– Мы их купили.
Ритка буквально пожирала глазами Татьяну, видимо, считая,
что все это я затеял из-за нее. Оценивала соперницу. Похоже, она искренне
полагала, что всю оставшуюся жизнь я должен страдать по своей экс-супруге и
любить ее тайной любовью до гроба. И вдруг какая-то…
– Ну я не знаю, Стасов, ну ты вообще… – пробормотала
она. – С тобой же нельзя ребенка отпускать.
– Это еще почему? – невинно поинтересовался я. –
Там трехразовое питание, так что голодом я ее не уморю.
Таня и Ира продолжали молча носить из кухни тарелки и миски.
Улучив момент, когда они снова отошли, Рита злобно прошипела:
– Ты не смеешь тащить с собой одновременно ребенка и
любовницу. Это безнравственно. Я тебе запрещаю.
Надо же, ее не смутило даже присутствие Мазаева. Ну
Маргарита!
– Ты не можешь ничего мне запретить, дорогая моя, –
спокойно ответил я, понимая, что этот бой я уже выиграл. Раз Рита не смеет
высказываться в присутствии Татьяны, значит, она совершенно
деморализована. – Мы с тобой в разводе, извини, что напоминаю. А оставлять
ее здесь, на твоем и твоего любовника Рудина попечении, не менее
безнравственно. Не будем заниматься бессмысленным обменом шила на мыло. Хорошо?
Тем более что, повторяю, Лиля хочет ехать. Я ничего с тобой не обсуждаю, я
просто ставлю тебя в известность.
Рита быстро поняла, что спорить со мной бесполезно. У нее не
было выбора – она не могла оставить здесь Лилю без меня, она была слишком
занята суматошной жизнью кинофестиваля. И потом, ей, похоже, уже надоело играть
в дочки-матери.
– Здесь есть телефон? – озабоченно спросила она, быстро
переключаясь на другую проблему.
Я проводил ее к хозяйке и попросил разрешения позвонить.
Рита осталась в комнате, а я вернулся за стол, к Мазаеву.
– И как ты не боишься? – усмехнулся он.
– Чего я должен бояться?
– Скандала.
– А кто сказал, что я не боюсь? Боюсь, и еще как. Поэтому и
вру, чтобы не нарываться.
– Откуда она узнала про Татьяну?
– Сам не знаю. Какая-то доброжелательная сволочь нас
сфотографировала и подбросила снимки Рите в номер. Она еще вчера ими
размахивала и пыталась выяснять со мной отношения.
Рита вернулась, и выражение лица у нее было раздраженным.
– Все наперекосяк с этим фестивалем, – сердито сказала
она, усаживаясь за стол и беря с тарелки изящный пупырчатый огурчик, хотя не
далее как десять минут назад пренебрежительно отказалась от предложенного
ужина. – Ни одного дня нормально не проходит. Через час начинается
пресс-конференция по фильму Бабаяна, а он куда-то пропал. Наверное, опять
запил, придурок.
Виктор Бабаян был из породы гениальных алкоголиков. Он делал
великолепные фильмы, но периодически, причем в самый, как правило, неподходящий
момент, ударялся в не менее великолепные запои, наплевав на всю съемочную
группу и застревающий производственный процесс. Запои свои Бабаян обставлял
антуражем городского «дна», вливая в себя спиртное в обществе бомжей,
опустившихся наркоманов и давно состарившихся, беззубых бывших вокзальных
проституток. Чего его так тянуло в грязь – никто не знал, но все привыкли. Одно
время у него был роман с Олей Доренко, и Виктор оказался единственным мужчиной
в ее жизни, которого она бросила сама, не выдержав его пьяной гениальности. Или
гениального пьянства?
– Поищите его на морском вокзале, – посоветовал
я. – Мы там сегодня были, видели массу колоритных личностей, которыми Витя
мог заинтересоваться.
– Без тебя знаю, – вяло огрызнулась Рита, хрустя
огурчиком. – Что толку его искать, если он напился? Нельзя же в таком виде
показывать его журналистам.
– Не паникуй раньше времени, может, он и не пьян. Гуляет
где-нибудь, перед самым началом появится. И вообще, чего ты-то волнуешься? Ты
же критик, а не претендентка на приз за роль в фильме Бабаяна. За Рудина своего
переживаешь?
– Конечно. – Рита с вызовом поглядела на меня. –
Ты никогда не понимал, как можно переживать, когда у других людей неприятности.
Ты, Стасов, всю жизнь был эгоистом. Даже эгоцентристом. Между прочим, означает
ли тот факт, что ты намылился в круиз, что ты окончательно отказываешься от
предложения Рудина работать у него в службе безопасности?
– Означает, – подтвердил я. – Я увольняюсь на пенсию,
и на ваши звездные кинематографические трупы мне наплевать.
– Чем же ты будешь заниматься, хотела бы я знать? Ты же
ничего не умеешь, кроме как преступников ловить. В дворники пойдешь?
– Зачем в дворники? В домработники.
– В кого, в кого? – переспросила Рита. Ее рука,
потянувшаяся было за вторым огурчиком, повисла в воздухе.
– В домработники. К Татьяне Григорьевне. Буду вести ее
домашнее хозяйство, чтобы давать ей возможность зарабатывать много денег.
Рита побелела. Все-таки дурой она не была, хотя прочих
недостатков у нее имелось в избытке.
– Ты собрался жениться, Стасов? – медленно спросила
она, переводя глаза с меня на Таню и обратно.
– Собрался. А ты, по-моему, собираешься опоздать на свою
пресс-конференцию.
Рита поняла, что ее вежливо выставляют. С ослепительной
улыбкой она вспорхнула на второй этаж, пару раз чирикнула, облизывая Лилю, и
покинула наш гостеприимный двор по Первомайской, 8.
* * *
На рассвете, когда я, поеживаясь от холода, вышел из Таниной
комнаты и стал на цыпочках двигаться по галерее, огибая дом, чтобы попасть в
свою каморку, я увидел во дворе за столом сгорбленную фигуру. Сережа Лисицын
сидел, опустив плечи, и от него веяло бедой и безысходностью.
Я спустился и сел рядом с ним.
– Что стряслось?
– Бабаяна нашли, – тихо ответил он. – На
заброшенной стройке.
– Что он там делал? – удивился я.
– Лежал.
Я похолодел. Неужели?..
– Живой?
– Нет, конечно. Его утопили, потом вытащили и бросили на
стройке. А меня выгнали с работы.
– Как то есть?
– Вчера еще. Сказали, что не справляюсь, что показатели
низкие, успехов никаких. Перевели в участковые. Вчера же и приказ состряпали.
Пелена слетела с моих глаз в одно мгновение. Права была
Ритка, когда говорила вчера, что я эгоист и ничего вокруг себя не вижу. Права
на все сто.
Сначала ей подбросили фотографии, надеясь на то, что, как и
полагается между супругами, у нас возникнет скандал, после которого мне
придется уехать отсюда или, в лучшем случае, обходить гостиницу стороной.
Скандала не получилось. Тогда нам подсунули путевки, которые мы якобы выиграли
и от которых только полный идиот откажется.