Вот здесь. Я посмотрел на часы, как только ее увидел у дверей.
– Когда вы закричали ей, что она опаздывает на пятнадцать
минут, она остановилась или продолжала идти вам навстречу?
– Да она почти бежала, я же говорил. Запыхавшаяся была,
волосы растрепаны.
– Дверь лифта сразу открылась или ей пришлось ждать?
– Ждала. Я тоже нервничал, поэтому, когда она лифт вызвала,
посмотрел на табло, прикидывал, сколько еще ждать придется.
– Не помните, на каком этаже был лифт?
– Где-то посередине табло лампочка горела, но где точно – не
скажу. Я все-таки далеко от лифта стоял. Да и не запоминал специально, не
думал, что пригодится.
– Конечно, конечно. Ну что ж, Гена, спасибо вам.
Гольдман ушел, не скрывая облегчения, а мы с Сергеем засекли
время и начали воспроизводить передвижения Ольги Доренко за четыре минуты, с
21.14 до 21.18. Отошли к стеклянной входной двери и быстрым шагом направились к
лифту. Когда дверь кабины открылась, поднялись на 16-й этаж, где находился
номер Ольги Доренко и Люси Довжук. Номер был в самом конце необозримо длинного
коридора. Подойдя к двери, я торопливо вставил ключ в замочную скважину. Ключ
не поворачивался. Я стал дергать им вправо и влево, но замок, судя по всему,
заело.
– Здесь замок сломан, – сказал стоявший у меня за
спиной Лисицын. – Мы тоже всякий раз мучаемся.
Наконец ключ провернулся, я распахнул дверь, сделал жест
рукой, словно зашвыривая с порога сумку на кровать, закрыл дверь и запер. Как
ни странно, при обратном движении замок не заедало. Почти бегом мы ринулись
назад к лифту, спустились вниз, в гостиничный холл. Семь минут.
– Не получается, – констатировал я. – Давай
пробовать еще раз с учетом того, что Ольга могла суметь открыть дверь номера с
первой попытки.
Мы повторили маршрут, на этот раз не пытаясь справиться с
замком, а просто остановившись возле двери и выждав шесть-семь секунд – ровно столько,
сколько нужно, чтобы ловко открыть замок, швырнуть сумку в комнату и захлопнуть
дверь. И снова у нас получилось намного больше четырех минут.
– Погоди, Сережа, все не так, – вдруг сказал я. –
Ведь Ольга не подходила к портье за ключом. Стало быть, она рассчитывала, что
Люся в номере. Но Люся-то была на пресс-конференции. Ольга очень торопилась и
могла сообразить это, только поднимаясь в лифте. Тогда она могла вообще идти не
к себе в номер.
– А куда?
– А черт его знает! – в сердцах бросил я. – К любовнику,
например. Он, кстати, мог жить на одном из нижних этажей.
– А кто ее любовник?
– Да кто ж это знает! – рассмеялся я. – На этих
фестивалях идет повальная случка, трахаются все и со всеми. Кто же знает, кто
был партнером Ольги в тот день. Только, может быть, Люся, но и ее теперь не
спросишь.
– Не знаю, Владислав Николаевич. – Сережа с сомнением
покачал головой. – Не вяжется.
– Что у тебя не вяжется?
– Если в это время шла пресс-конференция, то как Доренко
могла быть уверена, что застанет кого-то в номере? Я так понял, что в это время
участники фестиваля по номерам не сидят, они или с прессой общаются, или гудят
в ресторане. На кого же Доренко могла рассчитывать?
– Правильно, Серега. Ни на кого. Или на того, кто всегда на
месте, у кого номер постоянно открыт. Оргкомитет или пресс-бюро.
Оргкомитет находился на втором этаже, поэтому мы начали с
него. Это был большой двухкомнатный номер, где круглосуточно кто-нибудь
дежурил, трещал телефон, жужжал факс. Мы беспрепятственно вошли в открытую
дверь и стали объяснять молоденькой девушке с мальчишеской стрижкой, зачем
явились. Она согласно кивнула и вместе с нами принялась искать сумку,
фиолетовую с желтыми ручками. Сумка нашлась, хотя на поиски ушло довольно много
времени. С трудом сдерживая возбуждение, мы заглянули в нее и разочарованно
вздохнули. В сумке лежали чьи-то мокрые плавки и полотенце.
– Чья это сумка? – спросил Сергей у девушки.
– По-моему, Саши Грозовского, он вечно забывает повесить
плавки сушиться, а потом жалуется на свою забывчивость.
– И давно у него эта сумка?
Я все еще не оставлял надежду, что это могла быть сумка
Доренко, которую та забросила второпях в комнату оргкомитета и которую потом
кто-то нашел, содержимое куда-то выложил и стал носить в ней купальные
причиндалы.
– Ой, ну я не помню. Кто на это внимание обращает?
– А где сейчас Грозовский?
Она пожала плечами, всем своим видом показывая, что в ее
обязанности не входит следить за сотрудниками и тем более за чужими сумками.
На поиски Саши Грозовского ушло часа два. Как оказалось, эти
два часа мы потеряли впустую. Сумку он купил в киоске возле гостиницы неделю
назад.
Понурые и расстроенные, мы поднялись на 16-й этаж в
пресс-бюро. Их комната находилась в самом начале коридора, рядом с лифтом, и
дверь была открыта нараспашку. Я осторожно заглянул в помещение, где царила
суета и стоял гвалт. Фотографы, корреспонденты, редакторы, корректоры сидели
друг у друга на головах и готовили очередной выпуск ежедневного
четырехполосного «Вестника кинофестиваля». Я не стал ни с кем заговаривать, тем
более что на меня никто внимания не обратил, а просто шагнул в прихожую и
открыл дверцы стенного шкафа.
Сумка лежала на полке. Фиолетовая с желтыми ручками. Я был
совершенно уверен в том, что это – та самая сумка, а не просто похожая, как
найденная в номере оргкомитета. Осторожненько закрыв шкаф, я на цыпочках вышел
в коридор.
