— Раньше он был хорош, но теперь равновесие нарушилось. Я пытаюсь восстановить его, лейтенант, но пока не удается. Может, все дело в голливудском кипарисе — это не японское дерево. Я посадил его здесь, думая, что символ Америки придется кстати, и, наверное, ошибся.
— А по-моему, доктор, он служит стержнем для всего сада — рослый, с двойной спиралью. Без такого высокого растения верх стен слишком бросался бы в глаза, да и симметрия пострадала бы.
— В ваших словах есть логика.
«Но ты ее все равно не видишь, — подумал Кармайн. — Что может знать коп о японских садах камней, в которых заключен целый мир?»
— Сэр, вы разрешите осмотреть ваш дом в Кейп-Коде?
— Нет, лейтенант Дельмонико, не разрешу. И если вы хотя бы попытаетесь это сделать, подам в суд.
Так бездарно закончился понедельник.
Во вторник вечером, ровно в шесть, Кармайн стоял перед домом по Понсонби-лейн, рассчитывая застать семейство Понсонби на месте. Заглушив двигатель, он услышал басовитый лай большой собаки. Чарлз Понсонби открыл дверь, придерживая пса за ошейник.
— Впервые вижу такую породу, — признался Кармайн, отряхиваясь на крыльце, прежде чем войти.
— Помесь золотистого лабрадора с немецкой овчаркой, — объяснил Чарлз, вешая его одежду. — Мы окрестили эту породу лабровчаркой, а самого пса — Бидди. Все в порядке, милый, лейтенант свой.
Но собака в этом сомневалась и упорно продолжала следовать за гостем по пятам, не спуская с него настороженных глаз.
— Мы устроились в кухне, готовим бетховенский ужин. Под Третью, Пятую и Седьмую симфонии — у Бетховена нечетные номера мы всегда предпочитаем четным. Проходите. Не возражаете, если мы примем вас на кухне?
— Буду рад присесть где угодно, доктор Понсонби.
— Зовите меня Чаком, а я, ради соблюдения формальностей, буду обращаться к вам по званию. Клэр всегда зовет меня Чарлзом.
Он познакомил Кармайна с домом, построенным два с половиной века назад, — с прогнувшимися балками и выщербленными полами. За более современной столовой располагалась старинная кухня. Здесь и червоточины, и поблекшая краска, и занозистое дерево были подлинными — на зависть миссис Элизе Смит.
— Должно быть, раньше кухня была отделена от дома, — заметил Кармайн, обмениваясь рукопожатиями с женщиной лет под сорок, похожей на брата вплоть до водянистого оттенка глаз.
— Присаживайтесь, лейтенант, — предложила она голосом Лорен Баколл, указывая на виндзорский стул. — Да, кухня помещалась во флигеле. Раньше кухни отделяли от жилых помещений, боясь пожаров. Ведь мог сгореть весь дом. Мыс Чарлзом соединили кухню с домом столовой — ох, сколько головной боли доставил нам этот ремонт!
— Почему? — спросил Кармайн, принимая бокал хереса из рук Чарлза.
— Согласно правилам нам требовалась древесина такой же давности, как в доме, — объяснил Чарлз, усаживаясь напротив Кармайна. — Наконец мне удалось разыскать два старых амбара на севере Нью-Йорка и купить оба. Лишнюю древесину мы сохранили для будущих ремонтов. Отличный, прочный дуб.
Клэр стояла в профиль к Кармайну; умело орудуя ножом с тонким широким лезвием, она резала два толстых куска филе. Чуть ли не с благоговением Кармайн наблюдал, как ее ловкие пальцы подводят нож под сухожилие и срезают его, не задев мясо: даже он не справился бы с этой задачей лучше.
— Вы любите Бетховена? — спросила Клэр.
— Да, очень.
— В таком случае почему бы вам не перекусить с нами? Еды на всех хватит, можете мне поверить, лейтенант, — сказала она, прополаскивая нож под медным краном над мраморной раковиной. — Сначала будет сырное суфле со шпинатом, потом лимонный шербет, чтобы смыть послевкусие, говядина под беарнским соусом с молодым картофелем, тушенном в домашнем бульоне, и зеленым горошком.
— Звучит аппетитно, но времени у меня в обрез. — Кармайн пригубил херес и обнаружил, что тот великолепен.
— Чарлз говорит, пропала еще одна девушка.
— Да, мисс Понсонби.
— Зовите меня Клэр. — Она вздохнула, отложила нож и села за стол, взяв бокал хереса так уверенно, будто видела его.
За пару веков кухня, должно быть, почти не изменилась, только большой дымоход, который раньше был подведен к печи восемнадцатого века с вертелами, крюками и духовкой, теперь служил вытяжкой для массивной плиты. В кухне, по мнению Кармайна, было слишком жарко.
— Плита «Ага»? Не думал, что увижу здесь такую, — сказал он, допивая херес.
— Мы купили ее в Англии много лет назад, когда совершали очередную авантюрную поездку, — объяснил Чарли. — Духовка слаба, чтобы каждый день печь хлеб, зато прекрасно подходит для сдобы и французской выпечки. А зимой на плите мы греем воду.
— Топите мазутом?
— Нет, дровами.
— Не слишком ли дорого выходит? Галлон мазута для отопления стоит всего девять центов. А дрова наверняка гораздо больше.
— Да, если бы мы покупали их, лейтенант, но нам не приходится. У нас двадцать акров леса за парком Слипин-Джайент, дров в лесу всегда хватает. Этот лес — наши последние земельные владения, не считая пяти акров, на которых построен дом. Каждую весну мы осматриваем деревья, вырубаем сушняк, сажаем новые.
«Господи, ну вот опять! — Кармайн приуныл. — У скольких еще «хагистов» обнаружатся тайные убежища? Придется Эйбу и Кори завтра же отправиться в этот лес и прочесать все двадцать акров — не представляю, как они справятся в таком снегу! Морг гробовщика Бенджамина Либмана оказался настолько чистым, что нам даже придраться было не к чему. У Смита в подвале железная дорога, а тут еще этот треклятый лес!..»
После второго бокала хереса Кармайн вспомнил, что сегодня не завтракал и не обедал. Пора было прощаться.
— Клэр, не сочтите за грубость, но вы слепы с рождения?
— О да, — спокойно ответила она. — Я из тех инкубаторских малышей, которым давали дышать чистым кислородом. Так что я жертва невежества.
Прилив жалости заставил Кармайна отвернуться. Он увидел на стене несколько фотографий в рамках, а среди них — старинные дагерротипы в тонах сепии. Лица были отмечены печатью семейного сходства: волевые, резкие черты, дерзкие изломы бровей, густые темные волосы. Отличалась только пожилая женщина на фотографиях недавнего времени, очень похожая на Чарлза и Клэр и пушистыми волосами, и блеклыми глазами, и даже вытянутым печальным лицом. Их мать?
— Моя мама, — сообщила Клэр, демонстрируя поразительную способность угадывать, что происходит в мире зрячих. — Не придавайте значения моей проницательности, лейтенант. В сущности, это жульничество.
— Я так и понял, что это ваша мать. Вы оба похожи скорее на нее, чем на родственников со стороны Понсонби.
— Мамина девичья фамилия — Саннингтон, она из Кливленда. Да, мы и вправду пошли в Саннингтонов. Мама умерла три года назад — что называется, отмучилась. Впала в полный маразм. Но так как она состояла в обществе «Дочери американской революции», о том, чтобы сдать ее в дом престарелых, и речи быть не могло, вот я и ухаживала за ней до печального финала. Правда, власти округа не оставили нас без помощи.
