— О, они старые, умудренные опытом воины сражений и Форума. Пока Рим и Италия сыты, пока поступает зерно, им все равно, что я делаю. Или с кем я торгуюсь, Секст Помпей. Можно задать тебе вопрос?
— Давай.
— Чего ты хочешь?
— Сицилию, — ответил Секст. — Я хочу получить Сицилию. Мирным путем.
Октавиан медленно кивнул.
— Хорошая цель для моряка, контролирующего зерновые пути. И вполне достижимая.
— Я на полпути к ней, — сказал Секст. — Я контролирую побережья и заставил Помпея Вифинского… э-э-э… признать меня своим согубернатором.
— Конечно, он ведь тоже Помпей, — спокойно заметил Октавиан.
Оливковая кожа покраснела.
— Но не из моего рода! — резко возразил Секст Помпей.
— Не из твоей. Его отец был квестором у Юния Юнка, когда сам Юнк был губернатором провинции Азия, а мой отец присоединил Вифинию к Риму. Они заключили сделку. Юнк взял трофеи, Помпей взял его имя. Первый Помпей Вифинский тоже не имел каких-либо выдающихся качеств.
— Цезарь, я правильно понял, что, если я приму командование сицилийским гарнизоном и прогоню второго Помпея Вифинского, ты сделаешь меня губернатором Сицилии?
— Правильно, — ласково подтвердил Октавиан. — То есть при условии, что ты согласишься продавать зерно Риму триумвиров по десять сестерциев за модий. В конце концов, ты полностью устранишь посредников, когда станешь хозяином латифундий и транспорта. Мне кажется, что ты нацелен на это?
— О да. Урожай и зерновой флот будут принадлежать только мне.
— Ну тогда… твои расходы уменьшатся так, что ты выиграешь намного больше, продавая зерно по десять сестерциев за модий, чем выигрываешь сейчас, продавая его всем и каждому по пятнадцать.
— Это правда.
— Другой, очень важный вопрос. Ожидается ли в этом году урожай на Сицилии? — спросил Октавиан.
— Да. Не огромный, но все-таки урожай.
— Теперь проблема Африки. Довольно болезненная. Если Секстилию в Новой провинции удастся одержать верх над Корнифицием в Старой, и африканское зерно снова потечет в Италию, ты, естественно, перехватишь его. В этом случае не согласишься ли ты продавать мне все, что захватишь, по десять сестерциев за модий?
— Да, при условии, что я на Сицилии буду один, а колонии ветеранов вокруг Вибона и Регия в Бруттии ликвидируются, — ответил Секст Помпей. — Вибону и Регию нужны свои земли.
Октавиан протянул руку.
— Согласен!
Секст Помпей пожал ее.
— Решено.
— Я сразу напишу Марку Лепиду и перенесу колонии ветеранов к рекам Брадан близ Метапонта и Акирид близ Гераклеи, — сказал довольный Октавиан. — Рим совсем позабыл об этих землях, они так далеко. Но там живут греки, у них нет политических амбиций.
Два молодых человека расстались друзьями, но сознавая, насколько недолговечен их устный дружеский договор. Как только обстановка позволит, триумвиры (или освободители) прогонят Секста Помпея с Сицилии и постараются вытеснить с моря. Но сейчас сделка удовлетворяла обоих. Одному Рим и Италия будут пока что платить за зерно по прежней цене, у другого зерна будет достаточно, чтобы италийцы и римляне не голодали. Лучший вариант в столь засушливый год, думал Октавиан. Его нисколько не волновала судьба Авла Помпея Вифинского, отец которого оскорбил его божественного отца. Что касается Африки, то Октавиан написал Публию Ситтию, сидевшему с семьей в своем нумидийском поместье, и попросил его, ради божественного Юлия, помочь Секстию, в ответ на что брата Ситтия вычеркнут из проскрипционного списка, а конфискованное имущество будет полностью ему возвращено. Город Калы мог открыть свои ворота.
Отпустив четверых заложников, Секст Помпей отплыл.
— Что ты о нем думаешь? — спросил Октавиан Агриппу.
— Что он достойный сын великого человека. С его падениями и успехами. Он ни с кем не будет делить власть, даже если посчитает кого-нибудь из триумвиров или убийц равным себе на море.
— Жаль, что мне не удалось сделать из него своего преданного сторонника.
— И не удастся! — решительно сказал Агриппа.
— Агенобарб исчез, а куда и насколько, не знаю, — сказал Кальвин Октавиану, когда тот прибыл в Брундизий. — Нас блокируют только шестьдесят кораблей Мурка. Они очень хорошие, и Мурк тоже хорош, но Сальвидиен дрейфует на значительном удалении от Брундизия, его не видно. У нас есть все резоны считать, что Мурк не знает о нем. И я думаю, Октавиан… Антоний тоже согласен… что мы должны нагрузить до отказа все транспорты, какие тут есть, и уплыть в Македонию.
— Решай сам, — сказал Октавиан.
Он понял, что сейчас не время упоминать о переговорах с Секстом. И ушел снова писать в Рим — Лепиду, чтобы удостовериться, что этот слизняк получил его письмо.
Порт Брундизий имел замечательную гавань со множеством рукавов и почти бескрайним причалом. Всего за два дня стонущих, хныкающих солдат погрузили на четыреста транспортов, которыми располагали триумвиры. Каким-то чудом центурионам с руганью удалось затолкать на эти суда восемнадцать из двадцати легионов. Люди и мулы стояли вплотную, вследствие чего и так малопригодные для плавания лохани осели настолько, что вряд ли смогли бы пережить даже намек на шторм.
В отсутствие Агенобарба Стай Мурк решил спрятаться за островом в узкой гавани, чтобы атаковать любой появившийся в море корабль. В это время года он имел преимущество, ибо единственный ветер, который пошел бы на пользу триумвирам, был западным, а сейчас, в сезон пассатов, задували лишь северные ветра.
В календы секстилия транспорты двинулись в море, практически скопом, прижимаясь друг к другу настолько, насколько им позволял размах весел. К началу массового исхода подоспел и Сальвидиен. Гонимый свежим юго-западным ветром, он развернул свой флот дугой вокруг острова, запирая Мурка. Мурк мог бы вырваться, но не без боя, а он находился возле Брундизия вовсе не для того, чтобы драться. Он сидел там для того, чтобы топить транспортные суда. О Агенобарб, почему ты сбежал, как только услышал о предполагаемой второй египетской экспедиции?
Не имея возможности что-либо предпринять, Мурк был вынужден наблюдать, как транспорты покидают Брундизий. Они шли мимо весь день и почти всю ночь, освещая себе путь кострами с высоких стропильных башен. Антоний когда-то построил их в тактических целях, но тогда они ему не понадобились, зато неожиданно пригодились теперь. Западная Македония была в восьмидесяти милях. Половина кораблей направлялась в Аполлонию, половина в Диррахий, где, если повезет, их будут ждать кавалерия, тяжелое оборудование, артиллерия и обоз, посланные туда из Анконы в начале года.
Если в Италии была засуха, то в Греции и Македонии вообще стояла великая сушь, даже на этом, обычно влажном побережье Эпира. Дождей, которые так преследовали других генералов, от Павла до Цезаря, все не было, их и не ожидалось, а копыта кавалерийских лошадей, волов и запасных мулов везде, где шла армия, превращали любую былинку в труху, которую подхватывали пассатные ветры и несли через море к Италии.
