— Превосходно! Тебя-то никто не сможет обвинить в демагогии и в заискивании перед третьим и четвертым классом. Ты уже миновал возраст, в каком обычно становятся народными трибунами, ты — человек зрелый и ответственный. Ты — сын консервативнейшего цензора, и единственная известная за тобой либеральная черта — это твоя хорошо всем знакомая симпатия к италикам, — с довольным видом проговорил Марий.
— Но пока повременим! — одернул его Рутилий Руф. — Сперва мы должны завоевать сторонников, обеспечить себе поддержку во всех слоях римского общества. На это уйдут годы! Не знаю, обратил ли ты на это внимание, но сегодняшняя толпа перед Гостилиевой курией лишний раз подтвердила мою догадку: оппозиция предоставлению гражданских прав не ограничивается одной верхушкой. Это — один из вопросов, по странной прихоти судеб объединяющих Рим сверху донизу, включая неимущих, причем, если я не ошибаюсь, латиняне также занимают сторону Рима.
— Все дело в чувстве исключительности, — согласился Марий. — Каждому нравится ставить себя выше италиков. Думаю даже, что это чванство больше распространено среди простонародья, чем среди элиты. Не забудем завербовать на нашу сторону Луция Декумия!
— Кто это такой? — нахмурился Друз.
— Некто из низов, мой хороший знакомый, — усмехнулся Марий. — Однако среди себе подобных он — авторитет. Притом беззаветно предан моей свояченице Аврелии. Надо будет привлечь Аврелию, а уж она обязательно обеспечит его поддержку.
Друз нахмурился еще пуще.
— Сомневаюсь, чтобы тебе повезло с Аврелией, — буркнул он. — Ты заметил наверху, среди преторов, ее старшего брата, Луция Аврелия Котту? Он хлопал вместе с остальными. Как и его дядя, Марк Аврелий Котта.
— Не тревожься, Марк Ливий, она не так узколоба, как ее родственнички-мужчины, — сказал Рутилий Руф с блаженной улыбкой. — У этой женщины своя голова на плечах, к тому же через мужа она связана с самой свободомыслящей ветвью Юлиев Цезарей. Не бойся, Аврелия будет с нами. А значит, и Луций Декумий.
Раздался негромкий стук в дверь. Перед мужчинами предстала Юлия, одетая в тончайшую ткань, приобретенную на Косе. Она, подобно Марию, выглядела загоревшей и стройной.
— Марк Ливий, дорогой! — Подойдя к Друзу сзади, она обняла его за шею и поцеловала в щеку. — Не стану усугублять твою скорбь лишними слезами, но можешь мне поверить на слово: я очень опечалена! Не забывай, что здесь тебе всегда рады.
Ее появление и искренняя симпатия, которую она испытывала к Друзу, принесли ему облегчение; ее соболезнования, вместо того чтобы напомнить о страшном несчастье, придали ему сил. Он поймал ее за руку и припал к ней губами.
— Спасибо, Юлия!
Она опустилась в ретиво подставленное Рутилием Руфом кресло и приняла у супруга чашу со слегка разбавленным вином, ничуть не сомневаясь, что ее присутствие среди мужчин окажется кстати, хотя она еще с порога смекнула, что они обсуждают нечто далеко не шуточное.
— Lex Licinia Mucia, — догадалась она.
— Совершенно верно, сердечко мое, — кивнул Марий, взирая на супругу с обожанием; сейчас он любил ее даже больше, чем в первые годы, когда только женился на ней. — Мы как будто до всего договорились. Но все равно ты окажешь мне помощь: чуть позже мы вернемся к этой теме.
— Я сделаю все, что смогу, — ответила Юлия. Шлепнув Друза по руке, она со смехом добавила: — А ты, Марк Ливий, сам того не желая, испортил нам путешествие!
— Как же это меня угораздило? — Друз уже улыбался.
— Это моя вина, — сознался Рутилий Руф.
— Ты уже получил заочно причитающуюся тебе порцию лестных эпитетов, — молвила Юлия, окинув его негодующим взглядом. — Представляешь, Марк Ливий, твой дядя отправил нам в январе письмо в Галикарнас, где написал, что его племянница лишилась мужа, обвинившего ее в измене, и поделом: она родила рыжеволосого сына!
— Все так и было, — отозвался Друз, улыбаясь все шире.
— Да, но, видишь ли, у него есть еще одна племянница — Аврелия! Возможно, ты этого не знаешь, но одно время прошел слушок о ее связи с неким рыжеволосым мужчиной, который состоит сейчас старшим легатом при Тите Дидии в Ближней Испании. Прочтя это таинственное сообщение твоего дядюшки, мой муж вообразил, что речь идет об Аврелии. Тогда я настояла на немедленном возвращении, ибо поклялась собственной жизнью, что Аврелия не пойдет с Луцием Корнелием Суллой ни на что, кроме обыкновенной дружбы. Только вернувшись, мы узнали, что испугались не за ту племянницу. Публий Рутилий обвел нас вокруг пальца. — Она снова расхохоталась.
— Просто я по вам соскучился, — ответствовал Рутилий Руф без малейшего намека на раскаяние.
— Семьи иногда причиняют страшно много беспокойства, — ответил Друз. — Но должен вам признаться, что Марк Порций Салониан оказался куда более симпатичным человеком, чем Квинт Сервилий Цепион. С ним Ливия Друза обрела счастье.
— Вот и хорошо, — молвила Юлия.
— Да, — отозвался Друз, — еще как хорошо.
* * *
За время, прошедшее между первым чтением lex Licinia Mucia и его почти единогласным утверждением трибами народного собрания, Квинт Поппедий Силон ни единого дня не сидел на месте. О новом законе он узнал от Гая Папия Мутила в Бовиане.
— Значит, война, — сказал он невозмутимо.
— Боюсь, что так, Квинт Поппедий.
— Мы должны созвать на совет всех вождей.
— Они уже предупреждены.
— Где назначен сбор?
— Там, куда римлянам не придет в голову сунуться: в Грументе. Через десять дней.
— Замечательно! Внутренняя Лукания — как раз то место, о котором не помыслит ни один римлянин. Там на расстоянии целого дня пути нет ни римских землевладельцев, ни латифундий.
— Как и римских граждан, что еще важнее.
— Но как избавиться от случайных римлян, если таковые объявятся? — спросил Силон, нахмурившись.
— Марк Лампоний все продумал, — ответил Мутил со слабой улыбкой. — Лукания — разбойничий край. Случайных римлян станут отлавливать тамошние разбойники. После завершения совета Марк Лампоний покроет себя славой, добившись их освобождения без выкупа.
— Неглупо! Когда отправляешься туда ты сам?
— Через два дня.
Мутил с Силоном рука об руку побрели в сад-перистиль большого, изящного дома Мутила: подобно Силону, Мутил был человеком состоятельным и хорошо образованным и обладал развитым вкусом.
— Расскажи-ка мне, Квинт Поппедий, как прошло твое путешествие в Италийскую Галлию.
— Я нашел все примерно в том состоянии, как должно быть в соответствии с планами Квинта Сервилия Цепиона, которые он излагал в моем присутствии два с половиной года назад. Россыпь чистеньких городков в верховьях реки Медоак за Патавием и вдоль рек Сонтий и Натизон за Аквилеей. Железо поставляется посуху из Норея, что в Норике, но в основном водным путем — по одному из рукавов Дравы, а потом волоком на Сонтий и Тилиавент, откуда доходит до места назначения по воде. Я выдавал себя за римского prefectus fabrum и платил наличными, которые все буквально рвали у меня из рук. Я не скупился, но и работали мастеровые без отдыха, торопясь выполнить мой заказ. Я оказался для них первым крупным заказчиком, и они будут счастливы и впредь изготовлять оружие и доспехи для меня одного.
