— Нет, господин.
— Тогда больше нечего говорить. Ты и твоя судьба в моих руках. Теперь я — твой отец. Я буду заботиться о тебе как отец. Этого требуют Великий Бог и Веста. Но в основном я буду заботиться о тебе потому, что ты — маленькая девочка. Никто не будет тебя шлепать, запирать в темный шкаф или посылать спать без ужина. Это не значит, что в атрии Весты никого не наказывают. Но наказания тщательно продуманы и всегда соответствуют степени проступка. Если ты что-то разорвешь, то должна будешь починить. Если ты что-то запачкаешь, должна будешь вымыть. Но существует проступок, за который назначается только одно наказание — возвращение домой в качестве неподходящей для весталки. Нельзя быть судьей своих старших. Ты не можешь судить, что коллегия пьет, и с какого края чаши, и как это питье получают. Не можешь определять, какие именно традиции и обычаи должны быть приняты у весталок. Mos maiorum — это не раз навсегда установленный порядок. Он уже не таков, каким был при царях. Как и все в мире, со временем он меняется. Так что больше никакой критики, никаких осуждений. Это понятно?
— Да, господин.
Цезарь отпустил ее руки, оставаясь все в том же полуметре от нее.
— Можешь идти, Корнелия, но подожди за дверью. Я хочу поговорить с Фабией.
— Благодарю тебя, великий понтифик, — вздохнув с облегчением, сказала Фабия.
— Не благодари меня, старшая весталка, постарайся решать проблемы разумно, — отозвался Цезарь. — Думаю, впредь будет лучше, если я приму более активное участие в образовании трех маленьких девочек. Занятия — раз в каждые восемь дней. Начало через час после рассвета, конец — в полдень. Скажем, на третий день после рыночного дня.
Разговор закончился. Фабия поднялась, почтительно поклонилась и ушла.
— Ты отлично справился, Цезарь, — похвалила Аврелия.
— Бедняжка!
— Слишком много взбучек получала.
— Наверное, эта прабабушка — просто ужасная старуха.
— Некоторые люди живут слишком долго, Цезарь. Надеюсь, я не буду жить так долго.
— Важно знать, изгнал ли я дух Катона?
— Думаю, да. Особенно если ты будешь наставником этой девочки. Отличная идея. Ни у Фабии, ни у Арруции, ни у Попиллии ни грана здравого смысла, а я не могу вмешиваться. Я женщина, а не pater familias.
— Как странно, мама! За всю мою жизнь я никогда не был pater familias для мужчины!
Аврелия встала, улыбаясь.
— Чему я очень рада, сын мой. Вспомни Мария-младшего, беднягу. Женщины в твоих руках благодарны тебе за силу и авторитет. Будь у тебя сын, ему пришлось бы жить в твоей тени. Ибо великие люди во всех семьях появляются не через одно, а через многие поколения, Цезарь. Ты кроил бы парня по себе, и он впал бы в отчаяние.
«Клуб Клодия» собрался в большом красивом доме, купленном на деньги Фульвии для Клодия рядом с дорогой инсулой с роскошными апартаментами — его самым выгодным вложением. Присутствовали все важные лица: два Клодия, Фульвия, Помпея Сулла, Семпрония Тудитана, Палла, Децим Брут (сын Семпронии Тудитаны), Курион, Попликола-младший (сын Лаллы), Клодий и пострадавший Марк Антоний.
— Хотел бы я быть Цицероном, — мрачно проговорил он, — тогда мне не надо было бы жениться.
— Звучит как-то нелогично, Антоний, — улыбнулся Курион. — Цицерон женат, и притом на мегере.
— Да, но он способен так защищать людей в суде, что они даже готовы одолжить ему пять миллионов, — упорствовал Антоний. — Будь я таким же краснобаем, я получил бы свои пять миллионов без необходимости жениться.
— Ого! — воскликнул Клодий, выпрямляясь. — И кто же эта счастливая невеста, Антоний?
— Дядя Луций — теперь он pater familias, потому что дядя Гибрид не хочет иметь с нами ничего общего, — отказывается платить мои долги. Поместье моего отчима обременено долгами, а от имущества моего отца ничего не осталось. Поэтому я должен жениться на одной страшиле с деньгами.
— Кто она?
— Фадия.
— Фадия? Никогда не слышала ни о какой Фадии, — сказала Клодилла, очень довольная своим недавним разводом. — Расскажи нам побольше, Антоний, пожалуйста!
Массивные плечи Антония приподнялись.
— Это все. Никто никогда о ней не слышал.
— Получить от тебя какую-нибудь информацию — все равно что пытаться выжать кровь из камня, — фыркнула Клодия, жена Целера. — Кто такая Фадия?
— Ее отец — какой-то очень богатый торговец из Плаценции.
— Ты хочешь сказать, что она — галлка? — ахнул Клодий.
Другой бы возмутился, а Марк Антоний просто усмехнулся.
— Дядя Луций клянется, что нет. Он говорит, что она чистокровная римлянка. Я верю ему. Цезари — эксперты по родословным.
— Продолжай! — крикнул Курион.
— Да больше нечего сказать. У старого Тита Фадия есть сын и дочь. Он хочет, чтобы его сын заседал в Сенате, и решил, что лучший способ засунуть туда мальчика — найти знатного мужа для девочки. Очевидно, сын такой страшный, что никому не нужен. Следовательно, остается одно: решать этот вопрос через дочь. И вот — я. — Антоний блеснул улыбкой Куриону, обнажив удивительно мелкие, ровные зубы. — Это мог бы быть и ты, но твой отец сказал, что скорее согласится, чтобы его дочь стала проституткой.
Курион повалился на стул.
— Проституткой! Тут ловить нечего! Скрибония — такая уродина, что только Аппий Клавдий Слепой заинтересовался бы ею!
— Да заткнись ты, Курион! — крикнула Помпея. — Мы все знаем о Скрибонии, но ничего не знаем о Фадии. Марк, она симпатичная?
— Ее приданое — очень.
— Сколько? — спросил Децим Брут.
— Триста талантов — вот цена внука Антония Оратора!
Курион свистнул.
— Если бы Фадий попросил моего папу снова, я был бы рад спать с ней с повязкой на глазах! Это же половина цицероновских пяти миллионов! У тебя даже немного останется после уплаты долгов.
— Я — не кузен Гай, Курион! — фыркнул Антоний. — Мой долг меньше полумиллиона. — Он стал серьезным. — Во всяком случае, никто из них не разрешит мне наложить руку на наличные. Дядя Луций и Тит Фадий составляют брачный контракт, по которому Фадия контролирует свое состояние.
— О, Марк, это ужасно! — воскликнула Клодия.
— Да, я так и сказал сразу после того, как отказался жениться на ней на таких условиях, — самодовольно произнес Антоний.
— Ты отказался? — переспросила Палла. Обвисшие щеки ее двигались, как у белки, грызущей орехи.
— Да.
— И что потом?
— Они отступили.
— Совсем?
— Не совсем, но достаточно. Тит Фадий согласился заплатить мои долги и дать мне еще один миллион. Так что через десять дней я женюсь. Но никто из вас на свадьбу не приглашен. Дядя Луций хочет, чтобы я выглядел безупречно.
