— Методы работы полиции во многом зависят от сети связей, — объяснил Кармайн, успев за время долгой поездки обдумать все возможные вопросы. — При нормальных обстоятельствах мы имеем круг подозреваемых — будь то убийство, вооруженный грабеж или наркоторговля. Все мы знаем друг друга: и преступники, и копы. Со своей стороны мы ведем расследование по накатанной колее, потому что это самый надежный способ. У следователей, имеющих достаточный опыт, развивается особое чутье, позволяющее понять, кто стоит за тем или иным преступлением. У каждого убийцы свой почерк, свои особенности действий. Почерк есть и у грабителей. Изучая его, мы раскрываем преступления.
— Значит, и у этого убийцы есть почерк, — подхватил Спейт.
— Этого я не говорил, мистер Спейт. Этот убийца — призрак. Он похищает девушек, но не оставляет на месте преступления никаких следов. Его никто и никогда не видел и не слышал. Девушки скорее всего не были знакомы с ним. Как только мы решили, что он выбирает девушек исключительно с карибскими корнями, и постарались защитить всех потенциальных жертв, он переключился на девушку, родители которой — коннектикутский негр и белая женщина из Пенсильвании. По типу жертва походила на предыдущие, но этническая принадлежность иная. Ее похитили из центральной школы города, которую посещает полторы тысячи учеников. Преступник меняет почерк. Поэтому мы не продвинулись ни на шаг. Мы имеем дело не с преступником, а с безликим и безымянным существом.
— Может, он когда-то был осужден за другие преступления? Например, за изнасилование?
— Об этом мы тоже думали, мистер Парсон, и прочесали всю округу частым гребнем. Чутье подсказывает мне, что по своей сути он не только убийца, но и насильник, и, возможно, насилие для него важнее убийства, а жертвы он убивает лишь затем, чтобы они не проболтались. Я лично перерыл сотни дел, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь связь с насильником, который решил повысить ставки. Не найдя никаких совпадений с действиями насильников, которым был вынесен приговор или предъявлено обвинение, я взялся за дела из категории прекращенных — потерпевшие забрали свои заявления, такое часто случается. Я смотрел фотографии девушек, изучал их показания, но ни разу чутье полицейского не подсказало, что я на верном пути. А я убежден, что оно помогло бы мне, наткнись я случайно на преступника.
— Значит, он довольно молод, — сказал Спейт.
— Почему вы так решили, сэр?
— Преступления продолжаются два года. Они настолько ужасны, что симптомы этой мании должны были проявиться раньше, если бы речь шла о человеке средних лет.
— Логично, но вряд ли убийца очень молод, сэр. Он хладнокровен, расчетлив, изобретателен, у него нет ни совести, ни тени сомнений. Все это указывает на зрелый возраст, а не на юность.
— А вдруг этническая принадлежность преступника и жертв совпадают?
— О такой возможности мы тоже думали, мистер Парсон, пока он не похитил негритянку. Один психиатр из ФБР считает, что убийца внешне похож на свои жертвы — например, у них один оттенок кожи, но если такой человек и существовал, мы его не видели и с полицией он дела не имел.
— Лейтенант, вы хотите сказать, что преступник может быть пойман только благодаря применению нетрадиционных методов?
— Да, — невозмутимо подтвердил Кармайн, — это я и пытаюсь объяснить. Нам просто повезет наткнуться на него.
— Ваше мнение доверия не внушает, — сухо заметил Парсон.
— Сэр, мы все равно до него доберемся. Если раньше он и был безмятежен, то эти времена прошли.
— Безмятежен? — изумленно переспросил Спейт. — Ни за что не поверю!
— Почему же? — откликнулся Кармайн. — Чувств в нашем с вами понимании у него нет, мистер Спейт. Он безумен, но умен.
— И скольким еще девочкам предстоит умереть мучительной смертью? — ядовито осведомился Парсон.
Лицо Кармайна исказилось.
— Если бы я мог ответить, я знал бы, кто убийца.
Вошла горничная в форме, катя перед собой тележку, и принялась накрывать большой стол.
— Надеюсь, вы пообедаете с нами, лейтенант? — спросил Роджер Парсон-младший и встал.
— Благодарю, сэр.
— В таком случае садитесь.
Кармайн сел за стол и оглядел посуду фабрики «Ленокс».
— Мы патриоты, — объяснил Спейт, который сидел справа от Кармайна. Парсон устроился слева. Словно взяли гостя в клещи.
— В каком отношении, мистер Спейт?
— Мы пользуемся американской посудой и американским столовым бельем. В сущности, здесь все американское. Все заграничное любил дядя Уильям.
«Все заграничное»… Кармайн подумал, что сам он назвал бы персидские ковры иначе. Не говоря уже о Веласкесе.
За обедом прислуживали дворецкий и горничная. Копченая семга из Новой Шотландии, тосты из ржаного хлеба с маслом, жареная телятина в собственном соку с картофелем по-лионски и паровым шпинатом, сырное ассорти и превосходный кофе. И ни капли спиртного.
— Обед с мартини, — пояснил Ричард Спейт, — это кошмар. Если мне известно, что клиент любит выпить, я стараюсь не встречаться с ним за обедом. Для бизнеса нужна ясная голова.
— Для работы в полиции — тоже, — согласился Кармайн. — В этом отношении комиссар Сильвестри придерживается строгих правил. Спиртное только в нерабочее время, никаких попоек. — Он сидел лицом к прекрасному, как греза, полотну Пуссена. — Изумительно, — сказал он хозяевам.
— Да, для этой комнаты мы выбрали самые умиротворяющие картины. Гойя времен войны висит у меня в кабинете. На обратном пути не упустите случая увидеть нашего единственного Эль Греко — под бронированным стеклом в конце коридора, — сообщил Роджер Парсон.
— У вас когда-нибудь похищали произведения искусства? — В Кармайне взыграло профессиональное любопытство.
— Нет, сюда слишком трудно проникнуть. Возможно, есть и другие цели, более достижимые. Нью-Йорк — город искусств. На досуге я нередко тешусь мыслью, что с удовольствием похитил бы прекрасного Рембрандта из Метрополитен-музея или Пикассо у частного коллекционера с Пятьдесят третьей улицы. Но на самом деле ни то ни другое невозможно.
— Возможно, какие-то уловки знал ваш дядя Уильям.
Ричард Спейт прыснул.
— Еще бы не знать! Конечно, в его времена все было проще. Тогда в Помпеях или Флоренции достаточно было сунуть гиду десятку. Видели бы вы римский мозаичный пол в оранжерее старого особняка в Литч-филде — он великолепен.
«Вот тебе и веселое Рождество, — думал Кармайн, забираясь в заботливо прогретый «форд». — Оба моих сегодняшних собеседника чисты, но если из Метрополитен-музея пропадет Рембрандт, я намекну полиции Нью-Йорка, где его искать. Моусон Макинтош сойдет в могилу, прежде чем эта компания расстанется с коллекцией дядюшки Уильяма, несмотря на весь свой патриотизм».
Глава 13
Пятница, 24 декабря 1965 г.
