Друз, однако, остался доволен. Скавр, Марий и даже Катул Цезарь прониклись его идеями относительно ager publicus и совместными усилиями сумели убедить младшего консула, Филиппа, чтобы тот не выступал против. И хотя заткнуть рот Цепиону оказалось невозможно, протесты его оставались гласом вопиющего в пустыне (отчасти из-за полного отсутствия у того ораторских данных, отчасти же благодаря успешно пущенным слухам о нечистом происхождении его состояния — а богатство роду Сервилиев Цепионов римляне простить не могли). В итоге в письме к Силону Друз писал:
…Потому прошу тебя, Квинт Поппедий, приложи все возможные усилия, дабы убедить этрусков и умбров не шуметь. Меньше всего я хочу вызвать беспокойство у тех, кому изначально принадлежали земли, которые я стараюсь раздать.
Ответ Силона был мало обнадеживающим:
К несчастью, Марк Ливий, я имею мало влияния на умбров и этрусков. И те и другие — странный народ, страшно независимые и с опаской относящиеся к римлянам. Будь готов к двум неприятностям. Одна из них грозит с севера, и о ней говорят во всеуслышание. О второй же я узнал по чистой случайности, однако беспокоит она меня гораздо больше, чем первая.
Сначала о первой. Крупные этрусские и умбрийские землевладельцы намереваются отправить ходоков в Рим с протестом против передела римских общественных земель. Их аргумент (о своих махинациях с границами они, разумеется, не заикнутся) состоит в том, что римское общественное землевладение в Этрурии и Умбрии существует так давно, что успело изменить как экономику, так и само население этих областей. Прежний тип лавок и рынков, где всем заправляли мелкие собственники, говорят они, в городах исчез. Вместо этого на их месте образовались настоящие склады, поскольку латифундисты и их управляющие закупают оптом. К тому же, считают они, владельцы латифундий попросту освободят своих рабов, не заботясь о последствиях. В результате тысячи вольноотпущенных наводнят обе области, создавая массу неприятностей — вплоть до грабежа и мародерства. Так что в конце концов Этрурии и Умбрии придется за свой счет отправлять этих бывших рабов по домам. И так далее, и тому подобное. Словом, будь готов к появлению их депутации.
Вторая опасность серьезнее. Несколько наших горячих голов из Самния решили, что надежды на получение гражданских прав и мирные отношения с Римом больше не осталось, и намерены продемонстрировать всю силу своего недовольства во время предстоящего праздника Юпитера Латиарского на горе Альбин. Они готовят покушение на жизнь консулов Секста Цезаря и Филиппа. План покушения разработан до мелочей. Оно должно состояться при возвращении консулов в Рим. Число нападающих будет значительно превосходить количество лиц, сопровождающих консулов.
Я бы настоятельно советовал тебе успокоить италийских землевладельцев и предотвратить покушение. Более радостной новостью явится для тебя, видимо, то, что все, к кому я обращался с предложением присягнуть тебе на верность, сделали это с великим удовольствием. Таким образом, армия сторонников Марка Ливия Друза все растет.
Хоть одна хорошая новость под конец! Нахмурившись, Друз обратился мыслями к менее приятным. Что касается депутации италиков из Умбрии и Этрурии, тут он может сделать немногое, разве что сочинить сногсшибательную речь к моменту их появления в Риме. Что же до планирующегося покушения, то у него нет иного выбора, как только предупредить самих консулов, которые затем неминуемо будут требовать, чтобы он назвал им источник информации. И расплывчатыми ответами они, в особенности Филипп, не удовлетворятся…
По зрелом размышлении Друз решил переговорить не с Филиппом, а с Секстом Цезарем. И не скрывать источника полученного им предупреждения.
— Я получил письмо из Маррувия от моего друга Квинта Поппедия Силона, — сообщил он Сексту Цезарю. — Похоже, шайка недовольных из Самния решила, что единственный способ заставить Рим прислушаться к требованиям о предоставлении Италии избирательных прав и продемонстрировать римлянам решимость италиков, — это насилие. На тебя и Луция Марция готовится нападение большого и хорошо обученного отряда заговорщиков на обратном пути с Латинского праздника в Рим, на Аппиевой дороге.
Секст Цезарь чувствовал себя в тот день неважно. Из груди его вырывался хрип, губы и мочки ушей отливали синевой. Однако он уже свыкся со своим недугом настолько, что тот не помешал ему стать консулом. Причем хворый Секст опередил своего родственника, вполне здорового Луция Цезаря.
— Я во всеуслышание выражу тебе благодарность в Сенате, — отозвался старший консул. — И попрошу, чтобы принцепс Сената письменно поблагодарил Квинта Поппедия Силона от имени всех сенаторов.
— Секст Юлий, я бы очень просил тебя не делать этого, — быстро отреагировал Друз. — Разве не лучше будет вызвать несколько когорт хороших солдат из Капуи, устроить засаду и схватить заговорщиков, а до тех пор никому ничего не говорить? Иначе те будут предупреждены и откажутся от своего плана, после чего Луций Марций первый скажет, что никакого заговора в помине не было. Чтобы уберечь от подобных нападок свою репутацию, я бы предпочел схватить злоумышленников на месте преступления. И тогда мы бы учинили показательную расправу над каждым из них, преподав италикам наглядный урок. Вся Италия должна убедиться в том, что насилие неизменно будет пресекаться.
— Я вижу здравое зерно в твоем предложении, Марк Ливий. Именно так я и поступлю, — согласился консул.
Так, под шум недовольства италийских землевладельцев и политических заговоров, продолжал Друз свое дело. Депутация этрусков и умбров, к счастью, вела себя так настырно и агрессивно, что оттолкнула от себя даже тех, кто поначалу симпатизировал ее требованиям, и в конце концов отбыла восвояси, вызвав всеобщее недовольство. В отношении заговора Секст Цезарь поступил так, как ему советовал Друз, благодаря чему злоумышленники, напавшие на мирную процессию, которая возвращалась с празднества, были в свою очередь атакованы легионерами. Частью они погибли, а частью понесли суровое наказание.
Что для Друза было важнее всего, так это то, что его lex agraria обрел силу закона, согласно которому каждому римскому гражданину следовало выделить десять югеров земли из общественных владений. Сенаторы и другие представители высшего сословия должны были получить свои наделы первыми, а простолюдины — последними. Хотя в Италии, по официальным данным, насчитывались миллионы югеров общественных земель, Друз сильно сомневался, что к тому времени, когда дойдет черед до низшего сословия, его представителям еще что-либо останется. А все прекрасно сознавали, что настраивать против себя простой люд не следует. Поэтому необходимо будет придумать какую-то компенсацию взамен земли. Единственной возможной компенсацией казалось гарантировать низшему сословию продажу государственного зерна по умеренным ценам даже в голодные времена. Друз представлял, какую битву предстоит выдержать в Сенате, чтобы отстоять созревший у него в голове продовольственный законопроект, которым обеспечивалось бы безотказное снабжение capite censi дешевым хлебом.
В дополнение ко всем его заботам попытка покушения так встревожила Филиппа, что тот, пользуясь своими связями в Италии, начал прощупывать почву и в мае публично объявил в Сенате, что в италийских областях неспокойно и поговаривают о возможной войне с Римом. Причем держался младший консул вовсе не испуганно. Он выглядел как человек, убежденный в том, что италийское население заслужило легкой взбучки. Он предложил поручить двум преторам совершить инспекционную поездку — одному по северным, другому по южным областям — с тем, чтобы те разобрались в создавшейся ситуации на месте.
