— Марк Эмилий, принцепс Сената, я вижу, ты хочешь выступить. Предоставляю тебе слово.
Тот поднялся и разразился гневной речью:
— Я не желаю видеть, как это собрание деградирует, превращаясь в арену для петушиных боев! И это — вина некоторых титулованных особ, которые на самом деле недостойны даже убирать блевотину с городских улиц! Не стану я лишний раз говорить и о праве любого человека заседать в этих почтенных стенах. Скажу лишь одно: если Сенат и Рим в целом хотят выжить, мы должны проявить такую же либеральность в вопросе предоставления гражданства италийскому населению, как та, которая уже была проявлена по отношению к некоторым сидящим сегодня среди нас.
В это время Филипп вновь вскочил с места:
— Секст Юлий, предоставляя слово принцепсу Сената, ты не обратил внимания на то, что я просил дать мне выступить. А я, как консул, должен был бы говорить первым!
— Мне казалось, ты уже выступил, Луций Марций, — заморгал тот. — Разве ты еще не все сказал?
— Нет!
— Тогда прошу тебя, не мог бы ты теперь высказаться до конца? — Секст Цезарь обернулся к Скавру: — Уважаемый глава Сената, ты не мог бы подождать, пока младший консул завершит свое выступление?
— Да, конечно, — вежливо отозвался Скавр и сел на место.
— Я предлагаю этому собранию, — с напором произнес Филипп, — убрать с таблиц все до одного законы Марка Ливия, ибо ни один из них не был принят законным путем.
— Что за вздор! — возмущенно вмешался Скавр. — Никогда еще в истории Сената ни один народный трибун не вершил законодательство с более скрупулезным соблюдением всех требуемых законом процедур, нежели Марк Ливий Друз!
— Тем не менее его законы не имеют силы! — не унимался Филипп, хотя разбитый нос, похоже, давал себя знать и пальцы его то и дело прикасались к бесформенному наросту на лице. — Боги выражают свое неудовольствие!
— Перед каждым собранием я неизменно испрашивал благоволения богов, — спокойно парировал Друз.
— Законы эти кощунственны, что доказывают события, происходящие по всей Италии последние десять месяцев, — продолжал Филипп. — Говорю вам: всю Италию раздирают проявления божественного гнева!
— Полно, Луций Марций. Италию вечно раздирают эти проявления божественного гнева… — устало проронил Секст Цезарь.
— Но не так, как в нынешнем году! — Луций Марций Филипп сделал глубокий вдох и провозгласил: — Я предлагаю, чтобы Сенат рекомендовал народному собранию аннулировать законы Марка Ливия Друза на том основании, что боги явно выказывают свое недовольство ими! Секст Юлий, я желаю, чтобы сенаторы встали на ту или иную сторону. Немедленно голосуем!
Скавр и Марий нахмурились, ощущая, что за этим что-то кроется, но пока не в силах понять, что именно. Филипп останется в меньшинстве — это ясно. Тогда зачем после столь краткой и невыразительной речи он потребовал голосования?
Тем не менее голосование было проведено: сенаторы встали по разные стороны. Подавляющее большинство оказалось против Филиппа. Тот совершенно вышел из себя и принялся вопить и брызгать слюной так, что сидевшему рядом с ним городскому претору Квинту Помпею Руфу пришлось прикрыть лицо тогой.
— Неблагодарные! Идиоты! Бараны! Падаль! Шваль! Насекомые! Развратники! Мертвечина! Стяжатели! — такими оскорблениями осыпал младший консул своих коллег по Сенату.
Секст Цезарь позволил Филиппу спустить пары, после чего дал знак своему старшему ликтору. Тот несколько раз подряд ударил связкой шестов об пол, так что балки загудели, после чего председательствующий выкрикнул:
— Довольно! Сядь и молчи, Луций Марций, а не то я велю вывести тебя с этого собрания!
Филипп сел. Грудь его ходила ходуном, из разбитого носа капала какая-то светлая жидкость.
— Кощунство! — пронзительно и протяжно выкрикнул он напоследок и окончательно затих.
— Чего он все-таки добивается? — шепнул Скавр на ухо Марию.
— Не знаю, — ответил тот. — А очень бы хотелось знать…
— Можно мне взять слово? — спросил, вставая, Красс Оратор.
— Говори, Луций Лициний, — разрешил Секст Цезарь.
— Я не стану говорить об италиках, нашем благословенном римском гражданстве или законах Марка Ливия, — своим чудесным медовым голосом начал Красс. — Я скажу о должности консула. И предварю свое выступление одним наблюдением. Никогда за все годы, проведенные мною в этих стенах, не приходилось мне видеть и слышать, чтобы должностью этой так злоупотребляли, так позорили и принижали ее, как это делал в последнее время Луций Марций Филипп. Ни один человек, обращающийся так с этой должностью — высочайшей на нашей земле! — не имеет права оставаться в ней впредь. Когда избиратели оказывают ему эту честь, новый консул обычно не связан никаким особым кодексом, кроме собственного разума, манер да примеров, являемых ему традицией. Быть консулом в Риме — значит удостоиться положения выше того, которое занимает любой царь, и уступающего по высоте лишь богам. Должность консула дается свободным волеизъявлением народа и не основывается на угрозах или страхе возмездия. На протяжении года консул является высшим существом. Полномочия его превосходят власть любого наместника. Он командует армиями, возглавляет правительство, руководит казной — и символизирует собой все, что только значит Римская Республика! Будь он патриций или выдвиженец из «новых людей», богач или человек скромного достатка — он консул! Есть лишь один человек, равный ему: другой консул. Имена обоих консулов вписываются в анналы, чтобы сиять там вечно… Я сам был консулом. И еще человек тридцать из присутствующих здесь занимали эту должность, а некоторые из них были еще и цензорами. И я спрашиваю их: что они чувствуют, слушая Луция Марция Филиппа с начала нынешнего месяца? Ощущаете ли вы то же, что и я: грязь, стыд, унижение? На ваш взгляд, можно ли спустить подобное с рук? Нет? Отлично! Я тоже так думаю!
Красс Оратор сделал секундную паузу, повернулся к курульному подиуму и пронзил взглядом Филиппа. Затем, нацелившись в него указательным пальцем, пророкотал:
— Луций Марций, ты худший консул, какого мне когда-либо доводилось видеть! И сиди я в кресле Секста Цезаря, у меня бы и на десятую долю недостало его терпения! Как ты осмеливаешься разгуливать по нашему любимому городу в сопровождении дюжины ликторов и называть себя консулом?! Ты не консул! Ты недостоин лизать подметки настоящему консулу! Больше того, как сказал наш уважаемый предводитель: ты не годишься даже убирать блевотину с городских улиц! Вместо того чтобы подавать достойный пример представителям младшего поколения в этих стенах и за их пределами, ты ведешь себя как отъявленный демагог, какого еще не знали наши трибуны, как самый грязный скандалист, который только срывал когда-либо своими выкриками чужие выступления! Как смеешь ты пользоваться своим должностным положением для того, чтобы поливать грязью членов Сената? Как язык твой поворачивается утверждать, что другие якобы действовали незаконно? Я достаточно терпел тебя, Луций Марций Филипп! Либо веди себя достойно звания консула, либо оставайся дома!
