* * *
Гай Марий был несказанно рад, найдя жену с сыном и их малочисленную охрану из Тарса живыми и невредимыми, более того — с удовольствием ведущими пастушескую жизнь. Марий-младший успел освоить кое-какие словечки чудного языка, на котором изъяснялись кочевники, и превратился в большого знатока овец.
— Гляди, папа! — воскликнул он, притащив отца туда, где паслась его скромная отара, обещавшая одарить пастуха прекрасной шерстью. Подобрав камешек, мальчик метко бросил его, угодив барану-вожаку в бок; вся отара немедленно перестала щипать траву и покорно улеглась. — Видишь? Они знают, что так им приказывают лечь. Разве не умные создания?
— Действительно, — согласился Марий, любовно рассматривая своего сына: тот стал сильным и красивым и почернел на солнце. — Ты готов отправиться в путь, сын мой?
Большие серые глаза мальчика наполнились тревогой.
— В путь?
— Нам необходимо без промедления возвратиться в Тарс.
Марий-младший заморгал, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, еще раз окинул полным обожания взглядом свою отару и глубоко вздохнул.
— Готов, папа.
В самом начале пути Юлия пристроилась на своем ослике к высокому каппадокийскому коню, на котором трусил ее супруг.
— Скажи, что тебя так встревожило? — спросила она. — И почему ты в такой спешке выслал вперед Морсима?
— В Каппадокии произошел переворот, — объяснил Марий. — Царь Митридат усадил на тамошний трон собственного сына, приставив к нему регентом своего тестя. Каппадокийский паренек, который был прежде царем, убит — и я подозреваю, что это дело рук Митридата. Однако ни я, ни Рим, как ни прискорбно, ничего не можем с этим поделать.
— Ты видел настоящего царя, прежде чем он погиб?
— Нет. Зато я видел Митридата.
Юлия поежилась и заглянула мужу в лицо.
— Значит, он был в Мазаке? Как же тебе удалось сбежать?
Марий был немало удивлен:
— Сбежать? У меня не было необходимости спасаться бегством, Юлия. Пускай Митридат вершит судьбами всей восточной части Эвксинского моря, однако он никогда не посмеет причинить вред Гаю Марию!
— Тогда почему мы так торопимся? — саркастически осведомилась Юлия.
— Чтобы не предоставлять ему возможности вообразить, будто ему под силу причинить Гаю Марию вред, — с ухмылкой ответил ее супруг.
— А Морсим?
— Боюсь, тут причина совсем прозаическая, душенька. В Тарсе сейчас стоит несносная жара, поэтому я поручил ему нанять для нас корабль. Мы не станем задерживаться в Тарсе, а сразу выйдем в море. На море и отдохнем. Мы посвятим все лето неспешному изучению киликийского и памфилийского побережья, а также сойдем на берег и поднимемся в горы, чтобы полюбоваться Ольбой. Я знаю, что лишил тебя удовольствия посетить Селевкидову Трахию, но теперь, на обратном пути, у нас есть время, и мы все наверстаем. Поскольку твой род восходит к Энею, тебе следовало бы поприветствовать потомков Тевкра. Еще говорят, что в нагорном Тавре, над Атталией, лежат чудесные озера. Мы съездим и туда. Тебя устраивает такой план?
— О да!
* * *
Намеченная программа была детально выполнена, поэтому Гай Марий с семейством добрался до Галикарнаса только в январе, сперва исследовав побережье, славившееся своими красотами и безлюдьем. Им на пути не попалось ни одного пирата, даже у Корацезия, где Марий не отказал себе в удовольствии забраться на утес, на котором возвышалась древняя пиратская цитадель, чтобы наконец решить задачу ее гипотетического штурма.
В Галикарнасе Юлия и Марий-младший почувствовали себя как дома: едва ступив на берег, они принялись освежать в памяти местные диковины. Марий же засел за чтение двух писем: одно пришло из Ближней Испании, от Луция Корнелия Суллы, другое написал из Рима Публий Рутилий Руф.
Войдя в кабинет, Юлия застала Мария сумрачным и хмурым.
— Дурные вести? — догадалась она.
Насупленность мигом уступила место подобию беззаботной гримасы, после чего Марий попытался изобразить воплощение невинности:
— Я бы не назвал эти вести дурными.
— Но есть ли вести по-настоящему добрые?
— Есть. Скажем, те, что сообщает Луций Корнелий: наш подопечный Квинт Серторий завоевал венец из трав.
Юлия радостно вскрикнула:
— О, Гай Марий, как это чудесно!
— Всего-то в двадцать восемь лет! Настоящий Марий!
— Как он его завоевал? — потребовала подробностей Юлия.
— Спас армию от уничтожения — как же еще?
— Оставь свои шутки, Гай Марий. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Прошлой зимой его и командуемый им легион отправили в Кастуло для охраны района в качестве подкрепления легиону Публия Лициния Красса в Дальней Испании. Войска Красса взбунтовались, вследствие чего кельтиберы преодолели оборонительные заслоны города. Тут-то наш паренек и покрыл себя славой! Он отстоял город, спас оба легиона и тем завоевал венец из трав.
— Обязательно сама напишу ему и поздравлю. Интересно, знает ли о его достижениях его мать? Как ты считаешь, он с ней поделится новостью?
— Вряд ли, он слишком застенчив. Лучше сама напиши Рие об этом.
— Обязательно! О чем еще пишет Луций Корнелий?
— Почти ни о чем, — вздохнул Марий. — Он не больно-то весел. Но в конце концов, он и не бывает иным. Он воздает Квинту Серторию должную хвалу, но, подозреваю, наш Сулла с большей радостью надел бы венец из трав на собственную голову. Тит Дидий не позволяет ему командовать войсками в деле.
— Бедный Луций Корнелий! Отчего же?
— Он слишком его ценит, — лаконично ответил Марий. — Луций Корнелий — стратег.
— Говорит ли он что-нибудь о германке, жене Квинта Сертория?
— Да. Она и ребенок живут в большой кельтиберской крепости под названием Оска.
— А как насчет его собственной жены-германки и их близнецов?
— Кто знает? — Марий пожал плечами. — Он никогда не упоминает о них.
Наступило молчание; Юлия в задумчивости смотрела в окно. Потом она произнесла:
— Жаль, что это так. Как-то неестественно, правда? Я знаю, что они — не римляне, поэтому он не может привезти их в Рим. Но все же он должен питать к ним хоть какие-то чувства!
Марий предпочел не отвечать. Вместо этого он сказал:
— Зато письмо Публия Рутилия пространно и насыщено новостями.
Уловка удалась.
— Оно годится для моих ушей? — с живостью спросила Юлия.
Марий прищелкнул языком:
— Еще как! Особенно заключительная часть.
— Так читай же, Гай Марий, читай!
