Я разомкнул «замок», взял парня за волосы и повернул его
лицо к себе. Смертельная бледность разлилась от корней волос до самой шеи.
Значит, Сережа Лисицын не промахнулся, давая мне наводку на этого фотодеятеля.
Он назвал мне его фамилию еще вчера, и пока я летел с Лилей в Москву, Игорек
Дивин, помимо всего прочего, получил сведения об этом небритом красавце, в том
числе и о его поведении во время отбывания срока за разбойное нападение. Вел
себя наш герой, прямо скажем, не совсем красиво, по крайней мере, с точки
зрения законов зоны. Администрация была им более чем довольна, потому что он не
только стучал, как взбесившийся дятел, но и помогал устраивать провокации
против неугодных «куму» зеков. В среде бывших, а также действующих уголовников
за такое поведение по головке не гладят. Сам парень был из Ростова, срок мотал
в Самарской области, после освобождения какое-то время пожил под Курском, потом
обосновался здесь, в этом южном городке на берегу Черного моря. Слухи о его
неблаговидных выкрутасах сюда пока не дошли, но ведь этому делу и помочь
недолго, о чем я и проинформировал только что излишне независимого фотографа,
который не признает чужих командиров. Конечно, шантаж – дело не особо
благородное, но мне было на это наплевать, потому что я искал тех, кто
покушался на моего ребенка. И чтобы найти их, я готов был пойти на поступки,
весьма далекие и от благородства, и от этики. Наверное, в своей прошлой жизни я
был курицей-наседкой, глупой и ограниченной, но ради защиты своих цыплят
готовой броситься даже на коршуна.
У порога я обернулся и еще раз напомнил:
– Я зайду завтра в это же время. Постарайся не заболеть и не
уехать срочно на похороны любимой тетушки. Твой новый командир этого не любит.
Выйдя из фотоателье, я поискал глазами телефонную будку.
Будка стояла метрах в десяти от дома, где находилось ателье. Я попросил ребят
подождать меня еще минутку, зашел в будку, разыграл немую сцену «Безуспешный
звонок», оставив при этом в тайничке вторую записку, и с чистой совестью повел
всю компанию в бар на набережной пить коктейль. Первые шаги были сделаны. Теперь
будем ждать, кто и как на них отреагирует.
Глава 10
На следующий день в половине восьмого утра я сидел во дворе
дома на Первомайской и делал вид, что старательно читаю местную газету. Хозяева
Юры уже вернулись от своих родственников, так что ночевал он в комнате у
Ирочки, а Таня провела ночь у меня. Все они еще спали, а я караулил контрольный
сигнал, нетерпеливо поглядывая на часы.
Наконец через открытое окно первого этажа до меня донесся
телефонный звонок. Трубку снял Григорий Филиппович.
– Але, – услышал я его глуховатый голос. – Нет, не
туда попали. Нет, это не почта, это частный дом.
Я облегченно перевел дыхание. Значит, первая записка,
которую я оставил возле ресторанной кухни, дошла до адресата. В записке было
указание позвонить от 7.30 до 8.00 по нашему телефону и «попасть не туда» в
знак подтверждения, что записка получена и человек, которому она была
адресована, готов со мной встретиться.
Ровно в пятнадцать минут первого я был на морском вокзале, с
тоской глядя на причал, возле которого совсем еще недавно стоял белоснежный
«Илья Глазунов» с роскошными «люксами», предназначенными для нас. И почему мы
не поехали? Потому что я – дурак.
Я зашел в здание вокзала и поднялся на второй этаж, где были
расположены кассы. Из пяти кассовых окошечек открыты были два, и к каждому из
них стояло человек по восемь. Я примостился в конец одной из очередей, достал
справочник по лекарственным растениям в яркой обложке и принялся делать вид,
что усиленно читаю. Краем глаза я наблюдал за лестницей и вскоре увидел солидного
дядьку с пузом и в очках, который, пыхтя и отдуваясь, поднимался на второй
этаж. Дядька пристроился за мной и спросил:
– Вы крайний?
– Я всю жизнь крайний, – ответил я. – Как кого
бить – так меня. Но в этой очереди я, слава богу, не крайний, а последний.
Толстяк шумно перевел дыхание, стараясь заглянуть на обложку
моей книги. Я понял, что надо ему помочь, поэтому закрыл книгу и положил ее на
барьер, вдоль которого выстроилась очередь, а сам полез в карман за носовым
платком.
Через несколько минут мы уже беседовали с ним в тихом
укромном месте, подальше от любопытных глаз и ушей.
– Я думал, сам Николай Дмитриевич приехал, – сказал
толстяк, который оказался шеф-поваром того самого ресторана, где мы вчера
обедали. – Смотрю – почерк-то в записке его.
– Почерк его, – согласился я. – А помощь нужна
мне. Так я могу на вас рассчитывать?
– Ну… – Он неопределенно повел пухлыми плечами. – Я
посмотрю, что можно сделать.
– Иван Александрович, так меня не устраивает. Если бы я мог
выбирать из десятка помощников, я еще мог бы согласиться с тем, что кто-то из
них не сумеет мне помочь. Один не сумеет, зато другой сумеет. Но я в вашем
городе чужой, и выбирать мне не из кого. Вы понимаете? У меня вся надежда
только на вас.
Конечно, я слегка лукавил, но бог простит.
– И потом, – продолжал я, – мне не нужны от вас
активные действия. Мне только нужно, чтобы вы прислушивались и присматривались
в поисках тех, кто будет мной интересоваться. И потом рассказывали мне об этом.
Вот и все. А уж как это сделать – не мне вас учить, вы все не хуже меня знаете.
Иван Александрович вздохнул громко и жалобно. Роль
добровольного помощника милиции была ему в тягость, но, видно, отказать в
просьбе Коле Щипанову он не мог.
Расставшись с шеф-поваром, я послонялся по центру города.
Сегодня было по-прежнему холодно, но облачность постепенно рассасывалась, небо
было уже не таким серым, и даже изредка проглядывало робкое солнце. Похоже, еще
день-два – и погода снова наладится.
Я брел по зеленой, обсаженной кипарисами аллее и пытался
связать воедино трех кинозвезд и одного кинорежиссера. Что между ними общего?
Кому они могли все дружно помешать? Кассета Вернигоры, затесавшаяся в этот
кинематографический клубок, вносила сумятицу в мои размышления. Она не могла
иметь к этим четырем убийствам никакого отношения. Потому что если бы все дело
было в кассете, то погибли бы только Оля Доренко и Люся Довжук. А Олег Юшкевич
и Витя Бабаян были бы живы. Значит, дело не в кассете… При мысли о Юшкевиче и
Бабаяне какое-то неясное воспоминание пронеслось в моей голове, но я не успел
его схватить.
К четырем часам я подошел к фотоателье и первым делом
проверил телефонную будку. Сунув жетон в прорезь и сняв трубку, я набрал Риткин
номер в гостинице, а сам стал внимательно изучать нацарапанные на стене кабины слова
и цифры. В тот момент, когда она ответила, я увидел то, что искал – московский
номер телефона Коли Щипанова. Вчера этого номера здесь не было. Значит, и
второй адресат получил мое послание.
– Это я, привет, – произнес я в трубку.
Похоже, Маргарита спала, и я своим звонком ее разбудил,
потому что она не заметила, что гудки были не междугородние.
