Одного взгляда на лица заполнивших колодец комиций было достаточно, чтобы «хорошие люди» поняли: продолжать упорствовать в оппозиции опасно и бесполезно. Катон было заговорил, но его зашикали, а когда Бибул попытался что-то сказать, взметнулись кулаки. Такого быстрого голосования Рим еще не помнил. И доходы казны от восточных провинций оказались урезаны на одну треть. Толпа всадников приветствовала Цезаря и Марка Красса до хрипоты.
— Какое облегчение! — воскликнул сияющий Красc.
— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто, — сказал Цезарь, вздохнув. — Если бы я смог так же быстро решить вопрос с lex agraria, все было бы кончено прежде, чем «хорошие» сумели организоваться. Твой закон — единственный, для которого мне не нужен был consultum. Глупые boni не поняли, что я все равно добьюсь своего!
— Одно меня смущает, Цезарь.
— Что именно?
— Плебейские трибуны уже месяц как вступили в должность, но ты обходишься без Ватиния. Публикуешь свои собственные законы. Я знаю Ватиния и уверен — он хороший клиент, но с тебя спросит за каждую услугу.
— С нас спросит, Марк, — спокойно поправил Цезарь.
— Весь Форум смущен. За целый месяц плебейские трибуны не опубликовали ни одного закона. Все спокойно, никакой суеты.
— У меня достаточно работы для Ватиния и Альфия. Но пока еще рано. Я — юрист, Марк, и эта работа мне нравится. Консулы-законодатели — редкое явление. Почему я должен уступать всю славу Цицерону? Нет, я подожду, когда у меня начнутся настоящие трудности с lex agraria. Вот тогда я спущу с поводка Ватиния и Альфия. Просто чтобы запутать всех.
— Я действительно должен прочитать все эти документы? — спросил Красc.
— Было бы неплохо, потому что у тебя могут возникнуть несколько блестящих идей. Конечно, с твоей точки зрения, там все правильно.
— Ты меня не обманешь, Гай. В мире нет способа расселить восемьдесят тысяч людей, выделив десять югеров каждому, не используя при этом земли Кампании и Капуи.
— Я и не думал, что обману тебя. Но пока я не хочу снимать покрывало с клетки этого зверя.
— Тогда я рад, что перестал заниматься фермерством.
— А почему?
— Слишком хлопотно, и прибыли мало. Все эти югеры с овцами, пастухами, постоянные споры с работниками — эти люди такие бездельники, Гай! Посмотри на Аттика. Насколько уж я ненавижу этого человека, но не могу не признать: он достаточно умен, чтобы использовать под пастбища полмиллиона югеров земли в Италии. Люди вроде него любят говорить, что у них полмиллиона югеров под пастбищами, и это действительно почти так. Лукулл — отличный пример. Больше денег, чем ума. Или вкуса, хотя с этим он бы не согласился. Ни я, ни всадники не будут против твоего законопроекта. Использование общественной земли под пастбища с разрешения государства — развлечение для сенаторов, но не дело для всадников. Такой род занятий может дать сенатору ценз в один миллион сестерциев. Но что такое миллион сестерциев, Цезарь? Каких-то сорок талантов! Я могу выдавить такую сумму за один день из… — Тут он усмехнулся и пожал плечами: — Лучше не говорить. Ты можешь донести цензорам.
Цезарь подхватил складки тоги и побежал через Нижний Форум в направлении к Велабру.
— Гай Курион! Гай Кассий! Идите к палатке цензоров! Я хочу кое-что сообщить вам!
К большому удивлению нескольких сотен всадников и завсегдатаев Форума, Красc собрал свою тогу в складки и погнался за Цезарем с криком:
— Не надо! Не надо!
Цезарь остановился, подождал Красса, и они оба расхохотались. Потом направились в Общественный дом. Как необычно! Два самых знаменитых человека в Риме бегают по городу. О, неужели луна даже не шелохнулась?
Весь январь не ослабевал поединок между Цезарем и boni из-за закона о земле. На каждом заседании, когда начиналось обсуждение, Катон устраивал обструкцию. Желая узнать, действует ли еще прежняя тактика, Цезарь наконец приказал своим ликторам вывести Катона и поместить в Лаутумию. Boni сопровождали его, аплодируя. Катон шагал с высоко поднятой головой и с видом мученика на лошадином лице… Нет, это не сработает. Цезарь отозвал ликторов. Катон возвратился на свое место, и обструкция продолжалась.
Оставалось обратиться к народу без этого неуловимого сенаторского декрета. Теперь Цезарю предстояло организовать предварительное обсуждение в течение февраля, когда фасции будут у Бибула и он сможет легально возражать консулу без фасций. Когда же состоится голосование? В феврале или в марте? Никто не знал.
— Если ты так возражаешь против закона, Марк Бибул, — крикнул Цезарь на первом contio в Трибутном собрании, — тогда скажи мне почему! Недостаточно просто стоять здесь и кричать, что ты против. Нужно объяснить этому законному собранию народа, против чего именно ты протестуешь! Я предлагаю шанс людям, у которых нет никакого шанса! Они получат землю, не доводя государство до банкротства, не обманывая, не принуждая к разорению старых землевладельцев! Но ты только твердишь: «Я против, я против, я против!» Скажи нам, почему?
— Я против, потому что это твой закон, Цезарь! Только поэтому! Все, что ты делаешь, — проклято, все твое — нечестиво, от демонов преисподней!
— Ты говоришь загадками, Марк Бибул! Будь точнее, отбрось эмоции. Скажи нам, почему ты отвергаешь столь необходимый закон! Пожалуйста, растолкуй: в чем заключается твоя критика?
— У меня нет критических замечаний, но все равно я против!
На Форуме присутствовали несколько тысяч, но воцарилась почти полная тишина. В толпе мелькали новые лица. Там были не только всадники и молодые люди из «Клуба Клодия» или завсегдатаи Форума. Помпей привел в Рим своих ветеранов, готовых как к голосованию, так и к драке — никто не знал, чем именно все закончится. Это были специально отобранные люди, по равному числу от тридцати одной сельской трибы, и поэтому очень ценные для голосования. Но и в драке они весьма пригодятся.
Цезарь повернулся к Бибулу и простер к нему руки, взывая:
— Марк Бибул, почему ты отвергаешь очень хороший и очень нужный закон? Неужели ты не найдешь в себе сил помочь народу, вместо того чтобы мешать ему? Неужели, глядя на эти лица, ты не видишь, что народ не отвергнет моего законопроекта? Этот закон нужен всему Риму! А ты собираешься наказать Рим только потому, что тебе не нравлюсь я? Ты караешь весь Рим из-за одного-единственного человека по имени Гай Юлий Цезарь? Разве это достойно консула? Разве это достойно Кальпурния Бибула?
— Да, это достойно Кальпурния Бибула! — выкрикнул с ростры младший консул. — Я — авгур, я вижу отродье преисподней, когда смотрю на него! Ты — злой демон, и все, что ты делаешь, — демонское! Ничего хорошего нельзя ждать от любого твоего закона! По этой причине я объявляю, что каждый комициальный день до конца этого года будет выходным, и ни одного собрания народа или плебса не произойдет!
Он приподнялся на цыпочки, вытянув вдоль тела руки, сжатые в кулаки. Массивные складки тоги, которые он держал на согнутой левой руке, стали распускаться.
