Все это теряет значение, если вспомнить о последствиях спуска того красного флага. Голосование, очевидно уже заканчивающееся, было немедленно остановлено. Центурии побежали по домам вооружаться против захватчика. Несмотря на mos maiorum, римляне времен Республики выглядят людьми с очень независимым складом ума. Они были вспыльчивыми, быстро выходили из себя, пуская в ход кулаки, но паника — необычная для них реакция, даже в тех случаях, когда ситуация становилась неуправляемой. До 21 октября все население Рима (кроме Цицерона) полагало, что в Италии царит мир, и только во второй половине ноября большинство римлян удалось убедить в том, что к северу от Рима вспыхнуло вооруженное восстание.
Существует один ответ на эти волнующие вопросы о красном флаге: его спуск спровоцировал мгновенную панику, потому что во время суда над Рабирием было уже известно, что Катилина с армией находится в Этрурии. Голосующие на Септе должны были хорошо помнить Лепида и битву у Квиринала — если не появление у стен Рима Суллы в 82 г. до P. X. Многие ожидали, что Катилина попытается напасть на Рим. И хотя Рим направил против мятежника армии, все считали Катилину величайшим военным тактиком. Он явно был куда лучше, чем Антоний Гибрид. Для одной армии никогда не составляло трудности незаметно пройти мимо другой и атаковать ее в самом уязвимом месте. Из-за отсутствия легионов на своей территории сам Рим был всегда уязвим. И те, кто жили в Риме, очень хорошо сознавали это.
Если принять, что красный флаг спустили из-за присутствия Катилины в Этрурии с армией, тогда время действия сокращается. Суд над Рабирием должен был происходить сразу после того, как Катилина соединился с Манлием и с ветеранами Суллы — предположительно около Фезул. Конечно, можно возразить, что Манлий и один представлял значительную угрозу. Однако если Катилина находился в Риме (он покинул его 8 ноября или сразу после этого), то приходится предположить, что Манлий вынужден был выступить в поход без Катилины. Впрочем, это весьма спорное предположение. Очевидно, Катилина присоединился к Манлию между 14 и 18 ноября (последнее число — дата, когда Катилина и Манлий были объявлены врагами народа).
Теперь акцент сдвигается с Целера и красного флага на Цезаря и Лабиена. Другой край временного масштаба — 9 декабря, последний день Лабиена на посту плебейского трибуна. Приблизительно шестнадцать дней проходит между серединой ноября и захватом аллоброгов на Мульвиевом мосту. Это дни, когда действовал senatus consultum ultimum, Катилина и Манлий официально были вне закона, и Рим пытался узнать, кто именно в городе тайно находится на стороне Катилины. Имена называли, но доказательств не было. Заговорщики внутри Рима ничем себя не выдавали. Вероятно, суд над Рабирием происходил во время этих шестнадцати дней.
То, что я предпочла шестое декабря девятому — четыре дня разницы, — объясняется моим толкованием характера Цезаря.
Пятого декабря он выступал в Палате в защиту милосердия к заговорщикам. Один из них был его родственником по браку, мужем сестры Луция Цезаря. Поэтому между ними продолжала существовать amicitia, несмотря на тот факт, что несколько лет назад Цезарь преследовал судом брата первого мужа Юлии Антонии. Это был гражданский иск, не уголовный. В случае Лентула Суры Цезарь не мог сделать ничего, кроме как просить о милосердии (и хотя все древние источники утверждают, что все консуляры голосовали за смертный приговор, нельзя предположить, будто Луций Цезарь был виноват в чем-то большем, кроме того, что воздержался). Это Катон поднял волну. Катон был главным среди людей, способных заставить Цезаря потерять терпение. У нас есть примеры того, как быстро и с какими разрушительными последствиями мог Цезарь выходить из себя. Мы также знаем, что Цезарь умел действовать с быстротой, которая поражала его современников. Четырех дней могло оказаться недостаточно для других, но так ли это было для Цезаря?
Наконец, если все же предположить, что суд над Рабирием происходил между пятым и девятым декабря, то единственное серьезное возражение — это неповоротливость римского судебного процесса. Однако процесс Горация, описанный у Ливия, показывает: суд с двумя судьями был очень кратким и апелляция Рабирия к центуриям могла быть подана сразу же после суда.
Мы знаем, что римляне, даже первого класса, крайне негативно отнеслись к тому, что римские граждане были официально казнены Сенатом без суда и без объявления их врагами народа, как полагалось по закону. Может быть, это был единственный случай, когда сразу же после тех казней центурии (традиционно выступавшие против осуждения людей, обвиненных в измене) захотели бы осудить старика за аналогичное убийство римлян без суда, имевшее место тридцать семь лет назад? Для меня тот факт, что центурии проявили готовность осудить Рабирия, является решающим аргументом в пользу того, что суд состоялся сразу после казни пяти заговорщиков.
С одной стороны, суд над Рабирием, как о нем сообщается в древних источниках, выглядит таким банальным капризом, что и древние, и современные ученые впадают в растерянность, пытаясь объяснить ту важность, которую он, по-видимому, имел в то время. Но сдвинем это событие к дате, непосредственно примыкающей к роковому пятому декабря, — и все сразу же приобретает смысл.
Также трудно поверить, что не было ничего, кроме угроз Публия Клодия, чтобы привести Цицерона в такой жуткий ужас перед последствиями тех казней. Клодий в роли плебейского трибуна, уличные банды и волнения на Форуме были еще впереди. Определенно в 60-е годы до P. X. Клодий не был способен выполнить свои угрозы, поскольку его попытки перейти из патрициев в плебеи до сих пор не удавались. Очевидно, они не могли бы увенчаться успехом без помощи Цезаря. Я считаю, что нечто раньше и нечто намного худшее вызвало страх Цицерона перед угрозами Клодия. Если суд над Рабирием состоялся после пятого декабря, тогда ужас Цицерона вполне обоснован. Ненависть Цицерона к Цезарю зародилась во время его консульства. Было ли речи Цезаря в защиту милосердия достаточно, чтобы спровоцировать вражду, длившуюся до самой смерти Цицерона? Было бы суда над Рабирием достаточно, если бы тот происходил до заговора Катилины?
В своих поздних трудах Цицерон ничего не говорит о суде над Рабирием. Но это не удивительно, поскольку для Цицерона вообще характерна тенденция выпускать моменты, затемняющие его блеск. Еще в 58 г. до P. X. в Риме оставалось немало таких, кто сожалел о казни граждан без суда, и главную вину за случившееся возлагали на Цицерона, а не на Катона. Отсюда — бегство Цицерона в добровольную ссылку. Цицерон отправился в изгнание, не дожидаясь, пока плебс сошлет его.
Хотя моя гипотеза и привлекательна в части логики событий и психологии действующих лиц, я не так глупа, чтобы настаивать на своей правоте. Я только утверждаю, что суд над Рабирием — такой, каким я его описала, — имеет определенный смысл. Остается решить, готов ли читатель принять хронологию, предлагаемую Цицероном в его письме Аттику в июне 60 г. до P. X. Консульские речи Цицерона были опубликованы именно в той последовательности, которую он указал. Поэтому все поздние древние писатели следуют ей. Но правильна ли эта последовательность? Или же Цицерон предпочел похоронить Рабирия и таким образом сделать так, что его речи о Катилине венчают его карьеру — как консула и отца отечества?
