Поскольку Милон был мускулист, хотя и не очень молод, ему не составило труда очаровать влюбчивую женщину. Поднялся крик. Пуще всех вопил Клодий, даже громче, чем Фауст или Публий Сулла! Признаться, Фауста так и не изжила в себе влечения к молодым и физически развитым ухажерам. Дошло до того, что однажды Милон взял в руки кнут и самолично выпорол некоего Гая Саллюстия Криспа. Рим был доволен, хотя и не знал, что Милон выпорол и Фаусту, обуздав ее нрав.
К сожалению, Фауста пошла не в отца, в юности записного красавца. Нет, она походила на своего двоюродного деда, знаменитого Метелла Нумидийского. Грузная, коренастая, сварливая. Но все женщины одинаковы в темноте, поэтому Милон получал от нее точно такое же удовольствие, как от красоток, с которыми развлекался.
Помня о порке, Фауста не пыталась возражать. Она с тоской посмотрела на мужа и, хлопнув в ладоши, позвала своих слуг и рабынь.
Милон ушел и закрылся в секретной комнате со своим вольноотпущенником Марком Фустеном, который не носил имя Тит Анний, потому что стал клиентом Милона после освобождения из школы гладиаторов. Фустен было его собственное имя, имя римлянина, приговоренного к гладиаторскому бою за убийство.
— Планы несколько изменились, — отрывисто заговорил Милон. — Мы едем в Ланувий по Аппиевой дороге. Какая удача! Все знают, что я уже второй месяц собираюсь в мой родной город, чтобы назвать нового фламина. Никто не сможет сказать, что у меня не имелось причины оказаться на Аппиевой дороге. Никто!
Фустен, почти столь же крупный, как и его патрон, промолчал, но кивнул.
— Фауста решила ехать со мной, поэтому нам нужна большая коляска.
Новый кивок.
— Найми еще несколько повозок для слуг и для багажа. Мы там задержимся на какое-то время. — Он помахал запечатанным свитком. — Отправь это Квинту Фуфию Калену. Поскольку я еду с женой, у меня есть повод прихватить компаньона. Кален нам подойдет.
Фустен кивнул еще раз.
— Нам также нужна полная охрана. — Милон кисло улыбнулся. — Фауста, несомненно, захочет взять все свои драгоценности, не говоря уже о столе из цитрусового дерева, который она обожает. Сто пятьдесят человек, Фустен. Все в кирасах, шлемах, с хорошим вооружением.
Фустен кивнул.
— И немедленно пришли ко мне Биррию и Эвдама.
Фустен кивнул и ушел.
Близился вечер, но Милон все еще хлопотал, отдавая распоряжения. Только когда совсем стемнело, он позволил себе удовлетворенно откинуться на подушки, чтобы насладиться запоздалым обедом. Все было сделано. Квинт Фуфий Кален пришел в восторг от предложения проветриться с другом, Марк Фустен подготовил лошадей для эскорта, а у повозок и просторной двуколки проверили каждую ось.
На рассвете явился Кален. Милон и Фауста неспешно дошли с ним до Капенских ворот. Там толпились конники и стояла двуколка.
— Чудесно! — промурлыкала Фауста, усаживаясь на мягкое сиденье спиной к мулам.
От этих животных можно ждать всякого, на что воспитанной женщине смотреть неприлично. Напротив нее сели Милон и Кален, с удовольствием обнаружив перед собой небольшой столик для игры в кости и для походной трапезы. На остальных местах возле Фаусты устроились ее горничная и слуга.
Как и все римские экипажи, двуколка не имела рессор, чтобы сгладить дорожную тряску, но дорога между Римом и Капуей была практически ровной, покрытой слоем хорошо утрамбованной цементной пыли, которую в знойную пору время от времени поливали. Неудобство езды по ней заключалось в непрерывной вибрации, а не в толчках. Естественно, челяди, разместившейся на менее комфортабельных транспортных средствах, приходилось хуже, чем господам, но все были счастливы сменить обстановку и в приподнятом настроении доехали до развилки, где свернули на Аппиеву дорогу, оставив Латинскую в стороне. Фауста взяла с собой всех своих служанок, парикмахеров, банщиц, косметологов, прачек, а также музыкантов и другую челядь. Милона сопровождали его личный слуга, виночерпий, камердинер, несколько поваров и три пекаря. У всех рабов, занимавших высокие должности, имелись собственные рабы. Всего, включая охрану, к Ланувию двигалось около трехсот человек. Колонна перемещалась со скоростью пяти миль в час, всем было весело, и все нисколько не сомневались, что путешествие благополучно закончится где-то часов через семь.
Аппиева дорога являлась одной из самых древних римских дорог и принадлежала Клавдиям Пульхрам — роду, к которому относился и Клодий, — ибо она была построена Аппием Клавдием Слепым и обязанность содержать ее в порядке на отрезке между Римом и Капуей легла на его потомков. Вдоль этой дороги всех Клавдиев и хоронили. Не только их, разумеется, и не особенно кучно. Линия памятников была не сплошной и порой прерывалась.
Публий Клодий с удовлетворением убедился, что умирающий Кир беспокоился понапрасну. Все было в норме, и не имелось никаких причин сомневаться, что величественное строение будет неколебимо стоять над отвесным обрывом. О, какое место для виллы! Ее горделивый и дерзостный вид еще заставит задохнуться от зависти Цицерона, этого интригана и сплетника, этого cunnus, осмелившегося воздвигнуть себе новый дом такой высоты, что тот заслонил в доме Клодия вид на Форум. О, он не раз проедет по Аппиевой дороге мимо лучшей в Италии виллы, делаясь в приступах безудержной злости зеленее лугов Лация!
Фактически проверка расчетов старого грека заняла мало времени, и Клодий мог уже к утру попасть в Рим. Однако ночь выдалась темной, безлунной, так зачем рисковать? Не лучше ли заночевать в собственном небольшом поместье невдалеке от Ланувия, а когда рассветет, отправиться в путь? Тамошняя челядь найдет, чем накормить хозяина и его свиту, а рабы, у которых всегда есть что-то в загашнике, позаботятся о себе сами.
С восходом солнца он уже несся по Аппиевой дороге в сторону Рима. Его подстегивало стремление поскорее увидеться с Фульвией, без которой он очень редко куда-либо выезжал. Но она занедужила, и Клодий гнал скакуна, а эскорт опечаленно поспешал за ним следом. Нет, без Фульвии Клодий делался просто невыносимым! Все это знали, но приходилось терпеть.
Через пару часов Клодий легким галопом проскакал мимо Бовилл, не обращая внимания на отпрыгивавших к обочинам хуторян, равно как и на их овец, лошадей, свиней, кур и мулов. День был базарным, но уже в миле от этого гудящего города не осталось никаких признаков обитания, хотя до Сервиевой стены Рима было всего тринадцать миль. Земля по обе стороны дороги принадлежала молодому всаднику Титу Сертию Галлу, у которого хватало денег, чтобы противостоять многочисленным предложениям о продаже этих роскошных пастбищ. В полях паслись красивые лошади его завода. Но великолепная вилла стояла так далеко от дороги, что ее не было видно. Единственной постройкой на дороге была небольшая таверна.
Впрочем, вдали виднелось что-то еще.
— Кто-то едет, их много, — сказал давний друг Клодия Скола, настолько давний, что они уже и не помнили, где сошлись и когда.
— Хм, — буркнул Клодий, взмахом руки приказывая своим людям посторониться.
