Екатерина Иванникова – роль второго плана в фильме Игоря
Литвака «Самосожжение», где подробно описывается, как попадают на срочную
службу парни с олигофренией в степени легкой и даже средней дебильности и что с
ними на этой службе происходит. Катя сыграла роль врача из полковой санчасти,
сексуально озабоченной до такой степени, что когда ей «приспичит», она
становилась почти невменяемой, как наркоман в абстиненции, и готова была на что
угодно, лишь бы срочно подлечь под кого-нибудь. Ее активно «пользовали» ротные
и взводные командиры, чтобы она ставила липовые диагнозы несчастным солдатикам,
которых избивали, унижали, насиловали, доводили до самоубийства.
Итак, кроме Кати Иванниковой в «черном списке» наверняка был
Игорь Литвак. Через десять минут я нашел и третью потенциальную жертву. Руслан
Кийко, известный публике просто как Руслан, женоподобный гомосексуалист с
длинными волосами и нежным, тщательно выбритым лицом. В фильме «Он и его муж»
Кийко сыграл армейского полковника, совсем молодого, постоянно получавшего
внеочередные звания, потому что генерал оказался любителем мужского тела, а у
молодого красивого подчиненного ему отказа не было много лет. Руслан в этой
роли был необыкновенно убедительным и естественным (что вполне понятно),
нормально ориентированный мужик никогда не смог бы так сыграть гомосексуалиста,
как это удалось Кийко. Любой другой в этой роли переигрывал бы, пытаясь
нарисовать какую-то особую «женственность». А Руслан ничего не наигрывал и не
придумывал, у него этой пресловутой «женственности» было как раз столько,
сколько нужно. Его роль была в фильме основной, его педераст-покровитель был
только обозначен несколькими крохотными эпизодами, а весь фильм рассказывал о
том, как менялась на протяжении многих лет психология молодого офицера, который
делал себе карьеру таким «немужским» способом. Режиссером фильма «Он и его муж»
был все тот же Бабаян, гениальный алкоголик, блестящий мастер психологических
нюансов. К сожалению, за его жизнь можно было больше не беспокоиться.
Глава 12
Где искать Сергея Лисицына в первом часу ночи, я не
представлял, а идти к нему домой было рискованно: если его сочли достаточно
опасным, чтобы удалить с оперативной работы, то вполне могут присматривать за
его контактами. В первые два дня после возвращения из Москвы я еще был
Стасовым, и наши встречи проходили демонстративно открыто, потому что так и
было задумано. Зато теперь все стало сложнее. С какой это стати какой-то
Дмитрий Галузо будет разыскивать среди ночи участкового Лисицына?
Единственным шансом был телефонный звонок Сереже домой. Я
выбрался из своего сарая, вышел на улицу и пошел влево, хотя направо до
телефона-автомата было бы ближе. Но я не хотел по вполне понятным причинам
проходить мимо дома 8.
Мой ангелочек со скучным видом и брюзгливой миной вытащил
очередной несчастливый билетик, швырнул мне его в лицо и завалился спать.
Сергея дома не было. К телефону вообще никто не подошел, так что я даже не смог
попросить, чтобы ему передали, что он срочно мне нужен.
Оставалось одно: бежать в гостиницу, где жили киношники, и
искать Бориса Рудина. У него есть служба безопасности, пусть хоть что-то
полезное сделают.
* * *
В гостинице полным ходом шла ночная тусовка. Я прошел через
боковой вход из сада в холл мимо равнодушно глянувшего на меня охранника и
подумал, что на рудинскую службу безопасности надежда слабая. Они вообще мышей
не давят. Спят на ходу. Одной из примет нашего времени стало представление о
том, что если уж делать что-то, то за о-очень большие деньги, а просто большие
деньги существуют для того, чтобы их получать за просто так, за сонное
безделье.
Рудина я нашел в ресторане. Естественно, рядом с ним
восседала мадам Мезенцева, одетая во что-то невообразимое, полностью
открывавшее ее потрясающую фигуру. Полоса невезения началась, и мне пришлось
смириться с тем, что объяснений с Ритой никак не избежать. Разумеется, она
сразу же меня узнала, да и немудрено после стольких лет близкого знакомства.
– Что случилось? – тут же с ужасом спросила она. –
Что с тобой, Стасов? В кого ты превратился? Почему ты вернулся? Где Лиля?
Вопросов оказалось многовато даже для моей закаленной
нервной системы, поэтому я позволил себе быть грубым. Ну если уж не грубым, то
по крайней мере дурно воспитанным.
– Лиля на даче у Борзенкова, с ней все в порядке, –
быстро ответил я и тут же перевел взгляд на Рудина. – Борис Иосифович, мне
нужно поговорить с вами. Наедине и срочно.
Да, Боря Рудин мне не нравился, но одного у него не отнять:
он не был курицей, которая, прежде чем что-то сделать, долго и бестолково
квохчет и бьет себя крыльями по бокам. Он был деловым и стремительным.
– Посиди здесь, – бросил он Рите, вставая и делая мне
знак следовать за собой.
Похоже, Ритулька-то привязана к президенту киноконцерна
РУНИКО больше, чем он к ней. От такого пренебрежения она сделалась пунцовой, но
позу сохранила, даже не обернулась нам вслед.
Борис Иосифович шагал очень быстро, и мне оставалось только
удивляться, откуда в этих коротких ножках такая бешеная скорость. Он был
невысок росточком, даже ниже Риты, не говоря уж обо мне с моими без малого
двумя метрами, но в отличие от многих малорослых не производил впечатления
закомплексованного и злобного. Мне раньше не приходилось с ним общаться, только
один раз нас представили друг другу на какой-то презентации в Киноцентре, когда
я еще ходил на такие мероприятия в качестве Риткиного мужа. Он мне сразу не
понравился, и это светлое чувство я пронес в своей трепетной душе через долгие
годы как семейной, так и последующей холостяцкой жизни. Причем я не мог бы
сказать определенно, что именно мне так категорически не нравилось в Рудине. Но
вот не нравилось, и все тут.
Мы вошли в огромный «президентский» номер, состоящий из трех
комнат – гостиной, кабинета и спальни. В гостиной царил, мягко говоря, тот еще
бардак: на столиках стояли бутылки и грязные бокалы и рюмки, вазочки с
остатками орехов и косточками от давно съеденных фруктов, доверху забитые
окурками пепельницы, воздух, несмотря на открытую балконную дверь, был пропитан
запахом сигаретного дыма и перегара. По-видимому, гулянка здесь шла долго, а
закончилась совсем недавно.
Рудин, не останавливаясь, прошел через гостиную и открыл
дверь в следующую комнату. Я послушно последовал за ним в кабинет. Здесь было
хорошо, прохладно и чисто, у окна стоял большой письменный стол, у стены
расположились мягкие глубокие кресла. Борис двигался так стремительно, что
казалось, в кабинете есть еще одна дверь и он собирается пересечь его и идти
дальше. Но я ошибся, Рудин подлетел к одному из кресел, резко затормозил и
плюхнулся в него, закинув ногу на ногу, отчего брючина задралась, обнажив
жемчужно-серый носок и часть смуглой волосатой щиколотки. Ну надо же, а Ритка
всегда говорила, что терпеть не может волосатых мужиков!
– Слушаю вас внимательно, – произнес он, доставая
сигареты и щелкая зажигалкой. – Должен заметить, вы сильно изменились,
Владислав. Я помню вас совсем другим.
