— Это очень разумная просьба, — сказал Красc в конце довольно искусной речи, — которую Палата должна удовлетворить. Все вы хорошо знаете, что нет ни малейшего намека на недостойное поведение Гая Цезаря в его провинции. А именно недостойное поведение послужило причиной закона нашего консуляра Марка Цицерона о запрещении баллотироваться in absentia. Цезарь — человек, который все делал правильно, включая решение досадной проблемы, от которой Дальняя Испания страдала много лет. Гай Цезарь внес лучший и справедливейший закон о взыскании долга, и ни один человек, ни должник, ни кредитор, на это не жаловался.
— Конечно, это тебя не удивляет, Марк Красc, — нарочито медленно проговорил Бибул. — Если кто-то и знает, как иметь дело с долгами, так это Гай Цезарь. Вероятно, он и в Испании назанимал денег.
— В таком случае тебе лучше бы обратиться за информацией прямо к нему, Марк Бибул, — отозвался Красc, как всегда, невозмутимо. — Если тебе удастся стать консулом, ты будешь по уши в долгах, чтобы подкупить выборщиков. — Он кашлянул, ожидая ответа, но, не услышав, продолжил: — Повторяю, это очень разумная просьба, которую Палата должна удовлетворить.
Афраний последовательно давал слово другим консулярам, которые все согласились с Крассом. Несколько действующих преторов хотели что-то добавить, но поднялся Метелл Непот.
— Почему Палата должна оказывать любое содействие этому общеизвестному гомосексуалисту? Разве вы забыли, как наш великолепный Гай Цезарь потерял свою невинность? Во дворце царя Никомеда, лежа на животе с царским пенисом в заднице! Делайте что хотите, почтенные отцы, но если вы согласны предоставить такому гомосексуалисту, как Гай Цезарь, привилегию стать консулом, да еще так, чтобы он не показывал в Риме своего красивого личика, то меня увольте от подобных решений! Я не делаю особых одолжений человеку с хорошо разработанным анусом!
Настала мертвая тишина. Казалось, никто не дышал.
— Возьми свои слова обратно, Квинт Непот! — резко приказал ему Афраний.
— Засунь их себе в задницу, сын Авла! — крикнул Непот, выходя из курии Гостилия.
— Писари, вычеркните все, что говорил Квинт Непот, — приказал Афраний, покраснев. — Я заметил, что манеры членов Сената Рима заметно деградировали за годы моего пребывания в этом органе правления, раньше считавшемся достойным уважения. Я запрещаю Квинту Непоту посещать собрания Сената в те месяцы, когда у меня будут фасции. Кто еще хочет высказаться?
— Я, Луций Афраний — подал голос Катон.
— Говори, Марк Порций Катон.
Казалось, Катону потребовалась вечность, чтобы успокоиться. Он переминался с ноги на ногу, не знал, куда деть руки, несколько раз глубоко вдохнул, пригладил волосы, поправил тогу. Наконец открыл рот и пролаял:
— Почтенные отцы, нравственный облик Рима — это трагедия. Потому что мы, вознесенные над всеми остальными, мы, члены верховного органа управления Римом, не соблюдаем нормы нравственного поведения римлян. Сколько мужчин, присутствующих здесь, виновны в прелюбодеянии? Сколько жен присутствующих здесь мужчин виновны в прелюбодеянии? Сколько родителей присутствующих здесь мужчин виновны в прелюбодеянии? У моего прадеда Цензора — лучшего человека во всем Риме! — имелись свои представления о нравственности, как и обо всем другом. Он никогда не платил за раба больше пяти тысяч сестерциев. Он никогда не стремился завлечь римлянку, тем более вступить с ней в связь. После смерти жены он довольствовался рабыней, как и подобает немолодому человеку. Но когда его собственный сын и невестка пожаловались на то, что эта рабыня стала вести себя как хозяйка, он отказался от девушки и женился снова. Но он не выбрал жену из своего круга, ибо считал себя слишком старым, чтобы быть достойным мужем для знатной римлянки. Поэтому он женился на дочери своего вольноотпущенника Салония. Я — из той ветви семьи и горжусь этим. Катон Цензор был человеком высоких моральных качеств. Честным человеком, украшением римского общества. Он любил грозу, потому что при раскатах грома его жена в ужасе прижималась к нему, и тогда он мог позволить себе обнять ее в присутствии слуг и свободных членов своего семейства. Потому что, как мы все знаем, скромный, высоконравственный муж-римлянин не должен выставлять напоказ свои чувства. Свою личную жизнь, свое поведение я строил по примеру моего прадеда, который перед смертью запретил тратить большие суммы на его похороны. Он взошел на скромный погребальный костер, и его прах был помещен в простую глазированную урну. Его могила совсем проста. Тем не менее она расположена на Аппиевой дороге, всегда украшенная цветами. Эти цветы куплены гражданами, которые восхищаются им. А что, если бы Катон Цензор ходил по улицам сегодняшнего Рима? Что бы увидели его чистые глаза? Что бы услышали его чуткие уши? Какие мысли посещали бы этот огромный и ясный ум? Мне страшно говорить об этом, почтенные отцы, но, боюсь, я должен. Сомневаюсь, что он смог бы жить в этой клоаке, которую мы называем Римом. Женщины сидят в сточных канавах, до того пьяные, что их рвет. Мужчины таятся в темных аллеях, чтобы грабить и убивать. Дети обоих полов проституируют возле храма Венеры Эруцины. Я даже видел, как на вид респектабельные мужчины задирают свои туники и испражняются прямо на улице, когда общественная уборная в нескольких метрах от них! Уединение при физиологических отправлениях и скромность в поведении считаются устаревшими, нелепыми, смехотворными. Катон Цензор заплакал бы, пошел бы домой и повесился. О, как часто я боролся с искушением сделать то же самое!
— Не надо, Катон, больше не надо бороться! — крикнул Красc.
Но Катон продолжил, сделав вид, что не слышал:
— Рим — это публичный дом. Но чего еще можно ожидать, когда люди, сидящие в этой Палате, совращают чужих жен? Они не думают о святости их плоти. Они грезят лишь о вожделенном отверстии, куда можно сунуть свой mentula. Катон Цензор плакал бы. Посмотрите же на меня, почтенные отцы! Посмотрите, как я плачу! Как может государство быть сильным, как может оно править миром, когда люди, которые правят им, — развращенные, нездоровые, гниющие язвы на его теле? Мы должны перестать копаться в мелких проблемах вроде азиатских публиканов и посвятить целый год прополке грядок римской морали! Мы обязаны вернуть Риму скромность как нашу первостепенную обязанность! Привести в действие законы, которые делают невозможным для мужчин оскорблять других мужчин, для патрициев-правонарушителей открыто хвастаться своими кровосмесительными связями, для губернаторов наших провинций сексуально эксплуатировать детей. Женщин, которые совершают прелюбодеяние, надо казнить, как было в старые времена. Женщин, которые появляются на публичных собраниях на Форуме, чтобы освистывать выступающих и грубо оскорблять их, следует казнить! Почему, спросите вы, в былые времена не существовало законов против женщин, которые появляются на Форуме и освистывают выступающих? Потому что в прежние времена ни одна женщина не помыслила бы о таком поступке! Женщины вынашивают и рожают детей, и это их единственная обязанность! Но где законы, которые нам нужны, чтобы провести в жизнь истинные нравственные нормы? Их нет, почтенные отцы! Однако если Риму суждено выжить, они должны появиться!
