— Казна принадлежит народу Рима, а не Сенату. Мы воюем с сенаторской фракцией, а не с согражданами, которые не должны пострадать. Я занимаю деньги, а не беру. И буду продолжать делать займы. Грабеж соотечественников недопустим, а значит, трофеев у нас не будет. И следовательно, мне придется самому компенсировать долг, который растет и будет расти. Как это сделать? Держу пари, что Помпей сейчас выжимает из Востока все, что возможно, так что там я ничего не найду. Испания богата рудными залежами, а не деньгами, да и потом все доходы уходят к Помпею. А парфянское царство очень богато, и мы до сих пор ничего не могли с него получить. Но я получу. Обещаю.
— Я тебе помогу, — сказал Требоний.
— И я, — сказал Децим Брут.
— Но перед тем, — продолжил с улыбкой Цезарь, — мы должны решить вопрос с Массилией и с Испаниями.
— И с Помпеем, — добавил Требоний.
— Ну разумеется, — сказал Цезарь.
Очень хорошо укрепленная и обороноспособная, дополнительно вдохновленная прибытием Агенобарба, Массилия легко выдерживала сухопутную блокаду Цезаря. Зернохранилища осажденного города были полны, скоропортящиеся продукты доставлялись по морю, а другие греческие колонии вдоль побережья Провинции были так уверены в неспособности Цезаря победить, что поспешили снабдить Массилию всем необходимым.
— Интересно, почему все тут думают, что я не могу победить такого усталого старого человека, как Помпей? — спросил Цезарь Требония в конце мая.
— Греки никогда не умели верно оценивать качества полководцев, — ответил Требоний. — Тебя они не знают. А о Помпее, усмирившем пиратов, тут ходят легенды. Все побережье рукоплескало ему.
— Но я завоевал Длинноволосую Галлию. Это отсюда не так далеко.
— Да, Цезарь, но они — греки! Греки никогда не сражались с варварами, предпочитая селиться на побережье, а не соваться в дикую глушь. Их островные колонии таковы же.
— Ну что ж, скоро они поймут, что поставили не на тех, — раздраженно сказал Цезарь. — Утром я отправляюсь в Нарбон. Децим уже возвращается с флотом. Он отвечает за море, но ты отвечаешь за все. Действуй жестко, без снисхождения. Массилия должна быть усмирена.
— Сколько со мной останется легионов?
— Двенадцатый и тринадцатый. Мамурра сообщил мне, что набран новый шестой в Италийской Галлии. Я велел ему прислать этих ребят сюда. Натаскай их, дай поучаствовать в битве. Лучше с греками, а не с римлянами. Хотя фактически это одно из моих преимуществ.
— Что именно? — недоуменно спросил Требоний.
— Все мои люди в основном италийские галлы и очень многие — с того берега Пада. Солдаты Помпея — сплошь италийцы, если не брать в расчет пятнадцатый легион. Италийцы свысока смотрят на италийских галлов, а италийские галлы платят им тем же. Никакой братской любви.
— Если вдуматься, это очень хорошо.
Луций Цезарь уже считал Нарбон своим домом. Когда кузен Гай прибыл к нему во главе четырех легионов, он увидел, что его родич устроился очень неплохо: три любовницы, несколько замечательных поваров и вдобавок любовь всего Нарбона.
Карта 11. Цезарь в Испании, 49 г. до н. э.
— Кавалерия прибыла? — спросил Цезарь, с видимым удовольствием пробуя разнообразную снедь. — О, я совсем позабыл, как нежна и вкусна тут кефаль!
— Это, — похвастался Луций Цезарь, — потому, что я велел зажарить ее по-галльски. В сливочном, а не в растительном масле. Растительное сильно пахнет. А сливочное нам поставляют венеты.
— Ты стал сибаритом.
— Но сохранил форму.
— Это семейное. У нас толстых нет. Что с кавалерией?
— Все три тысячи здесь. Я разместил их на южных пастбищах. На твоем пути, так сказать.
— Фабий, наверное, сидит в Иллерде?
— С седьмым и четырнадцатым, да. Я послал с ним несколько тысяч местных гарнизонных солдат, но буду тебе благодарен, если ты мне их вернешь. Они неплохие ребята, но не сравнятся с твоими бойцами.
— Афраний и Петрей все еще стоят напротив него?
— По ту сторону реки Сикорис, с пятью легионами. А еще два их легиона отсиживаются в Дальней Испании с Варроном. — Луций Цезарь усмехнулся. — Варрон не так уверен, как прочие, что ты проиграешь, и особой активности не развивает. Он в Кордубе.
— Далековато от Иллерды.
— Вот именно. Попробуй устриц.
— Нет. Я предпочитаю кефаль. Твой повар заботливо вынул из нее кости.
— Из этой рыбки их легко вынимать. — Луций Цезарь посмотрел на Цезаря. — Ты, возможно, не знаешь, что Помпей сделал у своих испанских легионеров заем. Они отдали ему все, что имели, и согласились ждать денег, пока тебя не побьют.
— Ага! Помпей уже побирается.
— И поделом. Раз забыл про казну.
Плечи Цезаря затряслись от беззвучного смеха.
— Он теперь этого никогда не забудет.
— Я слышал, мой сын у него.
— Боюсь, что да.
— Он никогда не блистал умом.
— Кстати об уме. Наш род все-таки им не обижен. Один умник мне встретился в Формиях, — сказал Цезарь, переключая внимание на сыры. — Ему сейчас тринадцать лет.
— Кто же это?
— Сын Атии от Гая Октавия.
— Еще один подрастающий Гай Юлий Цезарь?
— Он это отрицает. Говорит, что у него нет военных талантов. Очень спокоен и очень неглуп.
— Стиль жизни Филиппа его не прельщает?
— По-моему, нет. Зато амбиций хоть отбавляй. И он их реализует.
— Но в этой ветви Октавиев никогда не было консулов.
— Они вскоре появятся, вот увидишь.
В конце июня Цезарь привел к Гаю Фабию подкрепление, доведя его силы до шести легионов. Гарнизон Нарбона поблагодарили и отпустили домой.
— Луций Цезарь сказал тебе, что Помпей вытряс из своих испанцев все их сбережения? — спросил Гай Фабий.
— Сказал. Значит, чтобы вернуть свои денежки, они должны нас разбить?
— Для них это единственный выход. Афраний с Петреем тоже обобраны.
— Что ж, доведем их до полного обнищания.
Но казалось, удача покинула Цезаря. Зима, уходя, разразилась ливнями, вызвавшими разливы рек. Своенравная и в засушливые сезоны Сикорис, разбушевавшись, снесла все мосты. А через них к Цезарю доставлялись припасы. Навести же новые переправы, даже когда вода несколько спала, не давали Афраний и Петрей. Дожди продолжались, лагерь Цезаря пришел в жалкое состояние, еда кончалась.
— Ладно, ребята, — сказал Цезарь к солдатам, — нам придется как следует потрудиться.
