Но это все было уже не для ушей Марка Антония, который пожал плечами и поскучнел. Он не умел фиксировать внимание на всяческих мелочах, в отличие от Октавиана.
— Да, да, но время идет, а я хочу покончить с этим сегодня, а не через месяц. — Он напустил на себя умный вид. — Конечно, мы должны иметь некоторые подтверждения нашей взаимной и доброй веры друг в друга. Лепид и я помолвили наших детей. Ты холост, Октавиан. Как насчет того, чтобы породниться со мной?
— Я помолвлен с Сервилией Ватией, — невыразительно произнес Октавиан.
— О, Ватия не обидится, если ты разорвешь помолвку! Старшей дочери моей Фульвии, Клавдии, восемнадцать лет. Подойдет? Потрясающий набор предков! Юлии, Гракхи, Клавдии, Фульвии. Учти, все это унаследуют твои дети. Ты не найдешь лучше родословной для них!
— Да, не найду, — с внезапной готовностью согласился Октавиан. — Считай меня помолвленным с Клавдией, если Ватия согласится.
— Не помолвленным, а женатым на ней, — твердо сказал Антоний. — Лепид проведет церемонию, как только мы вернемся в Рим.
— Как пожелаешь.
— Ты должен будешь снять с себя обязанности консула, — напомнил очень довольный Антоний.
— Да, разумеется, я сделаю это. Кого ты предлагаешь назначить суффектами до конца года?
— Гая Каррината старшим и Публия Вентидия младшим.
— Они — твои люди.
Проигнорировав это замечание, Антоний продолжил:
— Лепид пойдет на второй срок в следующем году, а Планк будет его младшим коллегой.
— Да, нам определенно надо иметь старшим консулом одного из нас на следующий год. А потом?
— Ватию делаем старшим, моего брата Луция младшим.
— Мне жаль, что Гая Антония уже нет.
Навернулись слезы. Антоний судорожно сглотнул.
— Я заставлю Брута заплатить за убийство моего брата! — гневно проговорил он.
В душе Октавиан думал, что Брут оказал всем большую услугу, избавив Рим от Гая Антония, этого жуткого олуха, но он принял сочувственный вид, а потом сменил тему.
— Ты подумал, как узаконить наше объединение? — спросил он.
— Через плебс, это обычное дело. На пять лет суперконсульские полномочия — imperium maius — даже в самом Риме. Вместе с правом назначать консулов. В пределах Италии мы все трое должны иметь равную власть и править вместе, но за пределами Италии, я думаю, наше влияние следует разделить в рамках провинций. Я возьму Италийскую Галлию и Дальнюю Галлию. Лепид может взять Нарбонскую Галлию и обе Испании, потому что я собираюсь просить Поллиона поехать легатом в мои провинции. Пусть на практике учится управлять.
— Тогда мне остаются, — мягко и даже с некоторой долей униженности сказал Октавиан, — обе Африки, Сицилия, Сардиния и Корсика. Э-э-э… зерноснабжение. Не очень хороший набор территорий из тех, о каких я слышал. Губернатор Африки Вет помаленьку воюет с губернатором Новой Африки, а Секст Помпей использовал отданный ему сенатом флот для того, чтобы забрать наши продуктовые транспорты задолго до того, как суд Педия осудил его.
— Недоволен тем, что тебе досталось, Октавиан? — спросил Антоний.
— Скажем так, Антоний. Я не буду жаловаться, если у меня будут полные и равные с вами права на командование, когда мы пойдем на восток — решать вопрос с Брутом и Кассием.
— Нет, на это я не согласен.
— А у тебя нет выбора, Антоний. Мои легионы ничего другого не примут, а ты не сможешь без них идти на восток.
Антоний вскочил с кресла и зашагал к воде, Лепид в испуге бросился следом.
— Успокойся, Антоний, — прошептал он ему. — Мы договариваемся на равных началах, по-твоему все быть не может. Он и так сделал большие уступки. И он прав в отношении своих легионов: они за тобой не пойдут.
Последовала длинная пауза. Антоний хмуро смотрел на воду, Лепид держал Антония за руку. Затем Антоний резко повернулся и возвратился на место.
— Ладно. У тебя будут равные с нами права в командовании, Октавиан.
— Хорошо. Значит, договорились, — доброжелательным тоном сказал Октавиан и протянул руку.
Из всех глоток на обоих берегах вырвался радостный крик. Триумвират стал реальностью.
На другой день лишь одна вещь вызвала несогласие между ними. Возник вопрос, в каком порядке триумвиры войдут в Рим.
— Вместе, — сказал Лепид.
— Нет, в три дня, — возразил Антоний. — Я войду первым, Октавиан — вторым, а ты, Лепид, войдешь третьим.
— Первым войду я, — твердо сказал Октавиан.
— Нет, я, — сказал Антоний.
— Я войду первым, Марк Антоний, потому что я — старший консул, и пока еще нет ни одного закона, дающего тебе или Марку Лепиду какие-нибудь права. Вы все еще враги народа. Даже если бы вы не были ими, каждый из вас, пересекши померий, лишился бы полномочий и сделался частным лицом. Это бесспорно. Я должен войти первым, чтобы аннулировать ваш статус изгоев.
Как бы ни выходил из себя Марк Антоний, у него не было выбора. Пришлось согласиться. Октавиан должен войти в Рим первым.
2
Большая часть Италийской Галлии представляла собой наносную плоскую равнину, рассекаемую рекой Пад и ее многочисленными притоками. Если дождей долго не было, местные фермеры имели возможность принудительно орошать земли, поэтому в регионе всегда хватало зерна, хранилища от него просто ломились. Самым поразительным было то, что эта житница, вплотную соседствовавшая с Италией, не могла обеспечить Италию ни бобовыми, ни пшеницей. Апеннинский горный хребет пересекал верх «сапога» с востока на запад и смыкался с прибрежными Альпами в Лигурии, образуя барьер, исключающий переправку зерна по суше. И по морю оттуда ничего нельзя было послать — мешали сильные ветры, всегда дующие с севера, относя корабли к югу. По этим причинам триумвиры решили оставить свои легионы в Италийской Галлии и отправиться в Рим в сопровождении только некоторых отборных когорт.
— Как бы там ни было, — сказал Октавиан Поллиону, с которым делил двуколку, — поскольку кормить Рим и Италию теперь выпало мне, я начну посылать обозы за пшеницей из западной части провинции через Дертону по берегу Тусканского моря. Этот маршрут вполне проходимый, просто никто не пробовал делать так.
Поллион с восхищением посмотрел на своего спутника, вдруг осознав, что с тех пор, как они ушли из Бононии, этот молодой человек не перестает размышлять. Его ум, решил Поллион, точен, эффективен и всегда занят. Прежде всего логистикой, а потом уже логикой, ибо его интересуют самые обыкновенные вещи. Если дать ему мешок бобов и попросить их пересчитать, он сделает это — и не ошибется в счете, будь там этих бобов хоть миллион. Неудивительно, что Антоний презирает его! Пока Антоний мечтает о воинской славе, чтобы стать Первым человеком в Риме, Октавиан прикидывает, как накормить людей. Пока Антоний сорит деньгами налево и направо, Октавиан ищет способы их сэкономить и получить результат, не переплатив. Октавиан не прожектер, он планирует все наперед. Поллион понадеялся, что ему удастся прожить достаточно долго, чтобы увидеть итоги трудов Октавиана.
