— С другой стороны, — раздался в воцарившейся тишине голос Скавра, — все эти предзнаменования в равной мере могут указывать, какие ужасы ждут Италию и Рим, если законы Марка Ливия не будут соблюдаться.
— Немедленно вывесить этот список для всеобщего ознакомления! — не слушая Скавра, приказал Филипп служителю, после чего спустился с курульного подиума и встал перед скамьей трибунов. — Я хочу, чтобы члены Сената проголосовали, встав на ту или другую сторону. Все, кто за то, чтобы объявить законы Марка Ливия Друза недействительными, встаньте справа от меня. Все, кто за их сохранение, встаньте слева. Прошу вас!
— Начнем с меня, Луций Марций, — произнес, поднимаясь, великий понтифик Агенобарб. — Ты убедил меня, не оставив ни тени сомнения.
Члены Сената в молчании один за другим спускались и выстраивались внизу. Лица многих были белее их тог. Все, за исключением небольшой группы, встали с опущенными головами справа от Филиппа.
— Голосование окончено, — провозгласил Секст Цезарь. — Сенат решил, что законы народного трибуна Марка Ливия Друза должны быть изъяты из архивов и таблицы с ними уничтожены. Через три дня по этому же вопросу будет созвано народное собрание.
Друз последним направился к своему месту, высоко держа гордую голову.
— Разумеется, Марк Ливий, ты имеешь право наложить на это решение свое вето, — учтиво напомнил ему Филипп, когда тот проходил мимо.
Все члены Сената замерли, затаив дыхание. Друз, обратив к противнику безучастное лицо, вежливо отказался:
— Нет, Луций Марций, я этого делать не стану. Я не демагог. Свои обязанности народного трибуна я неизменно исполняю с согласия этого собрания, а коллеги-сенаторы объявили мои законы недействительными. Долг повелевает мне подчиниться решению большинства.
— Такой ответ увенчал лаврами нашего Марка Ливия, — с гордостью поделился своими соображениями со Сцеволой принцепс Сената Скавр, когда собрание было распущено.
— Это верно, — согласился тот, но тут же вновь понурился. — Что ты на самом деле думаешь обо всех этих предзнаменованиях?
— В этой связи у меня есть две мысли. Во-первых, что в прежние годы никто не давал себе труда так кропотливо подбирать все факты, касающиеся природных катаклизмов. Во-вторых, что если эти предзнаменования и предвещают что-то, так это войну с Италией, которая разразится, если не провести в жизнь законы Марка Ливия.
Сцевола, разумеется, голосовал, как и Скавр, за Друза — иначе бы он не мог остаться другом последнего. И тем не менее он был явно в замешательстве и теперь с сомнением в голосе произнес:
— Да, но…
— Квинт Муций, и ты тоже им поверил? — изумился Марий.
— Нет, нет! Я этого не сказал! — сердито огрызнулся Сцевола, чей здравый смысл боролся со свойственными всем римлянам предрассудками. — И все же… как объяснить испарину на статуе Ангероны и соскользнувшую с ее уст повязку? Или смерть моего любимого двоюродного брата, Красса?
— Квинт Муций, — отозвался Друз, который успел их нагнать. — Я полагаю, Марк Эмилий прав. Все эти предзнаменования — знак того, что произойдет, если мои законы будут отменены.
— Ты ведь член коллегии понтификов, — терпеливо разжевывал Сцеволе принцепс Сената. — Все началось с единственного достоверного происшествия: утечки масла из деревянной статуи Сатурна. Но ведь этого ожидали из года в год! Именно поэтому статую обмотали шерстью. Что касается Ангероны, то нет ничего проще, чем проникнуть в ее маленькое святилище, стащить с ее рта повязку и обмазать чем-нибудь липким, чтобы на статуе надолго сохранились капли! Теперь молнии. Мы все прекрасно знаем, что они обычно ударяют в самую высокую точку ландшафта, а храм Пиета, в целом небольшой, выделяется своей высотой. Что же до землетрясений, огненных трещин, кровавых дождей и нашествий лягушек — ха! — я даже обсуждать их не хочу! Луций Лициний же умер в собственной постели: всем бы такой легкий конец.
— Да, но все-таки… — попытался было вновь протестовать Сцевола, с некоторым сомнением в голосе.
— Вы только взгляните на него! — обратился Скавр к Марию и Друзу. — Если уж его так легко одурачить, то как можно винить всех остальных, этих одержимых суевериями идиотов?!
— Ты не веришь в богов, Марк Эмилий? — пораженный ужасом, спросил Сцевола.
— Верю, разумеется, верю! Во что я не верю, Квинт Муций, так это в ловкие махинации людей, утверждающих, будто они действуют от имени богов! Я еще не встречал пророчества или предзнаменования, которое нельзя было бы интерпретировать в диаметрально противоположных смыслах. И что дало основания Филиппу считать себя таким докой? Только то, что он авгур? Да он не распознал бы настоящего предзнаменования, даже если бы наткнулся на него и снова расквасил свой разбитый нос! Что касается старого Публия Корнелия Куллеола, то он в точности соответствует смыслу своего имени: «грецкий орех». Готов поспорить с тобой, Квинт Муций, что если бы кто-нибудь задался целью подобрать список природных бедствий и так называемых сверхъестественных происшествий за второй срок Сатурнина в должности народного трибуна, то перечень предзнаменований получился бы не менее внушительным. Не будь ребенком! Отнесись ко всему этому с толикой того здорового скептицизма, которым ты блещешь в суде.
— Должен сказать, Филипп поразил меня, — мрачно заметил Марий. — Однажды я купил его. Но мне и невдомек было, как этот стервец может быть ловок!
— О, он вовсе не дурак! — подхватил с готовностью Сцевола, радуясь, что разговор свернул с темы его недостатков. — Должно быть, Филипп довольно давно все это продумал. Одно можно сказать с уверенностью: эта блестящая идея родилась не в голове Цепиона…
— А что ты думаешь, Марк Ливий? — поинтересовался Марий.
— Что я думаю? — устало переспросил Друз. — Ох, Гай Марий, по совести сказать, не знаю, что и думать. Знаю только, что это они подстроили умно.
— Тебе следовало наложить на это голосование вето, — проговорил тот.
— Будь ты на моем месте, ты бы так и сделал. И я бы не стал тебя винить, — отозвался Друз. — Но я не могу отказываться от того, что говорил в начале своего срока в должности народного трибуна. Постарайся это понять. А тогда я обещал, что буду считаться с мнением моих коллег по Сенату.
— Теперь о всеобщем избирательном праве можно забыть, — заключил Скавр.
— Это еще почему? — изумился Друз.
— Но, Марк Ливий, ведь они отменили все твои законы! Или вскоре отменят…
— Ну и что? Законопроект о гражданских правах еще не передавался на рассмотрение в народное собрание: я пока лишь обсудил его в Сенате. Члены Сената проголосовали за то, чтобы не рекомендовать его народному собранию. Но я никогда не обещал им, что не буду выдвигать в собрании законопроект, если они его не рекомендуют. Я обещал сначала искать его одобрения в сенате и сдержал это обещание. Но я не имею права останавливаться теперь только потому, что Сенат сказал «нет». Дело не закончено. Пусть и народное собрание скажет «нет». А я постараюсь сделать так, чтобы оно сказало «да»! — усмехнулся Друз.
