Думаю, дорогая Трифена, что ты должна вести собственные переговоры с египетскими жрецами. К счастью, твой муж Авлет — не мужчина для мужчин, так что у тебя есть надежда получить наследников. Ты должна рожать детей! Однако по египетским законам ты не имеешь права родить, пока не будешь коронована и помазана. А ты не можешь быть коронована и помазана, пока египетские жрецы не согласятся совершить обряд. Я знаю, александрийцы сообщили посольству из Рима, что ты якобы уже воцарилась согласно всем законам. Они понимали, что Марк Перперна и члены посольства несведущи в египетских обычаях. Но жители Египта хорошо осведомлены о том, что ты не получила от жрецов подтверждения в истинности твоих притязаний на трон. Авлет — глупец, ему не хватает ума и политической проницательности. В то время, как ты и я — мы дочери нашего отца.
Иди к жрецам и говори с ними. Говори с ними от своего имени. Мне ясно, что ты ничего не получишь, даже детей, пока не убедишь жрецов. Пусть Авлет считает, что он более значителен, чем они, и что александрийцы достаточно сильны, чтобы одолеть жрецов. Он не прав. Или, правильнее выразиться, Авлет находит, что важнее быть македонским царем, нежели египетским фараоном, что если он македонский царь, то должен рано или поздно стать египетским фараоном. Из твоих писем ко мне я сделала вывод, что ты в эту ловушку не попала. Но этого недостаточно. Ты должна вести с ними переговоры. Жрецы понимают, что наши мужья — последние в роду Птолемеев и что восстановить на троне конкурирующие династии египетской крови после почти тысячелетнего иностранного правления будет куда более рискованно, чем санкционировать царствование последнего из Птолемеев. Так что я считаю, что они просто добиваются, чтобы с их мнением считались. Не игнорируй их, дорогая Трифена, принимай их всерьез. И заставь своего мужа уважать их! В конце концов, они охраняют сокровища фараона, доходы от Нила и египетский народ. Тот факт, что Птолемею Сотеру удалось разграбить Фивы семь лет назад, к делу не относится. Он был коронован, он был фараоном. А Фивы — это не весь Нил!
А тем временем продолжай принимать снадобье и не борись ни со своим мужем, ни с александрийцами. Пока они остаются твоими союзниками, у тебя есть основа для переговоров со жрецами в Мемфисе.
К концу секстилия Гай Юлий Цезарь возвратился к Ватии в Тарс и смог сообщить ему о согласии всех важных приморских городов и территорий, входящих в сферу ответственности Ватии, предоставить по его требованию корабли с командами. Ватия был явно доволен, особенно согласием Кипра. Но у него больше не нашлось поручений для молодого подчиненного. Кроме того, он уже получил известие о смерти Суллы.
— Тогда, Публий Сервилий, — сказал Цезарь, — с твоего разрешения я хотел бы вернуться домой.
Ватия нахмурился:
— Зачем?
— По разным причинам, — спокойно ответил Цезарь. — И самая важная — ты во мне не нуждаешься. Разве что ты намерен снарядить экспедицию, чтобы выгнать царя Тиграна из Восточной Педии и Евфратской Каппадокии.
— Такого приказа я не получал, Гай Юлий, — высокомерно произнес Ватия. — Я должен сосредоточить усилия на управлении своей провинцией и ликвидации угрозы пиратов. Каппадокия и Восточная Педия должны подождать.
— Понимаю. В таком случае у тебя нет для меня поручений на ближайшее время. Другие мои причины желания возвратиться домой — личного характера. Я должен осуществить наконец брачные отношения и заняться судебной карьерой. Время, проведенное в должности фламина Юпитера, привело к тому, что мне уже поздно начинать карьеру адвоката. Когда придет мое время, я хочу стать консулом. По праву рождения я могу им стать. Мой отец был претором, мой дядя — консулом, мой кузен Луций — консулом. Юлии снова выходят на передний план.
— Очень хорошо, Гай Юлий, можешь ехать домой, — сказал Ватия, которого убедили эти аргументы. — Я буду счастлив рекомендовать тебя Сенату и классифицировать собранный тобой флот как твой вклад в предстоящую кампанию.
* * *
Смерть Суллы положила конец мирным отношениям между консулами Лепидом и Катулом. По своей природе эта пара не могла ладить. Взаимная злоба проявилась немедленно, как только умер диктатор. Катул утверждал, что Сулле следует организовать государственные похороны. Лепид отказался санкционировать расход общественных денег на похороны того, чье состояние могло позволить себе понести такие расходы. На заседании Сената в этом споре победил Катул. Сулла был похоронен за счет казны, которую, в конце концов, он сам и наполнил.
Но у Лепида имелась поддержка. В Рим стали возвращаться изгнанные Суллой. Марк Перперна Вейентон и сын Цинны Луций возвратились в Рим вскоре после похорон. Каким-то образом Перперне Вейентону удалось избежать проскрипций, несмотря на его пребывание в Сицилии по прибытии Помпея, — возможно, потому что он не остался, чтобы оспаривать владение Сицилией у Помпея, и у него не было достаточно денег, чтобы сделать его заманчивым кандидатом в проскрипционные списки. Конечно, у молодого Цинны денег не оставалось. Но теперь, когда диктатор умер, оба стали ядром фракции, тайно стоявшей в оппозиции к политике и законам диктатора. Естественно, они предпочли объединиться с Лепидом, а не с Катулом.
Лепид, имевший репутацию человека, который спорил с Суллой в Сенате, считал, что у него есть шанс уменьшить строгость некоторых законов Суллы, ибо его сторонники в Сенате превосходили числом сторонников Катула.
— Я хочу, — сказал Лепид своему близкому другу Марку Юнию Бруту, — войти в историю как человек, который облек законы Суллы в форму, более приемлемую для всех, даже для его врагов.
Фортуна была на стороне их обоих. Последний составленный Суллой список магистратов включал имя Брута как претора. Когда в первый день прошлого нового года консулы и преторы вступили в должность, жребии, определяющие, кому какие провинции достанутся, оказались благоприятны как для Лепида, так и для Брута. Лепиду досталась Заальпийская Галлия, а Бруту — Италийская Галлия. Срок их губернаторства начинался в конце их срока теперешней службы, то есть в первый день следующего года. Заальпийская Галлия до недавнего времени не была консульской провинцией. Но две вещи изменили ее статус: война в Испании против Квинта Сертория (неудачная) и состояние галльских племен, теперь находившихся на грани мятежа и, таким образом, представлявших угрозу для сухопутного пути в Испанию.
— Мы сможем действовать в наших провинциях единой командой, — сказал Лепид Бруту. — Я начну войну против восставших племен, а ты организуешь в Италийской Галлии поставки для меня и будешь оказывать мне любую помощь, какая понадобится.
Таким образом, Лепид и Брут мечтали о деятельном и полезном губернаторстве в будущем году. Поскольку Сулла был уже похоронен, Лепид приступил к осуществлению своей программы по смягчению жесткости законов Суллы, а Брут, председатель суда по делам о насилии, занимался исправлением законов Суллы, принятых в прошлом году претором Суллы Гнеем Октавием, применительно к этому суду. Очевидно с согласия Суллы, Гней Октавий узаконил требование, чтобы некоторые выигравшие от проскрипций возвратили имущество, полученное в результате насилия или запугивания, что, естественно, означало вычеркивание имен первоначальных собственников из списков проскрибированных. Одобрив меры Гнея Октавия, Брут с энтузиазмом продолжил свою работу.
