Пожалуйста, возвращайся домой. Не ради меня. Никто не сочтет тебя моим сторонником. Вернись ради Рима.
Но Цицерон не вернулся. Даже ради Рима. Поступив так, он сыграл бы на руку Цезарю. А этому, он поклялся, не бывать! Никогда!
Но кончился январь, начался февраль. Цицерон маялся, не знал, что делать. Любые вести не вызывали доверия. То его уверяли, что Помпей идет в Пицен, то говорили, что он сидит сиднем в Ларине, то утверждали, что его интенданты уже в Македонии и занимаются сборами фуража. Письмо Цезаря все кололо. В результате Цицерон и сам стал задумываться, почему Магна не заботит Рим? Почему он не защищает его? Почему?
К этому времени весь север Италии, от Аврелиевой дороги у Тусканского моря до Адриатического побережья, был открыт для Цезаря. Он контролировал все крупные дороги этого региона и знал, что никаких войск на них нет. Гирр убежал из Камерина, Лентул Спинтер убежал из Аскула. Цезарю принадлежал весь Пицен. А Помпей сидел в Ларине. Его посланец Вибуллий Руф встретил бегущего Лентула Спинтера и преградил ему путь с тем результатом, что сам принял под руку войско смятенного Лентула Спинтера и повел его в Корфиний к Агенобарбу.
Из всех легатов, которых Сенат разослал по Италии, как-то себя проявил только Агенобарб. Возле Фуцинского озера, в Альбе, он набрал два легиона марсов, а марсы были самым воинственным и горячим племенем в его клиентуре. Затем Агенобарб двинулся с ними к Корфинию на реке Атерн, решив защищать от Цезаря этот хорошо укрепленный город, а также располагавшуюся поблизости крепость Сульмон. Вибуллий привел к нему десять когорт Лентула Спинтера и пять когорт Гирра, бежавшего из Камерина. Таким образом, по мнению Цицерона, Агенобарб выглядел единственным серьезным препятствием на пути у Цезаря. Что до Помпея, то постепенно сделалось ясно, что от войны он уже поотвык.
Слухов о том, что Цезарь намеревается учинить, захватив Рим, было множество, и все они были ужасны. Он аннулирует все долги, он занесет всех всадников в проскрипционные списки, он разгонит действующий Сенат и составит новый из неимущих, которые годны лишь на то, чтобы делать детей. Поэтому письма Аттика, в которых тот утверждал, что ничего подобного не случится, словно бы проливали на все эти страхи бальзам.
«Не относись к Цезарю как к Сатурнину или Катилине, — писал Цицерону Аттик. — Он очень здравомыслящий человек. Не в его стиле доводить ситуацию до абсурда: отменять долговые обязательства и т. п. Он ведь хорошо понимает, что Рим стоит на коммерции. Поверь, Цицерон, Цезарь вовсе не радикал!»
О, как ему хотелось бы в это поверить! Но очень многие думали по-другому, да и сам он прекрасно помнил, как Цезарь разделался с ним в тот год, когда Катилина решил развалить государство, а Цицерон, будучи консулом, все это пресек. Цезарь тогда обвинил его в произволе, заявив, что ни у кого нет права казнить римлян без следствия и суда. Результат — восемнадцать месяцев ссылки и ненависть Клодия.
— Ты законченный дурень! — сердито фыркнул Квинт Цицерон.
— Прошу прощения? — удивился великий мыслитель.
— Ты слышал меня! Ты дурак! Как ты можешь не видеть, что Цезарь очень честен, очень консервативен в политическом смысле и гениален как полководец? — Квинт Цицерон насмешливо фыркнул. — Он разобьет вас всех, Марк! Boni обречены, сколько бы они ни болтали об их драгоценной Республике.
— Я повторяю то, что уже не раз говорил, — с большим достоинством сказал Цицерон. — Намного достойней проиграть вместе с Помпеем, чем выиграть с Цезарем!
— Ну, от меня того же не жди. Я служил у него. Он мне нравится. Клянусь всеми богами, я им восхищаюсь! И ни за что не стану сражаться против него. Даже и не проси меня, Марк!
— Я глава рода Туллиев Цицеронов! — вскричал Цицерон. — Ты обязан мне подчиняться!
— В семейных делах — безусловно. Но против Цезаря я никогда не пойду.
И с этой позиции его нельзя было сдвинуть.
Еще более жаркие споры разгорелись, когда в Формиях к мужской основе семейства Туллиев Цицеронов присоединилась его женская половина: жена Цицерона, дочь Цицерона, а также жена его младшего брата. Помпония, сестра Аттика, в сварливости превосходила Теренцию, на сей раз державшую (небывалая вещь!) сторону мужа. Помпония с Туллией стояли за Квинта. Вдобавок к этому сын последнего хотел вступить в легионы Цезаря, а сын главы раздираемого междоусобицей клана — в легионы Помпея.
— Папа, — сказала Туллия, не сводя с отца своих больших карих глаз, — я хочу, чтобы ты понял. Мой Долабелла считает, что Цезарь воплощает в себе все, чем могут гордиться римские аристократы.
— Он считает, а я это знаю, — не преминул добавить Квинт Цицерон.
— Да, отец, — тут же поддержал его Квинт Цицерон-младший.
— Мой брат говорит то же самое, — задиристо вставила Помпония.
— Вы все недоумки! — сделала вывод Теренция.
— Спешащие подлизаться к возможному победителю! — зло выкрикнул молодой Марк Цицерон.
— Замолчите! — рявкнул глава рода Туллиев Цицеронов. — Заткнитесь все! Уходите! Оставьте меня! Разве вам мало того, что вербовка идет из рук вон плохо? Разве мало того, что я вынужден терпеть эту дюжину ликторов? Разве мало того, что консулы в Капуе ничего не сделали, только разместили пять тысяч здоровяков-гладиаторов по лояльным к Республике семьям, чтобы те их объедали? Разве мало того, что Катон подумывает убраться в Сицилию? И что Бальб пишет мне дважды в день, умоляя меня найти способы примирить Цезаря и Помпея? И что последний уже переводит когорты в Брундизий и фрахтует идущие за море корабли? Уходите, заткнитесь, заткнитесь!
ЛАРИН — БРУНДИЗИЙ
Избавившись от сторожевых сенаторских псов, Помпей воспрянул духом. От Тита Лабиена он не слышал ничего, кроме здравых военных советов, лишенных риторики и политических вывертов. Ему даже стало казаться, что страшный крах удастся предотвратить. Похоже, правда, в Италии Цезаря не остановишь. Гораздо разумнее переплыть Адриатику, прихватив с собой правительство Рима. Тогда Цезарю некого будет запугивать, принуждая официально признать свою правоту. Он поймет, что войдет в историю как захватчик, и таким образом окажется в тупике. Так что отступление за море вовсе не отступление, а здравый тактический ход, передышка. Чтобы вымуштровать необученных рекрутов, дождаться прибытия войск из Испании, набрать кавалерию у восточных царей.
— Не рассчитывай на свои испанские легионы, — предупредил Лабиен.
— Почему?
— Если ты покинешь Италию, Магн, не жди, что Цезарь последует за тобой. Он пойдет в Испанию и покончит там с твоей базой и армией.
— Но ведь я — его главная цель!
— Нет. Нейтрализация Испании — вот его основная задача. Именно поэтому он и не призывает все свои легионы к себе. Он знает, что они нужнее по ту сторону Альп. Я думаю, что Требоний с тремя легионами уже в Нарбоне, где старый Луций Цезарь привел все в порядок и держит в боеготовности несколько тысяч местных солдат. Они будут ждать Афрания и Петрея и не дадут им пройти. — Лабиен нахмурился, взглянул на Помпея. — Ведь твои легионы пока не идут сюда, так?
