У Цезаря очень усталый вид, подумала мать. Год председательства в суде по делам об убийствах оказался очень насыщенным, что объяснялось той тщательностью подхода к любому вопросу и энергией, которыми славился Цезарь. Другие председатели судов могли терять время попусту, устраивать длительные перерывы между слушаниями, но только не Цезарь. Естественно, Аврелия знала, что он задолжал много денег, знала точную сумму долга, хотя годы научили ее понимать, что деньги — это вещь, которая всегда создает напряжение между ними. Поэтому хоть она и горела желанием спросить его о денежных делах, она прикусила язык и заставила себя не проронить ни слова об этом. Правда, Цезарь не позволял себе сокрушаться по поводу долга, который теперь быстро рос из-за того, что он не смог выплатить всю сумму. В глубине души он искренне верил, что непременно найдет денег. Но Аврелия прекрасно знала, что деньги могут серой тенью омрачить жизнь самого жизнерадостного оптимиста. И она не сомневалась: именно такая серая тень легла сейчас на Цезаря.
И он еще продолжал свои отношения с Сервилией. Казалось, ничто не могло их разрушить. А Юлии, которой месяц назад исполнилось тринадцать лет, все меньше и меньше нравился Брут. Конечно, ничто не могло спровоцировать девушку на грубость или даже на скрытую невежливость. Но вместо того чтобы влюбляться в Брута теперь, когда она уже готова к браку, она становилась все холоднее. Это было очевидно. Детские симпатия и жалость уступили место… скуке? Да, пожалуй, скуке. Единственная эмоция, которую не может преодолеть ни один брак.
Эти проблемы серьезно беспокоили Аврелию. Все прочие были пустяками. Например, эта квартира стала слишком мала для человека со статусом Цезаря. Его клиенты больше не могли собираться все сразу. И адрес в Субуре плох для человека, который через пять лет будет старшим консулом. А в том, что Цезарь через пять лет сделается старшим консулом, Аврелия нисколько не сомневалась. С таким именем, предками, манерами, внешностью, обаянием, простотой и интеллектом… В каких бы выборах Цезарь ни участвовал, он всегда возглавлял список выбранных. Врагов у него имелось в изобилии, но никто не мог умалить его влияния среди первого и второго классов, — влияния, жизненно важного для успеха в центуриях. Не говоря уж о том, что среди классов слишком низких, чтобы иметь значение в центуриях, он ценился гораздо выше прочих людей своего класса. Цезарь чувствовал себя среди простого люда так же легко, как среди консуляров. Однако было невозможно начать разговор о подходящем доме, не затрагивая неприятную денежную тему. Так заговорить об этом или нет?
Аврелия глубоко вдохнула, сложила руки на столе перед собой.
— Цезарь, в следующем году ты будешь баллотироваться на преторскую должность, — начала она, — и я предвижу одну очень большую трудность.
— Мой адрес, — тут же определил он.
Она криво улыбнулась:
— В одном я не могу упрекнуть тебя: ты очень проницателен.
— Это прелюдия к другой теме — о деньгах?
— Нет. Или, лучше сказать, надеюсь, что нет. В течение многих лет мне удалось скопить приличную сумму. К тому же в залог этой инсулы я могла бы занять еще. Я могла бы дать тебе средства на покупку хорошего дома на Палатине или Каринах.
Цезарь поджал губы.
— Это очень щедро с твоей стороны, мама, но я не приму от тебя денег. Как никогда не приму их от моих друзей. Понятно?
Невозможно было поверить, что ей шел шестьдесят второй год. Ни одной морщинки на лице, на шее. Вероятно, потому, что она немного пополнела. Единственное, что выдавало ее возраст, — это складки, сбегавшие с обеих сторон носа к уголкам рта.
— Я знала, что ты так ответишь, — проговорила Аврелия невозмутимо. Затем она заметила как бы между прочим: — Я слышала, что Метелл Пий, великий понтифик, болеет.
— Кто тебе сказал? — вздрогнув, спросил он.
— Во-первых, Клодия. Ее муж Целер говорит, что вся семья очень обеспокоена. И еще Эмилия Лепида. Метелл Сципион совсем пал духом из-за состояния здоровья отца. С тех пор как умерла его жена, он и заболел.
— Действительно, последнее время старик не ходит на собрания, — заметил Цезарь.
— И уже не будет ходить. Когда я сказала, что он болеет, я имела в виду, что он умирает.
— И? — произнес Цезарь, озадаченный впервые с начала их разговора.
— Когда он умрет, коллегия понтификов должна будет назначить другого великого понтифика.
Большие блестящие глаза — знаменитые фиалковые глаза Аврелии — сверкнули и сузились.
— Если бы тебя, Цезарь, назначили великим понтификом, это разом решило бы несколько твоих неотложных проблем! И прежде всего, это продемонстрировало бы твоим кредиторам, что ты без сомнения сделаешься консулом. И твои кредиторы решат спокойно ждать возврата долга и после твоего преторства, если это окажется необходимым. Я хочу сказать — предположим, став претором, ты вытащишь по жребию Сардинию или Африку. Это не те провинции, чтобы ты сумел возместить свои потери в качестве претора-губернатора. А если такое случится, думаю, твои кредиторы очень забеспокоятся. Твой понтификат сможет их утешить.
Тень улыбки мелькнула в его глазах, но лицо осталось серьезным.
— Превосходный вывод, мама, — прокомментировал он.
Она продолжала, словно не слыша его:
— Во-вторых, пост великого понтифика обеспечит тебя великолепной резиденцией за счет государства, а это пожизненная должность. Общественный дом будет твоим на всю жизнь. Он расположен на самом Форуме, он очень большой и в высшей степени удобный. Поэтому, — закончила она свою речь ровным и, как всегда, серьезным голосом, — я уже начала агитировать за тебя среди жен твоих коллег-жрецов.
Цезарь вздохнул.
— Это замечательный план, мама, но ты можешь его осуществить не больше, чем я. У меня полно противников в коллегии. Катул, Ватия Исаврийский… не говоря уже о половине других! У меня нет шанса. Во-первых, должность великого понтифика обычно переходит к тому, кто уже побывал консулом. Во-вторых, все самые консервативные элементы в Сенате обожают эту коллегию. А я им не нравлюсь.
— Тем не менее я буду продолжать свою работу, — сказала Аврелия.
Именно в этот момент Цезарь понял, как это можно осуществить. Закинув голову, он расхохотался.
— Да, мама, конечно, продолжай! — сказал он, смахнув выступившие от смеха слезы. — Я знаю ответ — о, какой фурор это произведет!
— И какой ответ?
— Я пришел к тебе поговорить о Тите Лабиене, которого, я уверен, ты знаешь. Это ручной плебейский трибун Помпея Магна в нынешнем году. Просто чтобы проверить на слух свои мысли. Ты так умна, что я считаю тебя самой полезной стеной для игры в мяч. Только в твоем случае это не мячи, а идеи.
Одна тонкая черная бровь взлетела вверх, углы рта задрожали.
— О, благодарю! Неужели я лучшая стена, нежели Сервилия?
Цезарь опять засмеялся. Аврелии было несвойственно реагировать на намеки, но когда она это делала, то оказывалась не менее острой на язык, чем Цицерон.
