Однако тщательная разведка показала, что в лагере находились только тысяч пять и что часть их составляли женщины. Ободренный, Вариний развернул свои два легиона для боя на следующее утро. Он был уверен, что даже с больными, необученными солдатами одолеет восставших, потому что у него больше людей. А сильный дождь все не прекращался.
Когда сражение закончилось, Вариний не знал, винить ли в своем поражении тот ужас, который испытали его солдаты при виде мятежников, или болезнь, которая заставила многих легионеров сложить оружие и отказаться идти в бой, говоря, что они не могут, просто не могут этого сделать. Хуже всего было то, что Коссиния убили, когда он пытался сплотить потенциальных дезертиров, и что очень много оружия было взято мятежниками с поля боя. Смысла преследовать восставших не было, и они ушли под дождем в направлении к своему лагерю. Вариний повернул свою забрызганную грязью и деморализованную колонну и вернулся в Капую, где он честно все написал Сенату, не щадя ни себя, ни Сенат. «В Италии нет хорошо обученного войска, — писал он. — Хорошо обучены только мятежники».
Теперь он знал, какое имя может сообщить в отчете: Спартак, гладиатор-фракиец.
В течение шести рыночных интервалов Вариний обучал своих несчастных солдат, большая часть которых выжила в том сражении, но, казалось, не перенесет респираторного заболевания, которое все еще продолжало свирепствовать в их рядах. Командующий привлек несколько ветеранов-центурионов Суллы, чтобы они помогли обучать солдат, но не мог убедить их записаться на службу. Сенат посчитал благоразумным начать вербовку еще четырех легионов и уверил Вариния, что он найдет поддержку во всем, что решит предпринять. Четвертый претор из восьмерки этого года, Публий Валерий, был назначен старшим легатом Вариния. Один сбежал, один убит, один побежден… Да, четвертому претору не повезло.
Вариний посчитал, что теперь его люди достаточно обучены, чтобы начать операции в конце ноября, и повел их из Капуи, чтобы атаковать лагерь Спартака. Но в лагере никого не оказалось: Спартак тайком ушел. Это еще раз подтверждало, что этот «фракиец» — военный человек, обученный по римским правилам. Болезнь все еще преследовала бедного Вариния. Когда он вел свои два ослабленных хворями легиона на юг, он вынужден был беспомощно наблюдать, как целые когорты останавливаются для отдыха. Центурионы обещали догнать командующего, когда люди почувствуют себя лучше. Около Пицентии, как раз перед бродом через реку Силар, он наконец догнал мятежников. Но с ужасом увидел, что легион Спартака разросся до размеров целой армии. Их было пять тысяч меньше двух месяцев назад — и стало двадцать пять тысяч теперь! Не осмеливаясь атаковать, Вариний был вынужден смотреть на эту грозную силу с противоположного берега Силара и уйти по Попиллиевой дороге в Луканию.
Когда больные когорты догнали основные части армии Вариния, а больные начали поправляться, Вариний и Валерий стали совещаться. Преследовать мятежников до Лукании или возвращаться в Капую и провести зиму там, тренируя более многочисленную армию?
— Может быть, лучше дать бой сейчас, даже если их значительно больше? — сказал Валерий. — Или поступить умнее? За зиму мы сможем набрать достаточно людей и тогда весной сразимся с ними.
— Не думаю, что следует принимать какое-то решение, — сказал Вариний. — Сейчас мы должны преследовать их. К весне их число, без сомнения, увеличится вдвое — и каждый человек, который придет к ним, будет ветераном из Лукании.
Итак, Вариний и Валерий пошли по пятам за мятежниками, даже когда увидели, что Спартак свернул с Попиллиевой дороги и направился прямо в луканские горы. В течение восьми дней они следовали за Спартаком, встречая на пути лишь старые знаки их пребывания и каждую ночь возводя прочные лагерные укрепления. Тяжелая работа, но благоразумная.
На девятый день вечером начался тот же процесс строительства лагеря под ропот людей, которые были легионерами недостаточно долго, чтобы понимать необходимость безопасного лагеря. И пока они возводили земляную насыпь и копали траншеи, Спартак атаковал. Поскольку мятежников было больше и ими руководил более способный командир, Варинию ничего не оставалось, как отступить, бросив своего красиво украшенного общественного коня и большую часть своих солдат. Из восемнадцати когорт, с которыми он выступил из Капуи, в Луканию возвратились только пять. Снова форсировав Силар и войдя в Кампанию, Вариний и Валерий оставили эти пять когорт охранять брод под командованием квестора Гая Торания.
Оба претора вернулись в Рим, чтобы уговорить Сенат как можно быстрее обучить дополнительных людей. Ситуация с каждым днем становилась все серьезнее. Лукулл и Марк Котта застряли на востоке, Помпей действовал в Испании. И многие сенаторы чувствовали, что процесс вербовки — пустая трата времени. Италийский колодец высох. Затем в январе пришло известие, что Спартак вышел из Лукании с сорока тысячами людей, организованными в восемь вполне дееспособных легионов. На реке Силар мятежники убили бедного Гая Торания и уничтожили его пять когорт. Кампания находилась во власти Спартака, который, как говорилось в докладе, пытался убедить города самнитов перейти на его сторону и объявить Италию свободной.
Трибунам казны строго приказали прекратить жалобы и начать искать деньги, чтобы выманить ветеранов. Претор Квинт Аррий (который должен был заменить Гая Верреса на посту губернатора Сицилии) получил приказ поторопиться в Капую и приступить к организации настоящей, консульской армии из четырех легионов, усиленных, насколько возможно, ветеранами. Новые консулы, Луций Геллий Попликола и Гней Корнелий Лентул Клодиан, были официально назначены командующими в войне против Спартака.
* * *
Обо всем этом Спартак узнавал постепенно, когда вновь вошел в Кампанию. Поскольку его армия продолжала расти, он научился объединять ее на марше, формируя и тренируя новые когорты на ходу. Для всех было горем, когда Эномая убили во время успешной атаки на лагерь Вариния и Валерия, но Крикс все еще был жив. К тому же появлялись другие способные легаты. Общественный конь, принадлежавший Варинию, очень подошел верховному командующему. Он выглядел вполне эффектно. Каждое утро Спартак целовал коня в нос и гладил его длинную серебристую гриву, перед тем как прыгнуть в седло. Командующий восставших назвал своего коня Батиат.
Уверенный, что такие города, как Нола и Нуцерия, будут на его стороне, Спартак послал своих людей, чтобы те немедленно увиделись с их магистратами и объяснили, что вождь мятежников намерен помочь Квинту Серторию установить новую Италийскую Республику. Следовало попросить еще людей, материальной части и денег. Но людям Спартака твердо ответили, что ни один город Кампании не поддержит Квинта Сертория и Спартака, предводителя гладиаторов.
— Мы не любим римлян, — сказали магистраты Нолы, — и гордимся тем, что противостояли Риму дольше, чем любой другой город во всей Италии. Но не более того. Больше никогда. Наше процветание в прошлом, вся наша молодежь мертва. Мы не пойдем с вами против Рима.
Когда такой же ответ дала и Нуцерия, Спартак созвал небольшое совещание с Криксом и Алусо.
— Разграбь их, — посоветовала фракийская жрица, — покажи им, что для них лучше было бы присоединиться к нам.
