Когда набралось достаточное количество имущества, конфискованного для государства администратором Хрисогоном, появились несколько новых законов: вдова поименованного в списке не могла вступить во вторичный брак; восковые маски Гая Мария и младшего Мария, Цинны или его предков нельзя демонстрировать на семейных похоронах.
Дом Гая Мария продали на аукционе Сексту Перквитину, внуку человека, создавшего состояние этой семьи, и соседа Мария. Теперь там размещались произведения искусства, принадлежавшие Перквитину.
Сначала на аукционы, проводимые Хрисогоном, выставлялись поместья внесенных в списки. Зажиточные покупатели платили за эти земли высокую цену, но постепенно денег для покупки делалось все меньше, так что к десятому аукциону цены быстро упали. Именно тогда Марк Красс стал набавлять цену. Действовал он хитро. Вместо того чтобы биться за лучший лот аукциона, он выбирал наименее желаемые поместья и покупал их по очень низкой цене. Луций Сергий Катилина действовал более грубо.
Он информировал Хрисогона о подслушанных предательских разговорах или действиях, и таким образом ему удалось включить в списки сначала своего старшего брата Квинта, а затем и своего зятя Цецилия. Брат был отправлен в ссылку, а зять умер. Катилина обратился к Сулле, чтобы тот издал специальный закон о наследовании, аргументируя тем, что ни в одном случае он не упомянут в завещании и не являлся прямым наследником осужденных — у обоих остались сыновья. Когда Сулла удовлетворил его просьбу, Катилина стал богатым, не потратив на аукционах ни сестерция.
Поэтому когда Сулла отмечал свой триумф в последний день января, не только погода стояла холодная. В Риме было прохладно еще и в переносном смысле. Простой люд вышел на улицы, чтобы оказать честь диктатору, но всадники остались дома, очевидно полагая, что, если Сулла или Хрисогон увидят выражения их лиц, они окажутся в следующем же проскрипционном списке. Диктатор продемонстрировал трофеи и дань от Азии и царя Митридата, стараясь при этом скрыть тот факт, что окончание войны было как поспешным, так и преждевременным. Поэтому, учитывая богатства неприятеля, трофеи разочаровывали.
На следующий день Сулла устроил выставку, показав то, что захватил у молодого Мария и Карбона. Он не забыл сообщить зрителям, что эти вещи следует вернуть в храм и людям, у которых все это было отобрано. В этот день возвращенные ссыльные — Аппий Клавдий Пульхр, Метелл Пий, Варрон Лукулл и Марк Красс — шли не как сенаторы Рима, а именно как возвращенные ссыльные, хотя Сулла тактично отнесся к их чувству собственного достоинства, разрешив им надеть фригийские колпаки, которые обычно носили вольноотпущенники.
* * *
Оказалось, что укротить Помпея гораздо труднее, чем примирить Рим с проскрипциями, как понял Сулла за день до своего триумфа. Помпей проигнорировал инструкции диктатора и плыл со всей своей армией из Африки в Италию. Из Тарента он послал Сулле письмо, в котором сообщал, что армия отказалась отпустить его одного, без преданных ему солдат, и он был бессилен остановить эту массовую погрузку (не объяснив при этом, как получилось, что ему удалось набрать так много кораблей для пяти легионов и двух тысяч коней). В конце своего послания он вновь просил разрешения отметить триумф.
Диктатор немедленно отправил с курьером письмо в Тарент, в котором вторично отказывал Помпею в триумфе. А у того просто слюни текли от желания триумфально прошествовать по всему Риму. Тот же курьер доставил ответное письмо, в котором Помпей извинялся за непокорное поведение его армии, которое, как он вновь объяснил, он не мог контролировать. Эти непослушные солдаты упрямо настаивают на том, чтобы их любимому военачальнику позволили отметить заслуженный триумф! Если диктатор откажет опять, то Помпей очень боится, что его непослушные солдаты возьмут решение этого вопроса в свои руки и маршем отправятся в Рим. Сам он — конечно! — сделает все, что в его силах, чтобы не допустить этого.
Курьер отправился по Аппиевой дороге в Тарент со вторым письмом от Суллы, в котором содержался третий отказ: «Никакого триумфа». Третий отказ — это уж слишком. Шесть легионов Помпея и две тысячи кавалеристов действительно отправились маршем на Рим. Их дорогой военачальник шагал рядом с ними, сообщив Сулле в очередном письме, что он делает это только для того, чтобы не дать своим людям совершить такое, о чем они могут потом пожалеть.
Сенат знал об этой эпистолярной дуэли и пришел в ужас от наглости двадцатичетырехлетнего всадника. Он издал senatus consultum в поддержку всех приказов и отказов Суллы. Но когда Сулла и Сенат узнали, что Помпей и его армия добрались до Капуи, они решили положить этому конец. Наступил уже конец февраля, начались зимние вьюги, Марсово поле было переполнено, потому что там расположились другие армии: два легиона Луция Лициния Мурены, экс-правителя провинции Азия и Галиции, и два легиона Гая Валерия Флакка, экс-правителя Заальпийской Галлии. Оба готовились отметить триумф.
Вслед за отправленным письмом, приказывающим Помпею оставаться в Капуе (попутно Помпею сообщалось, что Марсово поле уже занято четырьмя легионами закаленных в боях солдат), диктатор сам покинул Рим и двинулся в Капую в сопровождении консулов Декулы и старшего Долабеллы, великого понтифика Метелла Пия, принцепса Сената Флакка и эскорта ликторов. С ним не было ни одного солдата для защиты.
Письмо Помпей получил, будучи еще в Капуе. Новость о том, что четыре легиона закаленных в боях солдат стоят лагерем под Римом, привела его в шок и заставила оставаться на месте. В планы Помпея не входило воевать с Суллой. Этот марш был просто блефом с целью получить разрешение на триумф. И выяснить, что у диктатора под рукой четыре опытных легиона, было для Помпея как ушат холодной воды на голову. Сам-то он знал, что только блефовал. Но знал ли об этом Сулла? Конечно, нет! Откуда бы? Для Суллы этот марш выглядел как повторение его собственного похода из Капуи. Помпей перепугался.
Поэтому когда стало известно, что Сулла собственной персоной выехал в Капую без армии для поддержки, Помпей поспешил из лагеря по Аппиевой дороге — тоже без армии. Обстоятельства этой встречи напоминали их первое свидание у брода через реку Калор. Но сегодня Сулла был трезв и твердо восседал на своем неизменном муле. На нем была toga praetexta с пурпурной полосой, его сопровождали двадцать четыре ликтора, дрожавшие от холода в своих малиновых туниках, подпоясанных черными кожаными ремнями с медными шишками. В пучках прутьев торчали грозные топоры. За Суллой следовали еще тридцать ликторов: двенадцать принадлежали Декуле, двенадцать — старшему Долабелле и шесть — принцепсу Сената, который находился в ранге претора. Поэтому зрелище было куда более достойным и впечатляющим, чем тогда, у брода. Более соответствовало первоначальным фантазиям бедного Помпея.
Сулла заметил, что за двадцать два месяца со времени их первой встречи Помпей возмужал. Он провел одну кампанию вместе с Метеллом Пием и Крассом, другую — в Клузии с Суллой и Крассом и третью — самостоятельно за границей. Так что теперь он надел свои лучшие золотые доспехи и блестел не хуже своей превосходной лошади. Сулла и сопровождавшие шли пешком. Не желая выглядеть слишком воинственным, Помпей спешился.
