— Я слышал, — сказал Курион, с трудом опуская глаза, — что, сделавшись претором, ты намерен распределить всех вольноотпущенников Рима по тридцати пяти трибам. Это действительно так?
— Да, это правда, — самодовольно подтвердил Клодий.
Курион нахмурился, чем только усугубил свое сходство с капризным подростком, хотя ему было уже тридцать два. Отпрыск старинного плебейского рода Скрибониев обладал броской наружностью, ни в малейшей степени не являясь притом образчиком красоты. Острые глазки, прыщавая кожа, ярко-рыжие и, несмотря на старания парикмахера, торчащие во все стороны волосы и вдобавок отсутствие переднего зуба придавали ему разбитной и задиристый вид. Впрочем, за всей этой нагловатостью крылся весьма проницательный аналитический ум, что, однако, не убавляло в его владельце склонности к каверзам и всякого рода проделкам. В юности, например, он и Антоний изображали страстных любовников, немилосердно изводя Скрибония-старшего, а на самом деле успели наделать больше детей, чем любой другой за всю свою жизнь. Но сейчас Курион был серьезен и хмур.
— Клодий, если разместить вольноотпущенников по тридцати пяти трибам, это исказит всю систему трибутных выборов, — медленно сказал он. — Человека, кому принадлежат их голоса — а это в данном случае будешь ты, — невозможно остановить. Все, что ему нужно сделать, чтобы обеспечить выборы людей, которых он хочет, — это отложить выборы до того времени, когда в городе не будет сельских выборщиков. В настоящий момент вольноотпущенники могут голосовать только в двух городских трибах. Но ведь в Риме их полмиллиона! Стоит рассовать этих бывших рабов по остальным трибам, их голоса моментально забьют голоса коренных римлян, сенаторов, всадников. Римские неимущие причислены к четырем городским трибам и не голосуют в трех десятках других! Ты передашь контроль над процессом формирования городской власти в руки неримлян! Греков, галлов, сирийцев, бывших пиратов — все они смотрят на жизнь иначе, чем мы! Да, они стали свободными, получили гражданство. Но мне очень не хочется отдавать им на откуп весь Рим! — Он сердито мотнул головой. — Клодий, Клодий! Никто тебя в этом не поддержит! Никто! Даже я!
— Но мне никто из вас и не нужен, — парировал Клодий.
В разговор вступил мрачный молчун Планк Бурса, только недавно сделавшийся плебейским трибуном.
— Не играй с огнем, Клодий.
— Весь первый класс объединится против тебя, — веско добавил Помпей Руф, другой плебейский трибун.
— Он все равно сделает, что задумал, — хладнокровно заметил Децим Брут.
— Конечно, сделаю. Надо быть дураком, чтобы упустить такой случай.
— А мой младший братец отнюдь не дурак, — пробормотала Клодия и, похотливо посмотрев на Антония, многозначительно облизнула указательный палец.
Тот почесал в паху, потом словно бы ненароком передвинул нечто внушительное по размерам и послал Клодии воздушный поцелуй. Они были давними любовниками.
— Если ты в этом преуспеешь, каждый римский вольноотпущенник будет твоим, — сказал он задумчиво. — И проголосует за любого, на кого ты укажешь. Однако трибутные выборы консулов не пекут. Ты не сумеешь влиять на высшие сферы.
— Консулов? Кому нужны эти консулы? — высокомерно спросил Клодий. — Все, что мне требуется, это десяток плебейских трибунов. С такой поддержкой любой консул передо мной обратится в ничто. А преторы носа не высунут из судов, не имея законодательной власти. Сенат и первый класс думают, что они хозяева Рима. Но истина в том, что власть над Римом берет в руки тот, кто находит к ней правильный путь. Сулла был хозяином Рима. Им стану и я. С голосами вольноотпущенников в тридцати пяти римских трибах и с десятком ручных плебейских трибунов я буду непобедим. И никогда не устрою выборы при скоплении в Риме сельского сброда. Почему, думаете, Сулла назначал для выборов время игр? Ему нужны были сельские трибы, чтобы контролировать Плебейское собрание и получить одного-двух плебейских трибунов. Моим способом я получу всех десятерых.
Курион удивленно воззрился на Клодия, словно никогда его раньше не видел.
— Я всегда знал, что ты малость тронутый, Клодий, но тут ты превзошел самого себя. Эта затея изначально безумна! Даже не пробуй — вот тебе мой совет.
Мнение Куриона многое значило, и вся компания несколько напряглась. Красивое смуглое лицо Фульвии побледнело. Она резко сглотнула и с кривой усмешкой дерзко вскинула подбородок.
— Клодий знает, что делает! Он все продумал.
Курион пожал плечами.
— Тогда пусть у него и болит голова. Но предупреждаю: я выступлю против.
Клодий метнул в Куриона презрительный взгляд, фыркнул, соскочил с ложа и быстро вышел из столовой. Фульвия побежала за ним.
— Они забыли обуться, — меланхолически заметил Помпей Руф, чей интеллект был сродни интеллекту его сестры.
— Я догоню их, — сказал Планк Бурса, тоже срываясь с места.
— Обуйся, Бурса! — крикнул вслед ему Помпей Руф.
Курион, Антоний и Децим Брут переглянулись и расхохотались.
— Зачем вы злите Публия? — спросила Клодилла. — Теперь он будет дуться.
— Пусть подумает! — проворчал Децим Брут.
Клодия на правах старшей в компании укоризненно поцокала языком.
— Я знаю, вы его любите и тревожитесь за него. Однако стоит ли так волноваться? Он всегда перескакивает от одной бредовой идеи к другой и всегда умудряется извлечь из этого пользу.
— Но не сейчас, — вздохнул Курион.
— Он сумасшедший, — добавил Децим Брут.
Антонию все это надоело.
— Мне наплевать, сумасшедший он или нет, — проворчал он. — Мне нужно стать квестором, и как можно скорее! Я лезу из кожи, чтобы добыть лишний сестерций, но становлюсь лишь бедней.
— Не говори, что ты еще не добрался до денег Фабии, Марк, — обронила Клодилла.
— Фабия уже четыре года как умерла, — возмутился Антоний.
— Ерунда, Марк, — сказала Клодия, вновь облизав пальцы. — В Риме полно уродливых дочерей плутократов. Найдешь себе другую Фабию.
— Уже нашел. Это моя двоюродная сестра, Антония Гибрида.
Все встрепенулись, включая Помпея Руфа.
— Прорва деньжищ, — пробормотал Курион, склонив голову набок.
— Поэтому я к ней и подбираюсь. Дядюшка, правда, не выносит меня, но он скорее отдаст ее мне, чем кому-то другому. — Последовал вздох. — Говорят, она пытает рабов, но я из нее это выбью.
— Каков отец, такова и дочь, — усмехнулся Децим Брут.
— Есть еще Корнелия Метелла, она как раз овдовела, — внесла предложение Клодилла. — Старинный, очень старинный род. Много тысяч талантов.
— А что, если она похожа на доброго старого папашу Метелла Сципиона? — спросил Антоний, блеснув рыжевато-карими глазами. — С истязательницей рабов справиться нетрудно, но страсть к порнографии ничем не выбить.
