— Если ты возражаешь, Кассий, тогда встань слева от курульного возвышения, — ответил Требоний.
Кипя от злости, Кассий встал слева, с традиционно терпящей поражение стороны. Так все и вышло. Только немногие встали с ним рядом, в том числе Кассий, Брут, Луций Цезарь, Луций Пизон, Кальвин и Филипп. Но почти вся палата во главе с Антонием встала справа.
— Не думаю, что мое преторство стоит того, чтобы голосовать за почести, воздаваемые лишь богу, — сказал за обедом Кассий Бруту, Порции и Тертулле.
— Я тоже так думаю! — звенящим голосом воскликнула Порция.
— Кассий, дай Цезарю время. Пожалуйста! — попросил Брут. — Я не верю, что все это организовал он сам. Правда не верю. Думаю, он ужаснется, узнав.
— Они нарочно позорят его, — сказала Тертулла, которую не покидало двойственное чувство: гордость, что она — дочь Цезаря, и боль, что он так ее и не признал, хотя бы неофициально.
— Конечно, все это сделано с его ведома! — крикнула Порция, метнув на Брута сердитый взгляд.
— Нет, любовь моя, ты не права, — настаивал Брут. — Предложения выдвинуты людьми, которые пытаются подлизаться к нему, а палата утвердила их, полагая, что Цезарь все это одобрит. Но есть два важных момента. Во-первых, Марк Антоний по уши в том, что происходит, и во-вторых, те, кто выдвигал предложения, дождались случая и выступили, когда сделалось ясно, что Цезарь наверняка не заглянет в сенат.
То, что Цезарь не сразу узнал о скандальных декретах, объяснялось просто. Объем работы, его занимающей, был так велик, что он отложил их в сторону, не читая. Он раздражал Клеопатру тем, что и во время устроенного ею приема что-то просматривал и почти ничего не ел.
— Ты слишком много работаешь! — выговаривала она ему. — Хапд-эфане говорит мне, что ты не хочешь пить свой сироп лишь потому, что он сделан не из фруктового сока. Цезарь, даже если это тебе не нравится, ты должен пить сироп! Или ты хочешь, чтобы у тебя случился приступ?
— Со мной все будет хорошо, — ответил он машинально, глядя в свои бумаги.
Она вырвала у него лист и поднесла к его носу бокал с жидкостью.
— Пей! — приказала она.
Правитель мира покорно подчинился, но потом вновь уткнулся в бумаги и поднял голову только тогда, когда Марк Тигеллий Гермоген, аккомпанируя себе на лире, принялся исполнять арии, сочиненные им на слова греческой поэтессы Сапфо.
— Музыка — это единственное, что может отвлечь его от работы, — прошептала Клеопатра Луцию Цезарю.
Луций Цезарь сжал ее руку.
— По крайней мере, хоть что-то его отвлекает.
Почести множились. Младший брат Марка Антония Луций, ставший плебейским трибуном десятого декабря, отличился, предложив Плебейскому собранию дать Цезарю право рекомендовать половину кандидатов на все выборы, кроме консульских, и право назначать всех магистратов, включая консулов, пока он находится на Востоке. На первом же общем собрании предложение узаконили, что противоречило конституции, но было санкционировано Требонием.
— Для Цезаря все конституционно, — заявил он.
Цицерон, которому позже рассказали об этом, нашел, что подобное утверждение в устах преданного сторонника Цезаря звучит несколько странно.
В середине декабря Цезарь назвал имена тех, кто должен был занять консульские посты через год: Авл Гиртий и Гай Вибий Панса. После них консулами станут Децим Юний Брут и Луций Мунаций Планк. И никто не высказался за Марка Антония.
Затем сенат назначил Цезаря диктатором в четвертый раз, хотя его третий срок еще не закончился.
Плебейский трибун Луций Кассий, очевидно, мало разбирался в законах. Он потребовал, чтобы Плебейское собрание постановило разрешить Цезарю назначать новых патрициев. Это было совсем незаконно, поскольку патрициат абсолютно не имел ничего общего с плебсом. Цезарь, правда, назначил одного нового патриция, но и только, — своего контубернала и внучатого племянника Гая Октавия, занятого приготовлениями к походу. «Да, теперь ты патриций, но твой военный ранг не повысили», — довольно резко сказал ему Филипп. Октавий спокойно отнесся к замечанию, его больше волновало, как упросить мать не нагружать его предметами комфорта и роскоши, которые, как он теперь знал, дают повод считать его неженкой.
В первый день января новые консулы и преторы без каких-либо помех приступили к своим обязанностям. В ночных знаках не обнаружилось ничего из ряда вон выходящего, жертвенных белых быков надлежащим образом предварительно одурманили, и праздник на Капитолии, в храме Юпитера Наилучшего Величайшего, прошел хорошо. Теперь младший консул Марк Антоний повсюду расхаживал с важным видом, игнорируя Долабеллу, который ухмылялся, держась в стороне и зная, кто возьмет верх, когда Цезарь уедет.
Одной из обязанностей старшего консула в первый день года было определение даты латинского праздника, праздника Юпитера Лация, проводимого на горе Альбан. Обычно его отмечали в марте, как раз перед началом сезона кампаний, но Цезарь, который хотел сам председательствовать на празднике, объявил, что тот пройдет в январские ноны.
Юлии были наследственными жрецами Альбы Лонги, города более древнего, чем Рим. А старший консул из рода Юлиев имел право надевать регалии царя Альбы Лонги на латинский праздник. Конечно, сама Альба Лонга канула в небытие с тех пор, как молодой Рим сровнял ее с землей и ничего на том месте заново не построил. Но она была основана Юлом, сыном Энея и Юлии, и его прямые потомки оставались царями этого города и одновременно верховными жрецами.
Чтобы проверить состояние облачения царя Альбы Лонги, Цезарь открыл душистый кедровый сундук, осмотрел мантию и не нашел в ней никаких изъянов. Последний раз он надевал ее пятнадцать лет назад, в свое первое консульство. Будучи очень рослым, он тогда был вынужден заказать новую пару высоких ярко-алых ботинок. Теперь они выглядели немного помятыми. Надо примерить, подумал он и обулся. Прохаживаясь в них, он заметил, что боль, которую он ощущал в ногах в последнее время, чудесным образом его не беспокоит. И направился к Хапд-эфане.
— Почему я сам не подумал об этом? — воскликнул раздосадованный жрец-врач.
— О чем не подумал?
— Цезарь, твои вены расширены, а повседневная римская обувь слишком короткая, она не сдавливает расширенные кровяные сосуды. А эти ботинки туго зашнуровываются до колен. Вот почему боль в твоих ногах утихла. Тебе нужно носить высокие ботинки.
— Edepol! — воскликнул Цезарь и засмеялся. — Я сейчас же пошлю за моим сапожником, но поскольку члены моей семьи являются жрецами Альбы Лонги, то почему бы мне не походить в этой обуви, пока он не сошьет что-то подобное обычного, коричневого цвета? Молодец, Хапд-эфане!
И Цезарь ушел, чтобы сесть на ростре и заняться разбором жалоб, касающихся финансовых нарушений.
Тут же к нему торжественной процессией подошли младший консул Марк Антоний, экс-младший консул Требоний, экс-претор Луций Тиллий Кимбр, экс-претор Децим Брут и двадцать тщательно отобранных сенаторов-заднескамеечников. Шестеро младших магистратов держали в руках серебряные таблички размером с бумажный лист. Недовольный тем, что его прервали, Цезарь поднял голову и хотел было прогнать непрошеных визитеров, но Антоний выступил вперед и почтительно преклонил колено.
